Жена колдуна — сама ведьма
— Надо было закашлять, — внезапно произнесла дочурка, пока я наблюдала за бегущей прочь от нас женой старосты. Женщина осенила себя крестом, а потом еще и по калитке деревянной постучала.
— И в кого ты такая? — усмехнулась я и продолжила свой путь к опушке леса.
Дочка взглянула на меня и улыбнулась.
Зато я поняла, что народ везде один и тот же. Желанна хоть и смотрела мне в глаза, а от "чертей" моих отплевалась и отстучалась.
— С деревенскими надо дружить и соседствовать. Мир и лад нужен во всем, чтобы ты о роде своем думала, а не о пустых дрязгах, — не забыла напомнить своей крошке.
Снега было немного. Темной вереницей следов вилась дорожка к лесу, к озеру и колодцу. Трескучий мороз щипал за щеки и нос. Легкие дышали свежестью, а губы ловили блики солнца.
Опушка леса была тихой. Ветер влетал в стволы деревьев и разбивался на тысячи осколков. Никому не позволялось шуметь в то время, как животные спят. Хорошо леший присматривает за своим хозяйством. И безумен будет тот люд, который забредет в царство нави в темное время суток. Не простит лесной хозяин такого хамства. Заведет, заманит и усыпит вечным сном, никто не разыщет.
Отец Марьяны так пропал, лишь спустя некоторое время сыскали.
Сильны пока на нашей земле наши "соседи". И норов и характер свой показывают.
— Начнем? — пригласила я свою дочку.
Зашли мы не очень далеко. Так чтобы можно было увидеть дым от домов и прислушавшись, услышать лай собак и звуки деревенской жизни.
Зимой даже я боюсь гнева лешего. Не любят они беспокойства. Вместе с лесом спят и просыпаются, когда их ненасытные люди беспокоят. Мне сейчас тоже придется молву и требу вознести, чтобы мужу моему дорогу лес открыл.
— Дух леса, Святибор — батюшка, Гаркун — брат мой, зову я вас от имени своего тайного, могучего. Прошу у вас о просьбе, выведите мне мужа из леса дремучего. Не в праве я приказывать вам, не вправе требовать, поэтому, прошу вас родные отобедайте.
На корнях дерева разложила еще теплый каравай, кашу с маслом в горшочке и оладьи с медом. Выставила и кувшин с взваром и приготовилась ждать.
В это мгновение моя доченька достала свой расписной платок и хотела его поверх телогрейки закинуть, но ветер вырвал из ее хрупких ручек ткань. Взвились алые маки над нашими головами и понеслись в самую глубокую чащу леса.
Надумала моя малютка плакать от обиды, но я быстро перед ней на колени села и тихо зашептала.
— Не плачь, Марьяша. Этот платочек мы ведь в подарок жене лешого несли. Это она его схватила. Не дождалась, когда мы о ней вспомним.
Дочка носом пошмыгала, но головой кивнула, принимая мои слова. Она уткнулась мне в шею, а я тихо погладила ее спинку.
Доченька моя. Родная. Умная. Сообразительная.
Из глубины леса послышался грозный треск, будто кто огромный на опушку пробирается. И места ему мало между сосеночками, он буквально валит молодые деревца своим телом. Захотела я дочку схватить и сбежать, да кто-то меня под спину толкнул и придержал, не позволяя спрятаться.
— Папа, — пропищала зоркая малышка и крепче сжала мою руку. — Папа с полозьями идет! — воскрикнула дочка и бросилась навстречу звукам.
Я побежала за ней и вскоре сама смогла разглядеть подобие человека и длинный шрам через глаз.
— Радим! — обрадовалась я.
Мужчина замер. Высунул нос из-под огромного ворота и стащил шапку с глаз.
Он узнал меня. Его взгляд подобрел, а его фигура перестала излучать опасность. Теперь передо мной точно стоял мой муж. За своей спиной он тащил полозья с горой шкурок лесного зверья, которым питался за время своего путешествия. А главный трофей сейчас смотрел на меня желтыми глазами и не было в них стараха или упрека. Лишь понимание и участие. Будто молодой волк сам согласился поделить свою душу с человеком, чтобы спасти последнему жизнь. Ведь волк вытеснит собаку и сроднится с сущностью Митора.
— Спасибо, — пробормотала я, поняв что так и застыла перед волком.
Тот глаза прикрыл и расслабился на куче тушек.
— Марьяш, беги впереди, а я помогу салазки толкать, — взялась я за дело.
— Вперед идите, — осипший голос мужа показался мне чужим. — Калитку открывайте и покрывало выносите. Зверя спрятать надобно.
Он прав. А иначе завтра же слухи о живом волке и охотничьих трофеях Радима по деревне поползут. А если накрыть, то может за хворост сойти.
Дочка вперед побежала, с горочек скатывалась, а в горки на четвереньках ползла. Радостная и довольная девочка была. А я за ней бежала и все в темноту вечера вглядывалась, чтобы не упасть. И совсем забыла лесных навей поблагодарить.
Но тем не до нас было. Они оладьи с кашей жевали, взваром запивали и хлебом прикусывали.
22Скользко. Не видно почти ничего. Собаки со всех сторон лают, чуют серого. Стоит волчику немного рыкнуть, как самые ближние звери скулить начинают.
Я смотрю на дикого зверя во все глаза, под светом лампадки. Не верится мне, что сейчас с ним совершат древний ритуал. Вот же, он совсем живой, молодой, тощенький, а сколько понимания в его глазах.
Кинула ему обрезки свиные на телегу. Отвернулся. Не взял. Голову на лапы связанные положил и глаза свои желтые закрыл.
— Сестренка, ты бы на стол пошла собирать, — окрикнул меня брат, выйдя из-за угла дома.
Вздрогнула. Оторвала свой взгляд от души звериной.
Колдун выглядел не очень. Устал бедолага кобеля из Митора гонять. Рубаха на нем вовсе разорвана, а волосы взлохмачены.
— А Радим? — я заглянула мужчине за спину и ощутила, как меня братик подтолкнул к крыльцу.
— Иди, иди. Мы под утро придем. Голодные. Холодные. Ты нас накормишь, обогреешь и спать уложишь, — заговорщецки произнес родной и подмигнул мне. — Девке своей скажи, чтобы ждала меня, — ухмыльнулся мужчина.
Пришлось ударить младшенького по груди кулачком. Сделала строгое лицо и пригрозила ему пальцем:
— Толтко попробуй мне девушку обидеть. Я из тебя всю душу вытрясу.
— Она женой моей станет. Так зачем медлить, раз все уже богами решено? — довольно улыбался младшой.
— Это ты видишь будущее, а она настоящим и прошлым живет. Напугаешь ее — не примет. А коли силой возьмешь ‐ проклятье на себя накличешь, — строго напомнила братцу и руки на бедра поставила.
Брат мне низко поклонился, принимая мои слова и считаясь с моими наставлениями.
Все же, это мой младший братик, который в детстве любил со мной играть в прятки. Сейчас он стал старше, вытянулся, окрепчал, бороду отрастил, но все же я узнаю этот озорной блеск в родных глаз, хотя его охрипший голос меня мурашками обдает.