Ядовитое жало

Боец широко развел руками, как бы изумляясь своей везучести.
— Значит, ты утверждаешь, что никакой шпионской работой не занимался и никаких сведений не передавал? —спросил Серовол.
— Да. Ничего не делал, ничего не передавал.
— Но ведь тот Ганс, о котором ты говорил, мог тебя найти, наказать. У него рука длинная…
— Может, и искал… Он искал Ивана Кулика, а не Москалева.
— Кто такой Филинчук? Где ты с ним познакомился?
— Вы о том полицае, что мимо прошел, когда мы с Ольгой на холме в лесу лежали? Не поверите мне… Не знаю я этого человека.
— Как объяснить его поведение? Видел он вас?
— Видел, как же. Видел, все понял. Думаю, по беде он в полицаи попал может, ищет дорогу к партизанам, да как ему, полицаю, эту дорожку найти? Трудно. А сколько таких! Запутались. И рад бы в рай, да грехи уже не пускают…
Боец замолчал, задумался. Глаза его потухли.
— Почему ты решил признаться именно сейчас, сегодня? — спросил комиссар.
— Так пришлось… — Москалев смутился, начал кусать губы. — Подступило к горлу. А тут еще Оля…
— Какая Оля?
— Радистка. Подошла, расхваливать меня начала — герой, спаситель, подвиг совершил и все прочее… Я не выдержал — будь что будет — и к капитану.
Валерий снова, на этот раз беспомощно, развел руками ― мол, судите меня сами, как хотите.
Колесник посмотрел на начальника разведки, но тот молчал, видимо, о чем‑то сосредоточенно думая.
— Если все, что ты нам рассказал, правда, — обратился к бойцу комиссар, — то ты виноват только в одном — нужно было признаться во всем сразу, как только появился в отряде.
— Вы бы не поверили, — упавшим голосом произнес Валерий. —Проверить невозможно, —где свидетели? Вы бы меня списали, пустили в расход, да и только. Нет, вы бы мне не поверили, товарищ комиссар. А так я все‑таки повоевал, на моем счету верных штук шесть фрицев есть, полицаев я считать не буду…
— А что теперь с тобой делать?
— Пошлите куда‑нибудь, — встрепенулся Москалев и с тоскливой надеждой посмотрел на комиссара. — В самое пекло! Я среди бела дня в том же Княжполе каких‑нибудь фрицев уложу. Прямо в городе. Мне много не надо — пистолет, пару гранат. Товарищ комиссар! Товарищ капитан! Ведь вы же меня знаете.
— Знали, да, как оказалось, не все, — сказал капитан. — В общем так, Москалев, получай свое оружие, садись, Юра твои показания запишет. Давай все — когда, где, что и как. И чувствуй себя уверенно: я за тебя перед Бородачом ручаться буду, и, может, комиссар меня поддержит.
— Поддержу, — кивнул головой Колесник.
— А насчет пекла… В пекло не пошлем, но к одному черту в гости тебе сходить, кажется, придется. Возможно, даже этой ночью… Ждите меня.
Начальник разведки вернулся раньше, нежели Юра успел записать показания Москалева. Капитан тщательно проинструктировал Валерия, а затем, крепко пожав руку, отпустил его.
Через час группа из трех человек покинула расположение отряда. Они двинулись скорым шагом на юго–восток, к Княжполю. Среди них был Валерий Москалев.
 16. Отгадки и новые загадки 
 
Голубь плавно опустился на грудь Юры, сложил разноцветные крылья и принялся клевать хлопца в плечо…
Юра открыл глаза. В хате стоял полумрак, но окна уже вырисовывались четкими, голубыми четырехугольниками, и Юра без труда узнал склонившегося над ним человека. Это был почтарь Яша Краковец, посланный капитаном вчера вечером к Камню.
— Буди. Есть почта.
Серовол спал на скамье, в углу под божницей. Он проснулся, как только Юра прикоснулся к его локтю, сел на лавке, обеими руками растирая лицо.
— Ты, Яша? Давай, что у тебя.
— Письменного нет. Верный ждал у Камня, передал на словах. Четыре пункта.
— Ого! Все помнишь?
— Вроде. Имена записал.
— Юра, слушай, потом запишешь. Давай, Яша, по порядку.
Почтарь сел на табурет возле капитана и начал излагать устное донесение Верного.
— Первое — происшествие в Кружно, на улице святой Терезы. Верный говорит, полиция в этом деле не участвовала, и кому потребовалась эта акция, никто не знает. Один полицай вмешался и был убит. Это, говорит, дает возможность распространять слухи, будто бы акцию провели партизаны. Дом сгорел, погибли… — почтарь посветил электрическим фонариком на листок бумажки, на котором были записаны имена, — погибли хозяйка Анна Бузок, сестра ее мужа — Мария и дети Марии — Анна, Галя, Иван. Верный просил обратить внимание на два факта. В ту ночь Ганс был в Кружно, поскандалил с начальником полиции Горновым, чуть было не набил ему морду, кричал: «Будете совать свой нос в чужое дело — всех постреляю!» Еще один случай. В ту самую ночь бесследно пропал живший на соседней улице Семен Чувай, хлопец двадцати лет. Этот Чувай, как узнал Верный, навещал по ночам жену одного полицая, когда тот уходил на дежурство. Живет полицай рядом со сгоревшим домом. С первым пунктом все.
 
