Двенадцатая жена, или Выжить после... (СИ)

— Кажется, ты права.
Я протянула ему руку, наклонила голову вбок и спросила:
— Бежим?
— Я никогда не бегал. И не собираюсь, — проговорил муж, переплетая свои пальцы с моими.
— Что?! — воскликнула я, вытаращившись на него. — Никогда не бегал?! Ты шутишь?!
— Ни чуть.
Люди выбили окна в церкви и повалили на улицы, кринолины дам застревали в окнах, являя миру их симпатичные панталоны.
— Развод, — хмуро сказала я. — Развод и девичья фамилия. Я просто не могу быть замужем за человеком, который ни разу не бегал и даже не хочет начинать!
— Боюсь, — улыбнулся Малкольм и склонился ко мне, касаясь моих губ своими. — У тебя нет выбора. Ты от меня никуда не денешься.
— Подумать только, а ведь я тебя считала уродливым стариканом, — еле слышно прошептала я.
— Что? — переспросил он, целуя меня.
— Ничего. Я просто сказала, — наши взгляды встретились, - что люблю тебя.
Его льдистые глаза чуть прищурились, а где-то в их глубине затаились смешинки, которые сводили меня с ума своим очарованием.
— Долго же ты терпела.
Я ударила его по плечу.
— Могла вообще не сказать.
— Но мне нравится, что ты это сказала, — произнес он, его рука прошлась по моей спине и крепче прижала к нему. Малкольм обнимал меня.
Мой старик-извращенец. Мой монстр. Мой лорд Ледяных гор. Мой муж.
Он весь был моим. А я его.
Навеки.
Ну, или по крайне мере, на тот период, пока я буду уламывать его начать бегать. Но если он откажется, то все – точно развод! Развод!
  
ЭПИЛОГ
 
— Как я устала! — тихо пожаловалась Эрика, глядя на темноволосого мальчика в колыбельке. — Он совершенно отказывается спать ночью и постоянно капризничает.
Я фыркнула, но тоже тихо.
— А что ты хотела? Дети – это, конечно, цветы жизни, но по мне так скорее кактусы, чем ромашки.
— Вы с лордом Астайном не думаете о малыше? — спросила подруга, откидываясь на мою кровать.
Меня забавляло, что Эри до сих пор зовет Малкольма так официально, но в конце концов, у каждого свои тараканы.
— Эм… Ну…
— Серьезно?! — шепотом воскликнула она. — А как же разговор про кактусы?
— Я Малкольму сразу сказала, что по ночам сидеть будет он, — фыркнула я и скрестила руки на груди. — Это все было его идеей.
— Поздравляю, — улыбнулась Эри.
Я почесала щеку.
— Подожди, я еще сомневаюсь, принимать поздравления или сочувствия. Вот погоди, определюсь...
— Лиса, ты как всегда!
— Всегда хотел спросить, — вдруг услышали мы такой же тихий голос Алека, который вошел в комнату.
Он подошел к жене, поцеловал ее, а потом уселся рядом. На мою кровать. И пусть я на ней уже очень давно не сплю, но все равно наглость!
— Почему родные зовут тебя Лиса? Как вообще Габриэль сократилось до Лисы?
Я фыркнула.
— В детстве, я ненавидела имя Габриэль, а потому всем объявила, что меня отныне должны называть Василисой, а сокращенно – Лисой. Потом тот дурацкий возраст ушел, а привычка осталась.
— А я думал, это как-то связано с твоими волосами.
— Не, — отмахнулась я. — Тут схема сложнее. Мы по-простому ничего не делаем.
С балкона до меня донесся звук, очень похожий на хлопанье крыльев.
Альташ и Малкольм!
Муженек летал в соседнее государство, решал вопросы по договору о ненападении. До них донесся слух, что лорды Астайны более не властны над драконами, и они вполне логично прекратили выплату денег. Малкольм решил не оставлять их в заблуждении и лично уверить в том, что с драконами полный порядок. Зуб даю, что теперь они платят нам вдвое больше, чем раньше, если не втрое.
Я быстро пересекла комнату и, открыв дверь, зашла в покои к мужу, которые теперь были скорее общими, чем его.
Едва взгляд Малкольма остановился на мне, как выражение его лица потеплело, а уголки рта дернулись. Он подошел ко мне и, поцеловав, зарылся лицом в мои волосы:
— Как ты?
— Я-то что? — усмехнулась в ответ. — Лучше скажи как у тебя дела? Признайся, ты задал трепку этим бедолгам, которые уже наивно решили, что вышли из под твоего ига?
Муж тихо засмеялась и поцеловал в макушку. Его рука медленно прошлась по моему животу.
 
— Как поживает ребенок?
— Думаю, пока рано называть его ребенком, — поделилась я своими соображениями. — Он же пока едва ли больше фасолинки.
— Мне все равно. Это мой ребенок.
Я совру, если скажу, что от его слов по моему телу не прошлась приятная дрожь. За окном взревел Альташ, недовольный тем, что я совсем не обращаю не него внимания, и тут же в соседней комнате послышался плач младенца и ругань Алека.
Я засмеялась, уткнулась в грудь мужа, вдыхая запах мороза и мяты, и по моим губам скользнула улыбка. Как же я все-таки счастлива!
Конец.