Девочка у моста

–Могло статься и так, что ваша внучка задолжала крупную сумму и стала наркокурьером, чтобы вернуть долг,– предположил Конрауд.– Не исключено, что потом у нее возникли какие-то сомнения и она оставила часть ввезенной партии себе, чтобы применить ее по прямому назначению, за что в результате и поплатилась. Возможно, она украла наркотики у тех людей. Или у Ласси. Воровать у наркоторговцев – не блестящая идея. Значит, вам неизвестно, как она распорядилась той партией?
Женщина молчала.
–Вы ее нашли?
Она кивнула.
–Вы нашли ее тогда же, когда и мобильник?
Женщине не оставалось ничего иного, как снова кивнуть:
–Порошок по-прежнему в тех отвратительных кулечках,– сказала она.– Полиции мы сказали, что не знаем, где наркотики,– тогда мы и правда не предполагали, что Данни хранит эту дрянь прямо здесь, в нашем доме.
–Покажете мне те кулечки?– спросил Конрауд, вынимая телефон, чтобы позвонить Марте.– Вы к ним не прикасались?
–Нет… То есть я нашла сумку и открыла ее. Понимаете?.. Это было… Данни вылетела из дома, как фурия… А наркотики остались здесь.
–Все?
–Там не только кулечки. Там гораздо больше, чем только кулечки. Гораздо…
 
19
Марта позвонила Конрауду сразу после полуночи. Она по-прежнему находилась в доме супругов, где обнаружилась спортивная сумка, доверху забитая резиновыми мешочками, которые содержали наркотики, разведенные водой. Сумка принадлежала Данни, которая припрятала ее – правда, не особо тщательно – на верхней полке шкафа в своей комнате. Выходило, что девушка перевозила наркотики не только в собственном теле: всумке нашлись упаковки наркотиков, а также стероиды, которые она, видимо, привезла из-за границы в багаже.
–Тут наркоты на миллионы крон – если не на десятки миллионов,– тяжело дышала в трубку Марта.– А тебя-то сюда каждый раз каким ветром заносит?– Конрауд догадался, что Марта курит, и живо представил себе, как она стоит перед домом погибшей девушки со своей неизменной ментоловой сигаретой в зубах. Его бывшая коллега явно пребывала не в лучшем настроении – времени первый час ночи, и она наверняка валится с ног от усталости, мечтая поскорее оказаться дома.
–Я и сам не знаю, Марта,– они не оставляют меня в покое,– ответил Конрауд.– Однако не слишком ли много там всего для одной доставки?
–Вот и я о том. Мы осмотрели ее чемодан – подкладка распорота, а потом снова зашита. В общем, там двойное дно, где она и припрятала наркотики. Этой девице просто повезло, что ее не застукали на таможне, она сильно рисковала.
–Она и родственникам призналась, что занималась контрабандой.
–Бедняги – на них лица нет от горя. Нам, конечно, еще остается выяснить, была ли она всего лишь курьером или ввозила вещества для личного пользования, ну или для своего ухажера. Как бы там ни было, на наркотики нужны деньги, а у девицы-то, как я вижу, их особо много не водилось. Надо поскорей отыскать этого Ласси. Наши ребята из отдела по борьбе с оборотом наркотиков держат ухо востро, но им наверняка еще потребуется время – парень, видимо, ударился в бега. Его дом под постоянным наблюдением, но он там пока так и не появлялся.
–Значит, возможно, смерть девушки не была случайной?– спросил Конрауд.
–Пока все так и выглядит,– ответила Марта.– Тут все гораздо любопытнее по причине того, что речь идет о контрабанде. Может, еще и криминалисты в ее смартфоне что-нибудь стоящее обнаружат.
–Сообщения Ласси показались мне совсем уж отчаянными. Видимо, девушка действительно обязалась передать кому-то наркотики, но так этого и не сделала…
–Вероятно.