Почтарь умолк, он ждал вопросов.
— Сколько, ты сказал, лет пропавшему хлопцу? — поинтересовался Серовол.
— Двадцать.
— Верный утверждает, что Чувай исчез в ту же ночь?
— Да, он это подчеркивал. Капитан пожевал губами и спросил:
— Верный не высказывал своего мнения о том, кому потребовалось сжечь дом и уничтожить живущих в нем людей?
— Он считает, что Ганс замешан в этом деле, но точно ничего не знает. Загадочное дело, говорит. Теперь второе — сам Ганс. Показывается редко, в кабаках не бывает. Несколько раз выезжал на бричке с охраной — два человека. Охрана меняется: были два, говорит, незнакомых в солдатской форме, а теперь полицаи — Шуга и Филинчук.
— Филинчук? Не путаешь?
— Нет. Фамилии я точно записывал — Филинчук таки. Третий пункт. Немцы получили вагон цемента, развезли его по участку на дрезине, будут строить бетонированные гнезда для пулеметов. И четвертый пункт. Верный сообщает это на всякий случай, как наблюдение: шофер гестаповский за последние месяцы несколько раз останавливал машину на окраине Княжполя возле хаты, в которой живет одинокий хромой человек по прозвищу Иемагроша. Остановки короткие — поправит в моторе что‑то или дольет воды в радиатор и сейчас же уезжает. Немагроша — человек пустяшный, живет тем, что разводит кроликов, голубей, ловит рыбу, раков. Верный сообщает об этом потому, что у Немагроша появились дорогие вещи — новый пиджак, сапоги, шляпа. Говорит, возможно, это случайность, а возможно, Немагроша чем‑нибудь угождает немцам. Вот и все.
Серовол скептически оттопырил губы, задумался. Очевидно, история с этим Немагрошей показалась ему не заслуживающей особого внимания даже в том случае, если этот человек действительно оказывает какие‑либо услуги гестаповцам. Мало ли у них осведомителей! Да и новая
шляпа еще не доказательство, что он состоит на тайной службе. Капитан уже хотел было отпустить почтаря, но заметил, что его помощник чем‑то взволнован, ерзает на стуле.
— Что, Юра?
— Хочу спросить… — Коломиец действительно был взволнован. — Ты сказал, что Немагроша разводит голубей. У него и сейчас есть голуби?
— Этого я не знаю, — пожал плечами Краковец. — Верный не говорил мне этого.
— А как он сказал? — не отставал Юра. — Припомни, какие слова он употребил?
Почтарь наморщил лоб, припоминая.
— Он назвал его голубятником. Говорит, голубей продает, кролей разводит… Может быть, и сейчас у него голуби есть.
Столь горячий интерес Юры к голубям начал забавлять Серовола.
Он сказал, едва сдерживая улыбку:
— Спасибо, Яша, иди отдыхай. Что касается голубей, то мы это выясним в следующий раз. Даже можем купить парочку.
Юра Коломиец понял, в чей огород бросил камешек капитан, но не обиделся и даже виду не подал. Он выждал, пока за почтарем закроется дверь, и сказал:
— Теперь я понял, почему голуби мучили меня даже во сне. Как вы думаете, товарищ капитан, не мог ли шпион для пересылки своих донесений пользоваться голубиной почтой?
Серовол резко поднял голову и застыл так, глядя на своего помощника. Сжатые губы его вздрагивали. Юра понял, что высказанная им мысль поразила капитана, но он еще не знает, как отнестись к ней. Не знает потому, что не разложил в нужном порядке известные ему факты. Нужно их разложить и увязать друг с другом.