Забытые острова. Аннушка (СИ)
- Смотри, Аннушка, - начал излагать диспозицию Михалыч. – Они приедут, скорее всего, втроем-вчетвером. Одного оставят лодки караулить, остальные по следам пойдут, а следов тут столько, что только слепой не заметит. Наша задача – тех, кто искать пойдет, вальнуть, а караульного – ну там по обстоятельствам, сдастся сам – целым возьмем, почнет барагозить – подстрелим маненько.
- И как мы это будем делать?
- Из засады, конечно. Приманку мы, вон, организовали, теперь ждать будем. Не дождемся, завтра продолжим. Рано или поздно, они сюда придут.
- А к нам туда они не придут, пока мы здесь?
Это я, как обычно, уже начав действовать, принялась колебаться и сомневаться.
- Нет, не должны. Во-первых, искать будут, в первую очередь, лодку. А во-вторых, лагерь с берега не виден. Если дымный костер не жечь и нарочно по берегу не прыгать – не заметят. Да и у девчонки оружие имеется, а обращаться с ним она умеет. Затаится, и троих положит прежде, чем они дернуться успеют. А вообще, надо каждому ствол организовать, и научить как следует с ним обращаться. О, а вот и гости! Пойдем-ка в лес спрячемся. Поглядим, что да как, а потом решим, как действовать будем.
Далеко идти не пришлось. Кусты акации были настолько густыми, что легко скрыли нас обоих. Мы устроились поудобнее и принялись наблюдать.
Через четверть часа к берегу подвалила моторка. В сравнении с катером похуже и пожиже. Ни стекла, ни руля. Один из бандитов сидел позади и управлял небольшим подвесным мотором. Позади нее, привязанная длинным фалом, прыгала по волнам большая резиновая лодка. Видимо, ее взяли на всякий случай, трофеи вывозить. Лодка ткнулась носом в берег, сидевшие в ней тут же выпрыгнули из нее и сообща втянули посудинку на песок. Бандитов оказалось шестеро. Один из них, видимо, начальник, отдал команду, и двое побежали к катеру. Остальные четверо, приготовив оружие, пошли по следам вдоль ручья.
- Вот что, Аннушка, - прошептал Михалыч, - диспозиция меняется. Видишь, двое остались на берегу. Из них один с оружием, а второй, механик, явно подневольный. Надо бы подождать, да грохнуть этого, чтобы не сбежал.
- Не, все нормально. Есть тут одна тема…
Я по-быстрому, в общих чертах, рассказала егерю про попугая. Тот воспрял духом, и мы тихонько двинулись за ушедшими в лес бандитами. Забрали поглубже в лес: там подлеска меньше, и идти легче. Обогнали душегубов, устроились на нужном месте. Как нашли? Да там все кусты были изломаны – то я в воду валилась, то Федя-Фридрих. Только изготовились – идут, голубчики. И как назло, проходят мимо места, а попугай молчит. То ли улетел куда, то ли слова забыл. Обидно, млин! Решили зайти еще чуть дальше и валить бандосов уже без помощи попугая. Поднялись, повернулись было – и тут над головой как заорет:
- Пристрелить! Твою мать!
Все, что мы успели – это упасть, и тут же нас засыпало ветками и листьями, сбитыми пулями и картечью. И в завершение всего мне на темечко рухнул злосчастный попугай. Твою мать!
- Два карабина и два дробовика, - пробормотал Михалыч. – Многовато. Да, подставил нас твой попугай. А вон, гляди, один крокодил сюда идет, посмотреть, что это было. Теперь и не свалить. Придется долбать как придется. Давай, ты ближнего, я начальника. Пальнешь, и сразу перекатывайся направо, а потом бей в тех, кто еще на ногах останется. Готова? Давай!
Первые два выстрела грохнули одновременно. Мужик, который только что перепрыгнул через ручей, выронил ружье и грохнулся в воду. Что было с тремя другими, я не видала, потому что послушно перекатилась на новое место, за какое-то трухлявое бревно. Высунула голову, и тут же спрятала ее обратно – над ней вжикнуло. Так вот как это бывает – слышать пулю, которая мимо! А раз пролетела близко, значит целили в меня, значит, знают, где я лежу. И значит, надо отсюда валить, пока не подстрелили.
Стараясь оставаться за бревном, я начала сдавать назад, пока не спустилась в небольшую низинку. Там, где оставался Михалыч, нечасто грохали выстрелы. Эх, надо было отдать ему «саежку», он бы, наверное, за секунду всех положил. Ну да, задним умом-то все крепки. Стараясь сильней прижиматься к земле, я поползла вдоль по ложбинке. Постепенно выстрелы перешли направо, потом остались чуть позади. И тут почти над головой бабахнуло. Я решилась высунуться, глянула в ту сторону, откуда стреляли. И увидела почти перед собой, в жалких десяти метрах, обтянутую горчичного цвета штанами задницу. У Михалыча, насколько помню, был армейский камуфляж. Недолго думая, я приладилась и шмальнула в эту задницу доброй порцией картечи. Потом взяла чуть вправо, и добавила еще. После первого выстрела владелец жопы заорал, после второго замолчал. А я, памятуя наставления егеря, откатилась в сторону, послушала пение пулек над собой, и поползла дальше. Метров на пять сместилась, стала считать. Двое точно на том свете. Попал дед первым выстрелом или нет, неизвестно. Будем считать, что нет. Значит, есть двое и третий на берегу. Что делать дальше? Низинка сыренькая, пузо намокло, лежать холодно, а встать страшно. Увидела впереди в двух метрах кустик, доползла до него, высунулась, стала оглядываться. Тишина, никто не стреляет. Вон, вижу, Михалыч пытается лежа ружбайку перезарядить. Гильзы выкинул, один патрон вставил, закрыл затвор. Это что, у него последний патрон? Мердэ, как говорят невоспитанные французы. Русские бы сказали проще: дерьмо. А что на той стороне ручья? Ага! Вон видна голова, ствол винтовки. Глядит этот ствол примерно туда, где я была минуту назад. Вот только расстояние метров пятьдесят. Картечью может и попаду, но вот вряд ли наповал. Пулей бы. Отщелкнула магазин с картечью, вставила с пулевыми. Дослала, картечный патрончик, выскочивший справа, подхватила и убрала в карман. Теперь будем стрелять. Как там Лерка учила? Приклад плотно упереть в плечо, совместить мушку с прорезью, выдохнуть, задержать дыхание и плавно нажать на спуск.
«Саежка» плюнула огнем, саданула грохотом по ушам, лягнулась прикладом в плечо, а голова за ручьем исчезла. Ствол винтовки задрался вверх, а деревце, закрывавшее голову бандита от Михалыча, покрасилось подозрительно красным цветом. Это что, я попала? На таком расстоянии? Из дробовика? С первого раза в голову? О, Михалыч мне машет! Поползу к нему.
- Ну ты, девка, даешь! - восхищенно выдал он мне. Ты точно никогда в спецназе не служила? Если бы ты того, в желтых штанах, не привалила, мне бы хана пришла. С меня причитается.
- А ты-то чего не отполз? Меня учил, а сам?
- Да вот, видишь, упал неудачно.
Действительно, неудачно. Нога егеря провалилась между каких-то не то веток, не то корней, и застряла, накрепко привязав деда к месту. Понятно, можно и выпутаться, и вывернуть ногу, но для этого нужно как минимум сесть, а под обстрелом это как-то проблематично. Но сейчас бояться уже было некого, мы совместно выпутали застрявшую ногу, а потом мой взгляд скользнул чуть в сторону и на глаза сами собой навернулись слезы.
- Ты это… ты чего? – забеспокоился дед. – Ну? Все ведь уже кончилось, наши победили.
А я, глядя на красно-зеленую тушку пернатого матершинника, сквозь рыдания выдавила:
- П-птичку ж-жалко!
И тут этот сволочной птиц пошевелился, размахал крыльями, встал на ноги, выдал коронное «Твою мать!» и, пошатываясь и падая через шаг, побрел куда-то в сторону. От удивления у меня вмиг высохли слезы.
- Михалыч, чего это он?
- Наверно, контузия, - озадачился тот. – Видишь, плешь у него на макушке? Видать, картечиной перышки на пробор расчесало. Повезло пернатому, скользом прошло.
Картина пьяно бредущего по лесу попугая была - эпичней некуда. Мы с дедом смотрели на это представление прям как завороженные. Но тут в театре дали занавес: попугай встрепенулся, захлопал крыльями, тяжело поднялся в воздух и, матерясь на лету, скрылся в чаще.
Еще с минуту мы стояли, впечатленные увиденным до глубины всего. Но потом чуткое егерское ухо уловило посторонние звуки. Он прислушался.
- Слышишь, Аннушка? Кажись, зовут нас!