Роман после драконьего развода

—Ааааааа!— разнесся ультразвук по округе и был приглушен дождем.
Дочка испугалась, кричала и цеплялась за мою ногу.
—Папа! Папочка! Ааааааааа…
Огонь! Жуткий страх за детей взвинтил всю мою систему восприятия.
Боль в голове? Мне пытаются снять скальп?
Не думаю.
Лишь ощущаю, как сжимаю плачущего младенца и вгрызаюсь зубами в руку, которая мелькает перед лицом. Как собака, почувствовав жертву, сжала челюсть. До щелчка, до хруста в ушах. Горячая жидкость потекла в мое горло. Чтобы не захлебнуться, глотаю чужую кровь. Жар носиться по телу и ищет выход.
Так пусть этот уебо… Ощутит всю мою жажду его смерти!
Нет! Слишком легко умереть! Пусть мучается! Ему нельзя иметь детей! Такому подонку их даже видеть нельзя!
Меня отшвыривают в сторону. Падаю и выбиваю дверь собственным телом. В руках орет сын, где-то пищит дочка. В ушах стучит пульс, а в проеме виден крошечный кусочек неба. На темном фоне красуется белое ничтожество.
—Тварь!— кричу в спину бегущему гаду.— Ху@ ты чаще будешь видеть, чем детей! А если еще раз явишься, то и этого лишу!
Тучи развеивались над головой, а я понимала насколько здесь бессильна. Меня тут за пустое место принимают. И пока я ничего толком и не сделала, чтобы изменить данное представление.
Но знаю, что не просто поднимусь с колен, но и обязательно вернусь в Даарию и заставлю бывшего ползать у себя под ногами. Будет обувь мою облизывать!
—Хр-хр-хр,— вырывается из моего горла, пока всхлипывающая девочка осторожно приближается ко мне.
—Мама? Мамочка?— дочка охрипла. Голос сел. Ее всю трясет. По милому детскому лицу катяться крупные слезы. Она смотрит на меня во все глаза. Бледная. Испуганная и слишком маленькая для этого жестокого мира.
—Иди сюда,— протягиваю к ней руку.
У меня тоже каркающие слова. Еще и побулькивает где-то внутри от каждой буквы.
Ира кидается мне на грудь и вжавшись, продолжает выплескивать эмоции. Ее истерика похожа на укор в мою сторону.
Я позволила этой малышке испугаться настолько сильно, что теперь она пищит и трясется всем телом.
Сынишка кричит осипшим голосом, без слез. Нервное потрясение в последствии может сказаться на его здоровье. Мальчик уже и так весь синий из-за напряжения. Ему не хватает кислорода. Начинаю осторожно поглаживать его грудку. Тихим голоском цитирую знаменитых классиков своего мира:
—Вечер, как сажа,
Льется в окно.
Белая пряжа
Ткет полотно.
Пляшет гасница, Прыгает тень. В окна стучится Старый плетень.— Есенин помогай. Я ведь ни одной колыбельной не знаю. Даже не пыталась учить все эти "баю — бай".
Сыночек стал розовеньким. Его хрип уже напоминал плач. Еще пара секунд и он стал просить еду. Эх, ничего ему больше не надо. Мать и сиська пусть рядом будут, а остальное пусть горит синим пламенем.
Чтоб у бывшего блохи завелись и плеш проели!
—… Липнет к окошку Черная гать. Девочку-крошку Байкает мать.
Взрыкает зыбка Сонный тропарь: «Спи, моя рыбка, Спи, не гутарь».
Дочка тоже успокоилась.
Присела вместе с детьми и посмотрела в дверной проем. Под одной рукой головка Иришки, под другой — Эля. Светлое небо уже подернулось заревом и вскоре обещало утопить нас в вечерней темноте. Запах поля после дождя был великолепным. Полной грудью вдыхаю ароман азона и улыбаюсь.
—Зато дверь открыли,— засмеялась я, поглаживая своих детей.
Видимо, плакать я не умею, а вот истерично смеяться — пожалуста. Когда смех сошел на нет, передала сонного сына дочери и пошла таскать кульки. Нечего добру пропадать. А когда последний кулек был запихнут в прихожую вечер уже перерастал в ночь.
Эх, мое тельце теперь не такое сильное и поворотливое, поэтому долго провозилась с тюками. Вещи набрали воды и стали очень тяжелыми. Доча в это время сняла паутину, а я узнала, что у меня крыша протекает. Точнее, у моего домишки крыша худая. Под ногами были лужи.
—Подсиропил бывший муженек. Чтоб земля ему была коробкой с гвоздями!— раздосадованно рыкнула в темноту, а мой пустой желудок загудел, как паровоз, а потом выдал дельфинью трель.— Ооо, радио мне точно будет не нужно!
    
8
Хочу есть. Хочу спать. Хочу многое, но мне нужно найти место для сна и еду. Хорошо бы еще помыться и постелить свежую постель.
Но!
Затхлость. Сырость. Паутина. Грязь. Темнота.
—Доча, нужен свет,— стала организовывать работу. Спокойно, но быстро я пыталась адаптироваться.
Снопы искорок рассыпались по холлу. Они были небольшими, но светили сносно. Как лампочки под газеткой в девяностых.
Рванула к куче кульков, стала рыться, ища хоть кусочек сухой ткани. Потом опомнилась и с воодушевлением посмотрела на магичку.
—А высушить можешь?
—Немного. Но у меня и сгореть может,— честно ответил ребятенок.
Забрала у нее бодрувствующего сына. Тот был каким-то вяленьким и тихим.
—Пробуй,— достала одежду для детей.
Доча протянула ручки и стала что-то чертить в воздухе, а потом сложила пальчики в кукиш и пару раз тряхнула ими. Оп, и от мокрых тряпок поднялся пар. Пока я восхищенно хлопала глазками, уголок кофточки задымился и стал тлеть.
—Хватит, золотко,— тронула ее напряженные ручки.
Ох, ее тельце такое горячее будто она решила подработать батареей. Потрогала ее лобик, потом свой… Вроде Иринка горячее. Бедненькая, накричалась. Какой стресс перенес сегодня ребенок!
В следующий раз откушу дракону все что лишнее болтается!
—Ирин, я там кучу артефактов набрала. Посмотри что к чему. Установить не сможем прям сейчас, но может что-то уже решим.
Бррр-гррр, заурчал мой живот.
Да, да. Жрать хочу. Прям очень хочется. Я сегодня калорий потратила больше, чем Оливия за месяц. Под светом светлячков, откопала мамин подарочек и достала пару яблок и морковки целый куль. Предложила дочке. Та оторвалась от разбора "честно добытого" и сцапала себе яблоки. Мне пришлось довольствоваться витамином Е. Правда у меня побаливала десна, ведь совсем недавно Оливии выбили зубы. Но как не странно, слизистая уже полностью зажила, а на месте пустот чувствовались припухлости. Из-за них мне было больно, но терпеть можно.
—Здесь вода,— разложила камешки передо мной Ирина.— Тут огонь. Он тепло даст и готовить на нем можно, если место правильное соорудить. А это для общения, письма и небольшие посылки перемещает.
Тут она зевнула во весь рот и внезапно покраснела. Прикрыла рот ладошкой и сжалась, смотря на меня.