Человек, который умер смеясь

— Артур, ты меня смущаешь.
— Да чего тут смущаться, это же правда. Ты всегда меня поддерживала, детка. Всегда. Это я все испортил.
Она сглотнула и отвела взгляд. Я решил, что он имеет в виду Трейси Сент-Клер.
— А когда-нибудь, — продолжил он, — я снова завоюю твое доверие, Конни. Это все, чего я хочу. — Он взял кусочек цветной капусты. — Как тебе Хоги? Он парень талантливый. Знаешь, у нас с ним много общего.
— Правда? — поинтересовался я.
— Ну да. Ты точно как я. Не даешь волю эмоциям. Прячешься за маской. Но я ее с тебя все равно сорву. Знаешь почему?
— Дайте угадаю… Потому что вы меня любите?
— Нуда.
Он потянулся сжать меня в объятиях. Я вздрогнул.
— Попался! — Он засмеялся.
Пришла Мария и объявила, что ужин подан.
— Нет, не так. Сколько тебе говорить, не «поода-а-ан», а скорее «под’н», — поправил ее Санни.
Она улыбнулась ему и повторила фразу с правильным бруклинским выговором.
— Вот так-то лучше, — ухмыльнулся Санни.
Он подошел к лестнице и позвал Ванду. Та спустилась босая, в тунике с разрезом до бедра и села с нами на одном углу огромного обеденного стола. На обед были жареный окунь, рис и пареные овощи.
Ванда ела торопливо, избегая встречаться взглядом с остальными.
Конни спросила меня, о чем мой роман.
— Давай лучше я расскажу, — вмешался Санни прежде, чем я успел ответить. — Он о смерти маленького семейного медеплавильного завода в Коннектикуте. Понимаешь, семья уже пять поколений им владеет, и теперь заводом управляет отец, но хочет, чтобы дальше управление взял на себя сын. А сын ни в какую. Потому что у них с отцом паршивые отношения, всю жизнь были паршивыми. И вот завод умирает, потому что умерла семья. Это все как… метафора смерти американской мечты. Я прав?
— Да, — сказал я. — Хорошо сказано.
— Вот видите? — Он заулыбался как гордый ребенок. — Не такой уж я неуч.
Ему казалось важным, чтобы я признал его умным. Наверное, все дело было в том, что он считал умным меня.
— А роман автобиографический? — поинтересовалась Конни.
— Отчасти.
— Твой старик управлял медеплавильным заводом? — спросил Санни.
— Мой старик управляет медеплавильным заводом.
— В Коннектикуте?
— В Коннектикуте.
— Чертовски хорошая история. Фильм бы хороший вышел. Этот парень умеет писать, это вам не шутки. Эй, Ванда, ты знаешь такого писателя Генри Миллера?
— Еще бы не знать, я ему как-то отсосала.
Конни в шоке распахнула глаза, но тут же сделала вид, что ничего не произошло, и взяла бокал.
— Эй, ты же знаешь, что я не люблю таких разговорчиков, — рявкнул Санни.
— Тогда не задавай таких вопросов.
— Это неприлично и по-хамски. Извинись перед матерью.
— Папа, мне в этом году сорок, я буду говорить как…
— Это не повод вести себя невежливо. Немедленно извинись или выйди из-за моего стола.
Ванда закатила глаза.
— Извини, мама.
— И перед нашим гостем, — добавил Санни.
— Да ничего страшного, — успокоил я его.
— Она извинится, Хоги, — резко оборвал меня он.
Ванда посмотрела на меня в упор.
— Простите, если вас это задело, — сказала она тихо.
Закрыв вопрос, Санни снова повернулся ко мне.
— Нов одном я с тобой не согласен. По-моему, американская мечта еще жива. У нас великая страна. Я начал с нуля, и смотрите, чего я добился. Разве это не аргумент?
— Но это вышло вам боком, разве нет? — мягко возразил я.
Санни нахмурился.
— Ну да, не все было просто, но я снова вернулся на правильную дорогу.
— Как твое собеседование? — спросила его Конни.
— Полная хрень. Тупая дешевая комедия про какой-то там банкетный сервис в Грейт-Нек, штат Нью-Йорк. Меня они звали на роль пожилого старшего официанта. Три невнятные реплики на серию. Абсолютная картонка. Я ушел. В сериалах больше не пишут нормальные роли, они разучились. только постельные сцены и автомобильные погони. А еще удивляются, почему их никто не смотрит. Слушайте, Вик принес пару старых фильмов Фрэнка Капры. Сделаем попкорн, у меня есть тоник с сельдереем. Оставайся, Конни.
