Красный вервольф 3 (СИ)
Вот подумай, дядя Саша, если бы ты оставил наблюдателя на улице, ты бы что ему приказал? «Стой как дурак на самом простеливаемом месте и крути башкой». Ах, да. Закури еще, чтобы тебя издалека было видать…
Нет уж. Сейчас такое дело, что лучше перебдеть.
Потерпит Яшка с его делом, не развалится.
Я просочился вдоль ящиков же в дальнюю часть дома, где часть стены была проломлена взрывом, и пролом этот со всех сторон теперь кусты маскируют. Опустился на четвереньки и выполз, что твой таракан. Лучше потом поржем нам моей мнительностью все вместе, живые и здоровые, чем сейчас я махну рукой на предосторожности, и вся наша миссия пойдет псу под хвост. Да даже шут с ней, с миссией! Не прощу себе, если ребята зазря погибнут.
Я двигался вдоль облезлой кирпичной стены, прикрытый клочковатым бурьяном и обломками забора. Как тень. Шаг. Еще шаг.
Опачки…
Краем глаза заметил движение, которого в этот час и в этом месте не должно было быть. Буквально на секунду на фоне затянутого низкими облаками неба показался край фуражки. Так и есть, падло! Сидит за кустом, палит за дверью. Точнее, не только за одной дверью в наш барак, а сразу за всей улицей.
Какой-то догадливый сучий потрох его здесь оставил. И хорошо, если соглядатай один.
Ладно, фриц, есть у меня к тебе один разговорчик.
Я ужом скользнул от дома вокруг почти облетевшего куста, укрылся за прогнившим остовом телеги. Замер.
Фриц снова завозился и высунул башку на секунду. Меня не засек, гнида. Отлично.
Короткий рывок, и вот я уже прижал его тело к земле. Он трепыхнулся, успел повернуть голову и открыть рот. А вот заорать уже не успел — я ухватил его одной рукой за подбородок, другой за затылок. Рывок, хруст позвонков. Закрыл ему рот ладошкой, чтобы не застонал чего-нибудь на последнем издыхании.
Готов.
— Эй, Уве! — раздался откуда-то справа громкий шепот на немецком. — У тебя там все в порядке?
— Порядок, — прошептал я в ответ на немецком, быстро отсекая, откуда доносится голос. — На сучок какой-то навалился…
— Вроде нет никого, долго нам здесь сидеть? — прошептал собеседник. «Теперь уже недолго, нетерпеливый немчик!» — мысленно ответил ему я, подбираясь к нему со спины. Этот вел себя даже более расслабленно. Просто сидел на кортах и вроде даже что-то жевал.
Я вытянул из сапога острую, как шило, заточку. Приподнялся чутка, уперся ногой для броска.
— Эй, Уве, ты чего молчишь? — почти в голос сказал фриц и повернул голову как раз в тот момент, когда я на него бросился. Успел увидеть мое лицо перед тем, как сдохнуть, сучонок.
Я выдернул из его шеи нож, обтер от крови о его штаны и толкнул тело ногой.
Порядок.
Снова замер и прислушался. Мое обострившееся чутье уверяло, что больше за нами никто не наблюдает. Но на всякий случай мне все-таки хотелось проверить.
Тишина.
В домах в округе тоже больше никто не живет. После той заварухи с взрывами, фрицы выкурили из окрестных домишек всех остававшихся тут маргиналов, которых и так была всего парочка. Ну и партизаны еще постарались, нагнали про этот район всякой жути, чтобы ушлые мародеры сюда не совались и не запороли им тайный ход в город.
Фух.
Вот теперь можно начинать шевелиться.
Я бы даже сказал, пошевеливаться. Пока погони, пущенные за грузовиками-обманками не начали возвращаться.
— Ну что, орлы, — сказал я, вернувшись в барак. — Приступаем к завершающей части нашего плана. И да, тела надо бы снаружи тоже уволочь в какое-нибудь другое место.
— Тела, дядя Саша? — удивленно вытаращился Яшка.
— Вот ты мне и поможешь, пока ребята будут ящики вниз спускать, — я похлопал Яшку по плечу, и мы с ним вышли на улицу.
Спустить ящики в подпол оказалось не таким уж и простым делом. Пришлось частично разбирать доски, потом колдовать с веревками, благо мы догадались их тут припрятать заранее, чтобы в спешке где-то в грузовиках не про… Не забыть, в общем.
Один ящик из шести чуть было не уронили. У меня аж сердце ухнуло куда-то вниз, вместе с ним.
Ох и много будет работы реставраторам, я чувствую, после таких-то приключений. Но ничего. Собрали же они янтарку по фотографиям. Значит и по обломкам соберут. Надеюсь, большая часть уцелеет.
Когда мы все вместе с ящиками оказались внизу, я запалил керосинку. Тусклое чадное пламя высветило лица моих соратников. Уставшие, с запавшими глазами, чумазые, как чушки. С кучей ссадин и царапин. Ну да, попробуй-ка позаниматься погрузочно-разгрузочными работами в практически полной темноте, стараясь при этом не шуметь! Зато в глазах — ни тени апатии, страха или уныния. Сплошной азарт и воодушевление.
— Ну что, орлы, не знаю, как там насчет медали, но свой след в истории мы с вами сегодня оставили, — сказал я. — Теперь совсем уж последняя задача. Вход в подземелье в этом доме надо уничтожить. Стереть с лица земли, практически. Чтобы если все-таки будут обшаривать дом, никому не пришло в голову, что отсюда можно уйти этой дорогой.
— Эх, жалко, удобный был лаз… — вздохнул один из партизан. Самый пожилой из доставшейся мне команды. Усы у него богатые такие, несмотря на то, что один где-то подпалил не так давно.
— Новый найдем, подземелье большое, — безжалостно сказал я. — Так что за работу, орлы.
— А ежели гранатой… того? — сказал усатый.
— Услышит кто, начнут тут вынюхивать и землю рыть, — сказал я. — Так что ручками поработаем. Ну и лопатами еще. И мусора надо натащить, чтобы от пола до потолка завалено.
— А выбираться как? — тревожно спросил другой партизан.
— По старинке, — я подмигнул. — Все, некогда рассиживаться!
Работали все вместе. Ободрали подгнившие доски, обвалили несколько пластов земли. Натащили со всего барака обломков кирпичей, обломков мебели, мусор какое-то неопознанный, ветошь и вообще все, что было не приколочено. Заполнили подпол чуть не до верха этим всем. И в качестве вишенки на торте дальняя стена, которая и так держалась на соплях, ухнула и просела. Перекосив перекрытия над нашими головами.
— Все, на выход, орлы! — скомандовал я. — Огородами, траншеями и прочими тайными тропами. Дуйте обратно в лагерь.
— Ясно, товарищ капитан, — за всех ответил усатый.
— Дядя Саша! — уже почти взмолился Яшка и потряс меня за рукав.
— Давай, что там у тебя, — я повернулся к нему.
— Дядя Саша, ты же с партизанами уходишь? — он уставился на меня широко раскрытыми глазами.
— Возможно, — уклончиво ответил я.
— Дядя Саша, возьми меня с собой, а? — Яшка вцепился мне в руку. — Нельзя мне теперь обратно, засветился я, когда мы грузовики угоняли. А один к партизанам боюсь. Еще пальнут на подходе, примут за перебежчика… А ты за меня скажешь, что я свой. Дядя Саша, ну пожалуйста…
Партизаны молча стояли кругом, как бестелесные тени. Эх, Яшка, кабы я сам стопроцентно был уверен, что смогу убедить их, что я свой… С другой стороны, не бросать же! Яшка — личность разносторонняя и со всех сторон полезная. Так что…
— Эй, орлы, слышали? — спросил я. — К вам парень хочет, проводите?
— А ты, дядя Саша⁈ — Яшка опять ухватил меня за руку, как пятилетний пацаненок маму, которая вознамерилась оставить его стоять в очереди, пока сама что-то там еще нужное в гастрономе возьмет.
— Я чуть позже приду, есть у меня еще одно дельце, — усмехнулся я. — Вервольф к одному приятелю должен скачала заглянуть.
Я скользил бесшумной тенью по уже привычным подворотням. Мимо усиленных патрулей, грохочущих сапогами по брусчатке, мимо догорающих кое-где пожаров. Мимо притихших домов с темными окнами.
Осторожная часть моего рассудка нашептывала, что это безумие. Что надо уходить прямо сейчас. После всех выкрутасов графа и потерей янтарной комнаты им стопудово займутся их же собственные спецслужбы. А он и без моей помощи уже начал сходить с ума. Не выдержит прессинга, сломается. И отправится вместо своего поместья в какой-нибудь гостеприимный Бухенвальд, где его дни бесславно и завершатся. Но я не мог так.