–Интересно, почему?
–Коллеги из отдела по борьбе с оборотом наркотиков тоже тут, и мы как раз обсуждали возможность использовать всю эту кучу веществ в качестве приманки – может, кто-то и клюнет. Опять же, если Данни не привезла их для самой себя. А еще мы отправим сообщение Ласси с ее телефона – назначим ему встречу в определенном месте и в определенное время – глядишь и заманим его в ловушку.
Они говорили еще несколько минут, пока Марта не потушила сигарету и не сказала, что отправляется домой. На прощание Конрауд заметил, что если полицейские и правда собираются устроить западню возможным получателям наркотиков, то им стоит поторопиться: на данный момент немногим было известно, что Данни, возможно, погибла насильственной смертью, но рано или поздно эта новость просочится. Марта в свою очередь настоятельно посоветовала Конрауду больше не думать обо всей этой истории, а как следует выспаться.
Однако сон никак не желал приходить, поэтому Конрауд уселся за обеденный стол, на котором были разложены бумаги его отца, и стал размышлять о своей беседе с бывшим учителем – и по совместительству поэтом – обнаружившим в Тьёднине тело той девочки. Вопрос о кукле явно застал Лейвюра Дидрикссона врасплох – ему потребовалось некоторое время на раздумья, прежде чем он ответил, что видел игрушку в руках у матери Нанны в том самом бараке на Скоулавёрдюхольте. Лейвюр принимал как данность, что кукла утеряна,– а точнее, что она давным-давно оказалась на какой-нибудь свалке. Но Конрауд придерживался иного мнения: обычно люди хранили предметы, связанные с подобными событиями. Может, ему стоит прокатиться в Кеблавик и попробовать восстановить последовательность переездов матери Нанны? Вероятно, поговорить об этом с Эйглоу тоже не лишено смысла. После их ссоры в кафе Конрауд с ней так больше и не общался. Ему хотелось вернуться к той теме и донести до Эйглоу свою точку зрения, но он посчитал, что ей необходимо дать время, чтобы справиться с гневом.
В бог знает какой раз Конрауд принялся перекладывать лежащие на столе документы, пытаясь вспомнить, не упоминал ли его отец экстрасенсов или ясновидящих – или даже не рассказывал ли он о своем сотрудничестве с кем-нибудь из таких людей – незадолго до гибели. Ничего воскресить в памяти ему так и не удалось, однако следовало признать, что на его воспоминания о том периоде особо полагаться было нельзя: они в основном были довольно туманными и спутанными. Тогда он пил сверх всякой меры, чтобы заглушить в себе чувство гнева, которое испытывал не только по отношению к отцу, но и к матери, бросившей его, когда он был еще совсем ребенком, и уехавшей жить к своей сестре в восточные фьорды. Помимо ненадежности его воспоминаний, дело заключалось и в том, что отношения Конрауда с отцом в течение года до смерти последнего были далеки от идеальных. Конрауд отца терпеть не мог – он сутками не возвращался домой, ночуя то у друзей, то у очередной девушки, а иногда и на лестничных клетках. В районах Хауалейти и Стоурагерди как раз вырастали новые многоквартирные дома, и если Конрауд вдруг забредал в те края, то он вполне мог прошмыгнуть в какой-нибудь подъезд и отоспаться в нем, пока не протрезвеет.
Одна из последних услуг, что Конрауд оказал отцу, заключалась в том, чтобы съездить с ним к задолжавшему отцу ресторатору и взыскать с него причитающуюся сумму. К тому времени Конрауд уже почти не имел с отцом никаких дел по причинам, о которых было лучше не упоминать вслух. Отец в огромных количествах скупал алкоголь у экипажей торговых судов или у работников военной зоны в Кеблавике, а потом перепродавал его как частным лицам, так и хозяевам ресторанов в Рейкьявике и близлежащих городках. Был среди них и Сванбьётн.