— Прости, Артур, мне завтра рано на площадку.
 
— Ванда?
— У меня свидание.
— С кем?
Она напряглась.
— Папа, мне уже не шестнадцать.
— Так, может, начнешь выбирать себе нормальных мужчин?
— Не лезь…
— Да кто ты…
— Не твое дело! — заорала она.
— Мое, пока ты продолжаешь губить свою жизнь! — заорал он в ответ.
Она бросила в него тарелку с недоеденным обедом, но промахнулась. Тарелка пролетела через столовую и врезалась в стену, оставив на ней пятно риса. Ванда убежала наверх. Похоже, она специализировалась на драматических выходах из комнаты.
— Извини, Хоги, — сказал Санни, возвращаясь к еде. — Она просто так еще до конца и не повзрослела. И меня она всегда с трудом переносила. Это, в общем, не секрет.
— Извините, если лезу куда не надо…
— Да не стесняйся. Ты теперь член семьи.
— Зачем она здесь живет, если ей тут так плохо?
Санни и Конни переглянулись. Потом он снова повернулся ко мне.
— Потому что, когда она здесь не живет, все еще хуже.
На кровати меня уже ждала новая пышная перьевая подушка, но уснуть в ту же секунду, как я опустил на нее голову, у меня не получилось. И через час тоже не получилось. Не требовалось большого ума, чтобы догадаться, что меня пытались припугнуть. Но ни Санни, ни Вика это, похоже, не тревожило. Вдруг это дело рук Вика? Он предупреждал, чтобы я не сбивал Санни с пути истинного. Может, он всерьез хотел от меня избавиться. Все это точно устроил кто-то из обитателей дома. Территория охраняется. Нож взяли на кухне, я спросил у Марии. Я лежал, думал и нервничал, пытаясь решить, может, лучше просто бросить этот проект и вернуться домой. Проблемы — это не ко мне, я первый готов это признать. Но стоило мне подумать о возвращении домой, как я вспомнил о Мерили и, как я уже сказал, в результате еще долго не мог заснуть.
И только-только я задремал часа в четыре, как меня разбудил кошмарный вой. Сначала я решил, что это сирены. Но по мере пробуждения я понял, что больше похоже на вой нескольких десятков диких животных. Я надел халат и открыл дверь гостевого домика. Ну да, точно животные, воют где-то в темноте.
Лулу ткнулась носом в мою голую лодыжку. Я взял ее на руки. Она не сопротивлялась. Вместе мы храбро отправились на разведку.
Ванда растянулась на шезлонге у бассейна. На ней все еще были блестящее платье и шаль, в которых она ходила на свидание. Она глянула на меня снизу вверх и вернулась к своей бутылке «Дом Периньон».
— Это койоты.
— Койоты? Посреди Лос-Анджелеса?
— Они за много миль отсюда, там, в холмах. Просто звук разносится в каньонах. Жутковато, правда?
— Есть немножко. — Я поставил Лулу на землю. Она так и осталась стоять у меня между ногами.
Ванда улыбнулась мне.
— Вы, наверное, решили, что я ужасная дрянь.
— Не берите в голову.
— Просто иногда он так меня достает.
— У меня с отцом тоже сложные отношения.
— Я знаю, что он прав насчет моих мужчин. Я… ну, у меня проблемы с самооценкой. Но мне ни к чему выслушивать это от него, понимаете?
— Да.
— Как насчет выпить на ночь?
— Можно.
— Шампанское сгодится?
— Всегда.
Я устроился на соседнем шезлонге. Она налила себе шампанского и отдала бутылку мне. Я глотнул из горлышка. Мы послушали койотов.
— Не позволяйте ему вас заморочить, — сказала Ванда. — Может, он и кажется хорошим человеком, но внутри он все такое же дерьмо. Он все еще чокнутый, просто выплескивает это по-другому. Раньше это выражалось через злость и деструктивность, а теперь через любовь и дружелюбие. Он тиран. Если вы с ним дружелюбны, он вас не будет уважать, будет о вас ноги вытирать. Ничего, кроме силы, он не понимает. Как вы вообще получили эту работу?
— Ну, он мне позвонил, а я повесил трубку.
— И что конкретно вы должны делать?