Ядовитое жало

— Как же вы так? — Ольга глядела на юношу с сожалением.
— Как, как! — внезапно ожесточаясь, воскликнул партизан, и глаза его заблестели. — Не добежал к Третьему, не успел, духу не хватило — раз! Парашютиста советского начал спасать, а надо было, не останавливаясь, бежать дальше… — Он смахнул выступившие на глазах слезы и продолжал, понизив тон, переходя на бормотание: — Все равно бы не успел. И не пробился бы к своим. Выстрелы… Это все, что можно было сделать. Неужели не услыхали, не поняли? Сколько людей там погибло. Беда, беда…
— Успокойтесь, Валерий, я поняла… Вы ни в чем не виноваты, вы сделали все, что могли.
— Сделал… А что с того? Ладно, Оля, хватит об этом. Лежи, отдыхай. Может быть, я засну, — не переживай и без нужды не буди. Когда надо, я сам проснусь.
Ольга поняла, что последние слова Валерий сказал только для того, чтобы как‑нибудь успокоить ее. Не до сна было партизану. Он знал, что враги могут появиться с минуты на минуту, и лежал, чутко прислушиваясь к каждому шороху.
Было часов десять утра, когда где‑то далеко возник звук, похожий на стон срубленного, падающего на землю дерева. Потом раздалось что‑то похожее на стук дятла, но на этот раз треск был еще суше и беспощаднее. Ольга взглянула на Валерия. Он лежал, по–прежнему уткнувшись лицом в руку. Даже не шевельнулся, точно спал и ничего не слышал, лишь пальцы его правой руки медленно сжались в кулак.
Снова короткая автоматная очередь, далекие голоса.
— Валерий! — встрепенулась девушка. Тот поднял голову.
Опершись на локоть, смотрел в ту сторону, откуда раздались выстрелы и голоса.
— Это они? — задыхаясь, спросила Ольга.
— Подожди. Не спеши. Сейчас все будет ясно.
На ближних холмах среди кустов и стволов деревьев показались люди. Они шли, растянувшись цепью на расстоянии десяти–двадцати метров друг от друга, то подымаясь на пригорки, то исчезая ненадолго в балочках. Да, это были враги.
Валерий повернулся к девушке, сурово оглядел ее и судорожно дернул головой, точно проглотил какой‑то застрявший в горле комок.
— Значит так, Оля. Паниковать и прощаться с жизнью рано… Они нас могут не заметить. Яма хорошо замаскирована. Будем лежать и ждать. Если заметят — первые выстрелы наши. Стрелять спокойно, только в цель, только по моей команде. Живым я им не дамся и тебе в плен сдаваться не советую. Дай мне гранату.
Партизан проверил, хорошо ли лежит справа от него присыпанный листвой карабин, поставил гранату на боевой взвод, загнал патрон в ствол пистолета. Движения его были быстрыми, но не суетливыми, а рассчитанными, точно он готовился к какой‑то очень срочной, но обычной работе и раскладывал поудобнее инструменты.
— Все. Замерли…
Цепь находилась уже метрах в двухстах от них. Среди курток и мундиров полицаев можно было заметить и зеленую форму немецких солдат. Шли с карабинами и автоматами, взятыми на изготовку, чтобы в случае необходимости можно было мгновенно открыть огонь. Передние увидели росшие у холма кусты, несколько человек замедлили шаги. Кто‑то нетерпеливо закричал по–немецки, отдавая команду.
Валерий прислушался и зашептал, как бы проверяя свое знание немецкого языка: «Что там такое? Вперед, вперед. Хорошенько осмотреть кусты. Сделайте несколько выстрелов».
Кусты обстреляли. Затем четыре человека довольно долго ходили среди кустов, ломая ветви, продираясь сквозь самые густые заросли.
Ольга лежала, млея от страха. Она представила себе, что было бы, если бы они спрятались в этих кустах. А следивший за полицаями Валерий, одобрительно кивая головой, шептал не без злорадства: «Так, так… Смотри хорошенько, под каждый кустик заглядывай. Давай, давай, проверяй, ковыряй. Молодцы. А может, вон там, за тем кустом? И там нет… Ну, что поделаешь ― на нет и суда нет. Значит, тут пусто. Пошли дальше?»
Снова раздался сердитый голос немца, и кто‑то из полицаев заорал, переводя команду:
— Что вы там застряли? Вперед, вперед, вам говорят!
Валерий задержал дыхание ― наступил решающий момент. Все зависело от того, захочет ли кто из полицаев, лазивших по кустам, забраться на верхушку холма, или все они, догоняя цепь, пройдут по его склонам.
 
