Как пройти в Ётунхейм? (СИ)

6
-Говорю же, Нильс, прозрей, прошу я тебя! - Эрнст не был с бывшим оруженосцем близко знаком, но теперь обращался к нему как к ближайшему другу, как будто он знал его так давно, что сам не помнит, когда произошло их первое знакомство, хоть и помнит, при каких обстоятельствах оно произошло чуть не лучше всего на свете.
Нильс же ничего ровным счетом не понимал и понимать не желал. «Искатель, - говорил он, - своим рвением мог бы обесценить не только свои грехи, а их у него достаточно, но и мои. И твои, кстати, тоже!» Эрнст вздохнул так, как не вздыхал никогда в своей жизни. Он сам испугался, в чем дело, но вскоре понял то, о чем говорить он, понятное дело, не стал. Так вздыхал и бесился только один его знакомый: это был Локи.
-Хорошо, - будто пошел на попятную Эрнст, - положим, что так, но давай-ка сделаем вот что. Я же не верю в рвение этого твоего Искателя, который даже имя свое толком тебе не сказал, но могу поверить, если увижу, что все с ним в порядке и он действительно желает того, о чем так мастерски говорит. Вот, как ты думаешь, где он сейчас?
-Мы-то уже с тобой помолились, вроде как, а он, наверное, все еще продолжает. Он сам мне говорил об этом. Говорил, что молится всю ночь напролет, но мне пока еще рано так поступать, потому что следует сначала осознать все то, что ты сделал в жизни злого, а я пока этого не…
«Поэтому-то его не добудиться!» - подумал Эрнст, всегда страдающий бессонницей, но не стал говорить этого вслух.
-Понял, понял - хорошо! Давай посмотрим, как он молится, может, поймем что-нибудь, что нам поможет. - в нем проснулась необыкновенная решительность.
Было очень сложно втолковать это Нильсу, но у него это чудом вышло. Благодарить тут стоило только Локи, иначе это нельзя было объяснить никаким образом. Тихонько подойдя проёму, они встали по бокам и стали слушать.
-Брат Адельстан? Три года прошло с твоего побега, и вот… - это сказал незнакомый никому из двоих голос.
Ответом его было молчание, но потом разразилась пускай и тихая (а говорили они чуть громче чем шепотом, так что нужно было очень хорошо прислушиваться), но буря. Буря из проклятий со стороны Адельстана-Искателя и упреки со стороны неизвестного монаха. Нильс разве что шею себе не свернул - так хотел посмотреть на это все - и Эрнст еле его оттащил. Нильс сидел с глазами по блюдцу, не до конца будто понимая, что произошло, но он, наконец, все-таки заговорил:
-Не надо показывать виду, что мы все знаем.
Это была первая здравая мысль, услышанная Эрнстом от него.
II
1
Мария открыла глаза: неужели она все-таки заснула? Она отлично помнила, что сон к ней что-то долго не шел, и теперь была очень удивлена. Вчера она таки получила сообщение от Вольфа, в котором он в шуточной манере извинялся за начало поздней переписки, как будто другие их переписки никогда прежде под утро не заканчивались. Впрочем, извинение это выглядело не столько извинением как таковым, сколько простым вступлением к довольно длинному извещению о том, не против ли она его сегодняшнего воскресного визита. Отказаться было просто невозможно, ведь они не виделись с месяц, а для Марии это уже было невыносимо долго. Пусть она этого и не ожидала (хотя что жаловаться - много было связанных с Вольфом неожиданностей), но она была этому безумно радостно, будто этот день пройдет просто отлично, хоть поначалу и будет много не всегда понятного бреда. Впрочем, к бреду современному человеку, а тем более - фанату мифологии, а еще тем более - германо-скандинавской, просто-напросто не привыкать, а значит - справимся и с этим. Выглядеть как картинка с обложки модного журнала всегда казалось ей по меньшей мере бессмысленным. Надо было просом прибрать творческий беспорядок в паре комнат, хотя более по привычке, чем по убеждению. Перед другом стесняться должно быть почти что нечего, что ни говори. Присев вскоре прямо на пол, на дранный, но от того хуже не ставший, половичок, она стала думать ровно о том же, о чем думала вчера вечером. История будто складывалась в ее голове сама собой, и ей было удивительно, почему вдруг это ей дается так легко, в отличии от самостоятельного сочинения какой-нибудь стилизации под миф. Рассказ Вольфа казался ей чем-то самостоятельным, современным, хоть дело и происходит там в конце 12 века - неважно. Главное, что она заставляла Марию думать.
