Танки на мосту
— Но почему вы отказываетесь сообщить в штаб по телефону?
— Нет у меня связи! — помрачнел артиллерист. — Не видишь, что делается? Перебили связных, пока они катушки сматывали. — И добавил озабоченно: — Мост, говоришь? А как они могут его захватить?
— Не знаю. Может быть, десант ночью сбросили.
— Сейчас отправлю, — повторил он недовольно. — Людей у меня... кого послать? Разве Володьку...
— Да я сам могу поехать!
— Сам... — криво усмехнулся старший лейтенант. — Дурачков ищешь? Да я еще не знаю, кто ты таков на самом деле.
— Разведчик, диверсант, если хотите...
— В общем, без пол-литра не разберешь... — снова поднес бинокль к глазам командир. — Ты выпей лучше, а то на ногах еле стоишь... От страха?
В бутылке было красное столовое вино. Каберне. Я залпом выпил половину, отдышался, сказал:
— Не от страха. Ноги у меня побиты, ободраны, ехал без фары, натемную.
— А почему кровь в коляске?
— Немца пришлось прикончить, — ответил я неохотно.
— Куда же ты его дел?
— Выбросил. Думаете, приятно мертвеца возить.
— Молодец, если не врешь... Что? Что такое?... — Последние слова относились не ко мне, как следовало полагать, а к тому, что видел артиллерист в окуляры бинокля. Я поглядел в ту сторону. Далеко слева от шоссе появились клубы серой пыли. Стрельба усилилась. Пулеметные очереди сливались в сплошной треск. Завеса пыли, похожая на дым из трубы невидимого паровоза, быстро продвигалась в сторону шоссе.
— Кажется... — нерешительно начал было старший лейтенант и тут же взволнованно крикнул: — Наши!! Петренко, к старшему сержанту! Две пушки, по снаряду, — отсечь мотоциклы. Машины не трогать!
Петренко рванул с места.
— Наши, черти! — окончательно решил старший лейтенант. — Две... нет, три машины из балочки... — Он бросился к танку. — Павел, попробуй ты. Мотоциклы на шоссе. Сейчас появятся, идут наперерез.
Голова танкиста скрылась в люке. Теперь и я увидел машины. Первая уже въезжала на шоссе, поворачивала в нашу сторону. Еще дальше на шоссе появилась черная точка, вторая, за ней еще две. Скрылись, снова вынырнули. Я понял, что это головы мотоциклистов. Они выезжали из низинки. Сейчас видны были не только головы, но и плечи тех, кто сидел за рулем. Остановились, кажется.
— Эх, черти! Неужели... Павлуша...
Старший лейтенант не успел произнести имя танкиста полностью. Раздался оглушительный выстрел, и танк вздрогнул.
— Перелет! — огорченно крикнул старший лейтенант, — Куда к чертям собачьим! Уйдут!
Кажется, мотоциклисты начали разворачиваться. Танкист выстрелил еще раз. Снаряд лег правее шоссе.
— Портач! — обозлился старший лейтенант.
Тут, где-то впереди нас, одна за другой ударили две пушки, и я увидел среди возникшего на шоссе облака разрыва что-то взлетевшее высоко вверх маленькое, круглое, похожее на горошину. Колесо мотоцикла...
— Есть! Один спекся! Павел, хватит! Отбили. Ишь, прут, как осатанелые. Видать, заблудились, сидели ночь в балочке...
Старший лейтенант опустил бинокль, взглянул на меня.
— Давай к шоссе! Заводи свой чертопхай. Пулемет исправен?
— Не стрелял. Должен...
Пока я заводил мотор, Володька со старшим лейтенантом установили магазин на пулемете, попробовали его, дав очередь.
— Живее!
Мы вскочили на мотоцикл, поехали к шоссе, но опоздали. Машины, несмотря на выстрелы и крики бойцов, мчались по шоссе. На передней, приоткрыв дверцу кабины, стоял на подножке командир в фуражке с зеленым верхом, в кузовах было полно бойцов в таких же фуражках.
— Стойте! — закричал сидевший позади меня старший лейтенант. — Возьмите человека!
Однако командир пограничников, очевидно, не расслышал, махнул рукой назад.
— Танки!! Нас обстреляли! Немецкие танки. Сматымайтесь!
И машины одна за другой, не сбавляя хода, пронеслись мимо, раньше чем мы подъехали к шоссе.
