Оборона дурацкого замка. Том 6 (СИ)
Местные легко понимают и соблюдают иерархию, могут лебезить перед более высокими рангами, требовать почтительности от более низких, раскланиваться с равными. Но они не в состоянии вынести мысль, что человек ниже их может обладать набором качеств, превосходящим их собственные.
В итоге получаем либо игнорирование реальности, либо зависть с подлянками, а то и физическим насилием. Словом, фигура невольного обидчика обгаживается с ног до головы, применяются все возможные средства, чтобы очернить, убить, ввергнуть в ничтожество и так далее. Никаких правил или морального стоп-крана — прямо как в женской драке".
Десятник, тем временем, оседлал своего конька, принялся разглагольствовать о методах обучения, но его быстро прервали, а сам мужик моментально стушевался от змеиного, немигающего взгляда Цзяо. Бородатый здоровяк неловко поклонился Старшему, сделал пару шагов назад… Да так дальше и стоял там, боялся лишний раз отсвечивать. До конца собрания он больше не проронил ни единого слова.
— Верно Гоушен сказал! — Дрогнувшим голосом подхватил несуразный дылда с десятниковым поясом, — Что ж мы, звери? Нам чужого не надо. Отдайте пилюли с эликсирами, поставьте жертвы в здешнем храме Лунной Богине, да чешите по холодку…
—…Или оставайтесь и обсуждайте с нами дела наравне. Как честные, порядочные люди, — Быстро прервал Цзяо своего прихвостня.
«Вот оно, предложение», — С удовлетворением, раздражением, а также скрытым облегчением подумал Саргон, — "Правда, зачем он так долго тянул… И зачем он вообще его делает? Ведь может осуществить угрозу.
Гм, может дело как раз в нашей броне от куратора? Да, они скормят нам эликсир, но ни убить, ни покалечить, ни пленить на срок дольше нескольких часов они не могут. А настойка фэй сян наносит свой вред ой как не сразу. То есть у каждого «обработанного» бойца сразу после нанесения «обиды» будет резкий прилив сил. А они и так, с его точки зрения, чуть ли не зубами демонов рвут.
Вот не верю, что сам Цзяо считает нас тупыми ворами на дармовых ресурсах. Нет, этой сказочкой он будет кормить исключительно других. Недаром первое правило наркоторговца или государственного агитатора — не употреблять свой же товар. Идиот, поверивший в пропаганду своей страны или подсевший на свою дурь уязвим, жалок, смешон. А по факту — профнепригоден.
Неужели этот «Старший» в итоге додумался до светлой идеи ответной мести и теперь подслащивает пилюлю, стелит соломку? После повторного приема фэй сян людям-то терять больше будет нечего. Пойдет тот же Акургаль, да завалит Цзяо к херам. Или нападет на него во время волны. Ему-то уже пофиг будет. Ха! А ведь есть у нас козыри, есть. И толпу ими напугать вполне себе можно. Только делать это должен сам Акургаль. Меня только засмеют. Блин, как бы ему подсказку дать…"
— Оставь этих двоих в нашем Отряде до волны. Мы сделаем их мужчинами. Вот тебе в этом мое слово, — Пафосно произнес Цзяо, однако его выдавали пустые, пресыщенные глаза с клубящейся внутри тьмой людских пороков.
«Ну надо же. Каждый раз, когда мне попадается очередной ублюдок я думаю: „все, это край“. А потом снизу снова кто-то ломится», — Отстраненно подумал Саргон. Предложение другой стороны, а также возможность все-таки договориться мирным путем стремительно теряли в его глазах всякую привлекательность. Нет, закусившего удила Цзяо не остановить говорильней. Поступки всегда говорят громче слов. Осталось только выбрать подходящий.
— А теперь извинись перед обманутыми тобой людьми. Поклонись им, попроси прощения! — Выкрикнул он в заведенную толпу. Люди с радостью подхватили его клич и принялись скандировать:
— Поклон! Поклон! Поклон!
— Я… — Десятник затравленно оглядывался. Он не считал себя гордым человеком. И, уж конечно, не стал бы отказываться из пустого упрямства. В этой ситуации преимущество целиком и полностью принадлежало принимающей стороне. Вот только Акургаль знал своего мучителя далеко не первый день. Они виделись еще на воле. Поэтому он легко мог представить дальнейшее развитие событий. Склоненная голова являлась не концом, а началом требований.