Так и есть, идут низом. Неужели пронесет? И вдруг команда:
— Филинчук! Ты помоложе, а ну влезь на горку, посмотри, что там!
— Какой дурак там будет прятаться… — отозвался Филинчук.
— Тебе что говорят? Посмотри!
Молодой полицай начал быстро подниматься на холм. Ольга подложила кулак под руку с пистолетом, готовясь к стрельбе. Валерий заметил этот жест.
— Спокойно, не стрелять! Этого я повалю сам. Одной пулей…
Он взял руку девушки, поднес ее к своему лицу, поцеловал горячими шершавыми губами. И поднял свой пистолет.
Они лежали затаив дыхание. Сперва в поле их зрения показалась голова полицая, затем стал виден по пояс. Он находился всего шагах в десяти–пятнадцати от них, и Ольга хорошо рассмотрела его худое, нездорового, землистого цвета лицо с печально настороженными глазами. Полицай сделал еще несколько шагов. Девушке показалось, что он увидел ее, смотрит ей прямо в глаза. И тут что‑то случилось с ним, его глаза округлились, он стал задыхаться. Ольга взглянула на Валерия. Тот сжимал в руке пистолет, но не стрелял, лицо его было бледным.
— Ну, что там, Филинчук! — донеслось снизу.
— А все то же! — ответил полицай и шагнул вперед. Ольга увидела рядом его ноги, обутые в запыленные сапоги. Он не спеша прошел мимо. И все это время рука Валерия, сжимавшая пистолет, поворачивалась в его сторону, как бы следила за ним. Наконец шаги и голоса стихли.
— Они ушли? — зашептала девушка, не в силах поверить такому чуду. — Они ушли, Валерий?
— Подожди, Оля, — тяжело дыша, глухим, незнакомым голосом отозвался партизан. Кожа вокруг его глаз стала темной, такими же темными были губы. — Еще ничего не известно. Подожди…
— Неужели он не видел? Ведь прошел в двух шагах от нас.
— Не знаю… Рано радоваться. Они могут еще вернуться. Все может быть. Все…
Но прошел час, два, а в лесу было тихо, только дятел то и дело запускал свою трещотку.
Валерий лежал, положив голову на руки, лица его не было видно. Ольга несколько раз пыталась заговорить с ним, но он не отзывался, точно не слышал ее голоса.
Лишь когда солнце, достигнув зенита, начало склоняться на запад, партизан поднялся на колени, отер руками свое исцарапанное, измазанное кровью лицо, огляделся вокруг и сказал с облегченным вздохом:
— Ну, Оля, считай, что ты родилась в сорочке. Все! Они уже сюда не придут. Теперь одна у нас задача — найти своих. Найдем. Ведь и они о нас не забыли, будут искать.
 5. Будовлянс 
 
На тонкой полоске бумаги, оторванной, очевидно, от краешка газеты, было написано одно слово: БудоВлянс Неряшливые буквы стояли вкривь и вкось, как будто их вывела, забавляясь, детская рука. Особенно нелепо торчало большое «В» в середине слова. Да и можно ли была назвать словом этот бессмысленный набор букв? Капитан Серовол, сузив карие глаза, долго рассматривал записку, внимательно изучая каждую буковку, затем свернул бумажку в трубочку и задумался. Он едва сдерживал охватившее его волнение.
Партизанский почтарь Василий Долгих сидел рядом на скамье с алюминиевой чашкой на коленях, торопливо поглощая гречневую кашу с салом. Он поглядывал на начальника разведки, стараясь по выражению лица командира отгадать, какие ― добрые или скверные ― вести принес он ему из самого дальнего «почтового ящика». Василию хотелось, чтобы вести были добрыми. Последние два месяца, по выражению его дружка Кольки–одессита, отряду крупно не везло. Несколько раз группы, уходившие на задание, нарывались на засады, а пять дней назад произошло нечто ужасное ― гитлеровцы и полицаи напали на новый партизанский «аэродром» ночью, в тот момент, когда прилетевшие с Большой земли самолеты сбрасывали на костры парашютистов и тюки с драгоценным грузом. Нападение отбили с большим трудом, но несколько тюков попало в руки фашистов. Однако самым тягостным было то, что партизаны не смогли найти третьего парашютиста ― посланную в отряд радистку. Считалось, что она попала в плен или погибла. К счастью, на второй день парашютистка нашлась, оказалось, ее подобрал и вынес в безопасное место почтарь Валерий Москалев.