Старший лейтенант выругался:
— Смотри, как в панику ударились. А еще пограничники. — Он повернулся к Володьке: — Вот что, Володька, ты с ним поедешь! Ясно?
— Никуда я от тебя не поеду, — глядя на губы старшего лейтенанта, сказал побледневший Володька.
— Ясно? — прикрикнул на него командир.
— Не поеду! — уперся боец и затряс головой. — Вася, я не поеду. Я с вами. Я с тобой начинал... До конца! — Даже слезы выступили на его глазах.
Старший лейтенант соскочил с седла, ласково потрепал здоровой рукой по плечу бойца, заглянул ему в лицо.
— Не дури, Володька. Это очень важно, о-че-ень ва-ажно. Понял?
Мы услышали характерный звук моторов немецких самолетов, подняли головы. Высоко в небе были видны красивые серебристые силуэты летящих на восток бомбардировщиков. Семь, за ними девятка, выше — штук десять тонких, как осы, «мессершмиттов».
— Понял? — наклонился к Володьке старший лейтенант. — Некого мне посылать. А ты все равно... Я ведь не виноват, что ты оглох. И нога у тебя... Понял? Поезжай. До моста не останавливайся. До моста! Ясно?
Володька умоляющими глазами смотрел на командира.
— Ладно, ну ладно, — улыбнулся старший лейтенант. — После войны встретимся... Давай до моста! — Он наклонился, обнял здоровой рукой бойца, и они расцеловались. — Давай, диверсант. Жми!
Меня не надо было подгонять. Через несколько секунд мотоцикл уже несся вслед за улепетывающими на восток пограничниками.
— Слушай, — тронул меня за локоть Володька. — Давай договоримся — без фокусов. Иначе я тебе в два счета голову сверну, как цыпленку. Руки у меня здоровые. Ясно?
Я весело кивнул головой.
— Тогда порядок! — сказал он удовлетворенно.
Милый Володька... Я жал вовсю, не отрывал глаз от дороги и думал о старшем лейтенанте и его бойцах, оставшихся там, на переднем рубеже. Прекрасные, бесстрашные люди. Даже маленький визгливый боец, доставивший мне столько горьких минут, казался теперь симпатичным. «Шнель, шмель!..» Кто из них останется жив, кто уцелеет в бою, что начнется в это утро, может быть, через несколько минут?
Нам навстречу прошли две машины с бойцами в кузовах и противотанковыми пушками на прицепе, затем прогромыхал танк КВ, облепленный пехотинцами. Володька обрадовался танку, пушкам — подкрепление!
Вскорости мы нагнали машины пограничников. Они шли теперь медленно. Бойцы с задней, на борту которой виднелись свежие рваные пулевые пробоины, смотрели на нас с мрачным любопытством. Здоровые ребята, один к одному, кадровики. Некоторые из них начали беспокойно поглядывать на небо. Я не придал значения этим взглядам, хотел обогнать колонну, но тут машины остановились, и пограничники как-то нерешительно начали прыгать на землю.
— Воздух! — заорал Володька, раньше меня понявший, что происходит.
Соскакивая с седла, я оглянулся — три самолета шли в нашу сторону. Позади них на шоссе вздымались темные веера взрывов. Мы все же успели отбежать в сторону метров пятнадцать, как Володька повалил меня на землю. Вовремя — позади рванула бомба, расколола, как мне показалось, земную твердь. Парализованный страхом, я ждал новых взрывов, но их не было слышно. На нас посыпались комья, щепки. Володька лежал рядом, повернув голову, он смотрел одним глазом на небо. Я тоже отважился глянуть вверх. Самолеты очерчивали широкий круг над нами; на их плоскостях играли розоватые отсветы лучей взошедшего солнца. Очертили два круга и, с ревом набирая высоту, ушли на восток.
Мы поднялись. На шоссе дымила небольшая воронка. Бомба, одна, единственная бомба угодила между нашим мотоциклом и машиной пограничников. Мотоцикл с согнутой рамой и сплющенной коляской лежал в кювете, машину взрывом опрокинуло на бок.
Среди пограничников оказались раненые. Один — тяжело. Его несли на руках к первой машине.
— Поедем с ними, — дернул меня за рукав Володька. — Понял? Лезь на машину.
На машину, которая была к нам поближе, нас не пустили. Пограничник оттолкнул Володьку прикладом.
— Куда?! Назад! Нельзя, не разрешается! — грозно заорал он.