— Зачем же ты отрастил себе такую толстую шею? Никак не гнется? Ничего, я не гордый, — С фальшивым добродушием продолжал беседу Цзяо, — Могу и рядом с тобой встать. Чтобы оказать дружескую поддержку.
Он упивался, захлебывался долгожданным триумфом. Злые, темные глазки лоснились от испытываемых им грязных чувств. Он жаждал признания, превосходства. Хотел втаптывать в грязь непокорных, наслаждаться их слезами и криками, их унижением. Старший над десятниками представлял из себя самый мерзкий, самый опасный тип врага — амбициозного, развращенного и гордого до тяжелой степени нарциссизма.
Такие люди не могут просто так убить своего противника. Они не считают людей за пешек, не отстраняются эмоционально, как прагматики. Не совершают действия импульсивно, в порыве гнева, ярости или иных чувств, как делают холерики. Не обладают жуткой навязчивостью эпилептоидов, преследующих свою жертву недели, месяцы, тысячи ли, в тепло и холод, при любых обстоятельствах, но из-за этой концентрации — уязвимых.
Нет, Цзяо любил именно поглумиться над поверженным врагом. Наступить ногой на хрипящее тело, увидеть на лице осознание уготованной ему или ей участи, забивать до смерти, а затем остановиться на самом краю, перевязать раны. Дать немного отдышаться. Может быть даже пообещать конец страданий. Чтобы потом незамедлительно начать пытку по новой. Уничтожить дух вместе с телом. Для своих врагов он никогда не выбирал методы. А за врага мог считать кого угодно, вплоть до рабыни, которая осмелилась подать ему остывший чай.
Поэтому он настоял, чтобы Акургаль сам, ЛИЧНО отдал ему своих подчиненных, своих воспитанников. Совершил акт предательства. Он ведь помнил об ответственности и привязчивости нынешнего десятника. Помнил он и о вере Саргона в своего командира. Самого парня Цзяо ненавидел как бы не больше Камея: последний испортил его планы, а сам Саргон выставил на посмешище. Попаданец легко держался на предельной для Старшего скорости, читал все его движения, да еще и явно побеждал в бою, который вел без малейшего напряжения на лице.
Для личности Цзяо это была настоящая катастрофа. Поэтому он твердо решил отомстить. Любой ценой, кроме своего личного комфорта и безопасности.
— Я не слышу твоего ответа, Акургаль! Хорошенько подумай, прежде чем бросать слова в пустоту, — Произнес Старший. Он обнаглел настолько, что подошел к командиру Первого Отряда, внаглую приобнял его за плечи. Подал Ци в руку, которая болталась у шеи десятника. Пальцы Цзяо моментально начали светиться изнутри тусклым, невыразительным оттенком не то серого, не то коричневого.
— Господин десятник! Позвольте этому недостойному новобранцу дать ответ на вопрос от вашего имени, — Вдруг попросил Саргон. Все как положено, с вытянутыми вперед сжатыми руками и почтительным наклоном головы.
— Позволяю, — Ответил за растерянного Акургаля главный интриган. Он наверняка решил, что парень просто хочет помочь своему десятнику, снизить груз ответственности. Взять формальную вину в принятии условий на себя.
— Я принимаю ваше предложение, — Не стал он разочаровывать Старшего. Даже выдавил из себя улыбку. А затем просто и незатейливо ударил его в челюсть рукояткой висящего на поясе кнута. Тем, что мог использовать быстрее всего из своего положения.
«Принцип Бритвы Оккама: из равнодерьмовых вариантов выбирай самый простой. А этот еще и более приятный», — Думал Саргон и с наслаждением услышал треск от стола, в который влетела туша Цзяо. Стоит отдать ему должное, он моментально вскочил на ноги. На залитом кровью из носа лице застыло бешенство.
«А, ладно, на самый край у меня ведь есть возможность сброса цикла. Если все пойдет по максимально плохому сценарию и мы с другими отрядами дружно отъедем в якутскую страну вечной охоты…»
Стоило ему подумать о системе, как раздражающая иконка на зрительной периферии, которая так достала его своим миганием всю дорогу до места сбора, вдруг вывалилась без спроса перед его взглядом: