Удача любит смелых

—Ножевое ранение,— честно ответил я.— Чуть богу душу не отдал. Считай, за гранью побывал. На волоске всё висело. И когда вернулся обратно, решил завязать с прошлым.
—Извини,— девушка смутилась и отвела взгляд, минуту помолчала, тряхнула роскошной русой гривой и добавила:
—Но я тебе все равно не верю. Насмотрелась на таких. Ты и твои друзья не похожи на законопослушных граждан. На бандитов больше. И ранение твоего друга, как бы о многом намекает.
—А чего же ты в свой дом бандита пустила?— язвительно поинтересовался я.
—Потому, что не могла раненного выставить,— призналась Владислава.— Не хотела грех на душу брать. Да и если бы вы задумали что-то недоброе, то с самого начала бы не стеснялись.
—Это верно,— я согласно кивнул.— Но даже в мыслях ни о чем подобном не помышляли. Если бы отказала, уехали, ругались бы, понятно, из-за товарища, и всё.
—Хотя с другой стороны,— задумчиво протянула медсестра.— Ведешь ты себя нормально. Не хамишь и не пристаешь…
—А надо?— прищурился я.— Хамить, конечно, не буду, но попристаю с удовольствием, чтобы поддержать образ. Только намекни.
—Не вздумай,— сердито сверкнула глазами Влада.— Руки поотбиваю.
—Как скажешь,— я с деланным безразличием пожал плечами.— Мне, главное, друга вытащить. Как в песне о летчиках в старом фильме. Первым делом самолеты. Ну а девушек можно и на потом оставить.
—Понятно,— лукаво протянула Влада.— Какой-то ты слишком положительный. Не бандит, а передовик производства, вылитая кандидатура на Доску Почета.
—Нет,— я мотнул головой.— Полностью положительных людей не существует. Как и абсолютно отрицательных. В каждом человеке есть что-то хорошее и что-то плохое. Человеческое стадо, к сожалению, в большинстве своем, деградирует. Его больше интересует темные стороны человеческой натуры, чем что-то светлое и доброе.
—Неправда,— с жаром возразила Владислава.
—А ты идеалистка,— я с интересом глянул на покрасневшую медсестру.— Хочешь наглядный пример приведу?
—Хочу.
—Вот смотри. Наш человек берет газету. Новости о трудовых свершениях, объектах БАМ, открытии библиотек, рассказы о состыковке спутников в космосе, он автоматически пролистывает. Это ему не интересно. Зато, помести статью о кровавом маньяке, так её с удовольствием прочитают в первую очередь. А потом будут смаковать каждую деталь, обсуждать её на кухнях, в кругу друзей и знакомых. Так?
—Есть такое,— неохотно признала Влада.
—Вот,— я торжествующе поднял палец.— Людям неинтересно читать о чем-то хорошем. Зато как магнитом притягивает разное дерьмо. Самый простой пример. Вот собираются у вас бабки на скамейках. Сидят вместе. Что они обсуждают?
—Не знаю,— медсестра отвела взгляд.
—А я знаю. Всякое дерьмо. Кто кому с кем изменил, кто где насрал. Кто белье украл, кто напился, а потом лежал в луже и блевал. Вот скажи, я не прав? А все потому, что все хорошее, им не интересно. Потому что скучно. Такого повода для бурного обсуждения не даст. Вот поэтому, самые большие деньги в этом мире зарабатываются на удовлетворении низменных инстинктов и порочных страстей. И иной раз, харизматичный наглый подонок в глазах большинства выглядит привлекательнее и интереснее, чем порядочный и ответственный человек. Поэтому, в большинстве случаев, на выборах в капиталистических странах побеждают именно такие, которые умеют громко орать, заглушая противников, врать, зная, что обещанное никогда не исполнят, изображать показное дружелюбие, и государственных мужей. А в большом бизнесе, за редким исключением, те, кто готов пойти на всё, чтобы получить заказы и утопить конкурентов.
Так было, так есть, так будет. Но здесь есть один нюанс. Можно быть циником, можно грешить, но никогда не переступать ту грань, которая отделяет человека от животного. Я для себя решил, что её не перейду. Если бы я бросил Саню умирать, или не остался с ним в твоем доме, я бы стал таким животным. А я не хочу внутри чувствовать себя полным говном. Мне нужно ощущать, что, несмотря на всё свое несовершенство, я всё-таки человек.
—Понятно,— Влада как-то странно глянула на меня и поднялась.— Поздно уже, давай спать. Я тебе в маленькой комнате на диване постелю, а сама здесь с твоим другом останусь, мало ли что.
    
Глава 3
Маленькая комната производила впечатление нежилой. Нет, она была убрана, полы подметены, оконное стекло сверкало чистотой, везде царил образцовый порядок, но не было той индивидуальности, которую придает любому жилью человек. Нигде ни одного лишнего предмета, небольших мелочей, вроде журналов, газет, портфеля или других личных вещей. Такое впечатление, словно попал в безликий номер советской гостиницы, убранный старательным персоналом, после отъезда последнего жильца. Чистый, с выглаженным бельем, но казенщиной и стандартностью, проскальзывающей в каждом сантиметре пространства.
Только одна маленькая деталь оживляла комнату. На стене висела фотография: молодой парень в рубахе с расстегнутым воротом, широко искренне улыбался, с добрым прищуром смотря в камеру. Правой рукой он обнимал за плечи доверчиво прижавшуюся к груди молоденькую девушку в простом ситцевом платье. Девушка тоже несмело улыбалась фотографу, закусив губками зеленую травинку. Черты её милого личика удивительно напоминали Владу.
Пока я с интересом рассматривал снимок, в комнату с комплектом свежего постельного белья зашла Влада. Бросила на меня быстрый взгляд, скосила глаза на фотографию и вздохнула.
—Родители?— спросил я.
—Да. Папа и мама. Тут они совсем молоденькие. Папа недавно с армии пришёл, а мама только школу закончила. Это папина комната была. Здесь он рос. А мама на лето к родственникам приезжала. Вот они и познакомились. Потом родители в Киев переехали, сначала в общаге жили, затем я родилась, квартиру дали. Два года назад в аварии погибли. Бабушку приезжали проведать. Обратно ночью уезжали, столкнулись с самосвалом. Вот и…— Влада замолчала.
—Понятно,— я сочувственно помолчал, и, выждав несколько секунд, спросил: — Так ты, получается, в Киеве росла?
—В Киеве.
—А чего же сюда переехала?
—Бабушка заболела,— пояснила Влада.— После аварии так переволновалась, что слегла. Пришлось сюда ехать за ней ухаживать. Когда бабуля немного отошла, начала ходить, но с большим трудом. Переезжать в город она не захотела, сказала: «Ты можешь ехать, а я здесь родилась, здесь и помру». Я не могла её бросить. Вот и осталась здесь.
—Понятно, а с квартирой, что? Государство забрало?
—Нет. Я её знакомой паре сдаю. Кое-какие денежки получаю, лекарства бабушке покупаю и ещё трачу на разные нужды.
—Ясно.
Девушка быстро поменяла наволочку на подушке, постелила простыню, заправила одеяло в пододеяльник и выпрямилась.
—Всё, можешь, отдыхать. А я пошла. Мне завтра в больницу не надо, только что сутки отдежурила. За другом твоим пригляжу, не волнуйся. Если что, завтра отосплюсь, когда вы его заберете. Надеюсь, он тут не задержится?