 
2
Винг-Донар был просто в ярости. Впрочем, гнев его, как она сам говорил, имея в виду свое неподражаемое, но в ином роде, умение беситься, сыпать проклятиями и давать волю своим кулакам, был порой и сильнее. В таких случаях он имел ввиду примерно вот что: «Я пока не совсем сердит, но знаю, что ты уже боишься,посему предупреждаю, что ещё хоть одно хоть немного опрометчивое движение, и можешь считать себя покойником.» На слова кроме бранных громила был не очень-то щедр, поэтому частенько собеседнику приходилось переиначивать в голове то, что он слышал, чтобы понять истинные намерения Этого так мало похожего на своего отца сына Вотана. Впрочем, Локи утверждал, что и оо матери громила взял только часть своей наружности, а ум его вообще неизвестно от кого ему мог достаться. «Загадка всех времен» - заканчивал он свои размышления. Неизвестно, зачем Донара об этом подумал, но, наверняка в этом был какой-то потаенный, не известный ему и недоступный его пониманию, смысл. Впрочем, смысл этот можно было и разгадать, и первый к этому шаг громила уже сделал: «Локи, все что можно его дери! Его рук дело».
Винить Локи у многих вошло привычку, но ни у кого эта привычка не была так хорошо развита, как у Донара, и это было известно всем. Первой мыслью была мысль о побоях, но, за отсутствием записного аса, она так и не смогла прийти в исполнение. Это не могло не выбить громилу из колеи и еще сильнее не испортить его настроение, но надо было что-то предпринимать. Он сел на траву и стал размышлять обо всем, что он мог бы сделать прямо сейчас. А прямо сейчас, надо сказать, он мог сделать очень немного: выпить оставшиеся скудные, по его мнению, остатки меда, идти вперед или же куда шел и надеяться на то, что из этого что-то выйдет. Выбор пал и на первое, и на второе разом. Как теперь ему говорить с людьми, он не очень себе представлял, но пришлось выкручиваться. Его счастье, что к нему обратились к первому:
-Только сразу не горячись, а то вижу, что можешь, - заявил ему один старик самым добродушным на свете, казалось, тоном, - но вот лет восемь назад еще, недавно совсем, как сейчас помню, в тот год еще у кривой Греты не пойми от кого ребенок появился, а Ансельма нашего тоже баба какая-то осчастливила, его-то, Ансельма значит, баба пять лет уже тогда как померла, а тут вон что - сын! Чей - не знаю, до сих пор все об этом гадают. Корова у соседа моего подохла еще тогда - лучшая, что была у нас, ну да и счосекд вслед за ней - молнией ударило, - дальше следовало еще столько воспоминаний, что никто, кажется, не мог ни удержать в голове, ни просто выслушать, но Донар, терпя из последних своих могучих сил смог все это преодолеть - это вам не с великаном драться, зная, что не помрешь все равно. Наконец, старик вернулся к тому, что начал, - Так вот, в тот год один рыжий и высокий, на тебя, кажись, похож, да все одно - сказать не могу, я ведь слепой почти! Вот один такой рыжий нам полдеревни разнес. Не понравилось ему что-то, то ли показалось что не то - понятия не имею, да только все думали, что светопреставление началось - не меньше. Не человек он был, каждый скажет!
Донар вскипел: да как такое возможно?! Старик же будто этого не замечал, а сказал только:
-Напомнил ты мне его, не обессудь. Не мог просто не сказать! - и ушел восвояси.
Донар остался стоять как столб.
3
Поутру Сила была не менее зла, чем отец, но уже по другой причине. Как только они могли ее оставить, она же… Но долг валькирии быстро взял свое, и о том она уже через полчаса почти не думала, но зато вспомнила кое-что другое: комариный укус. Она знала, кто это мог сделать, ведь произошло все именно тогд, когда она говорила о песне, знакомой ей довольно давно, пускай и не с детства. Как они сюда пробрались? Откуда? Что им вообще здесь надо? Вопросы, на которые просто невозможно было найти ответ. Мучалась она с ними, как ей показалось, с полгода, но на деле прошло от силы три минуты. Тогда-то и прозвучало у нее над ухом:"Эй, сокровище рейнское, что разлеглась тут, кого проклинаешь? Пойдем, может, раз совсем проснулась! И нечего так на енас пялиться - тебе вовсе оказана великая честь, ради тебя мы были не комарами даже, а комарихами!"