Живые и мертвые. Часть III (СИ)
— Вот уж на кого мне точно плевать, — слегка улыбнулся Чарли. — Пусть идут, хе-хе, сами добивать себе пропитание. Заодно поймут, каково это.
— И все сдохнут, — хрипло закашлялся отец, с чем я мысленно согласился, ведь уже успел оценить наших «гражданских».
— Надеюсь, что хоть сейчас у них всё лучше, чем у нас, — задумчиво произнёс я.
— Не сглазь, — сплюнул Чарли.
— Я что, колдун тебе что ли? — криво улыбнулся в ответ.
— Иногда похож. Будто заговоренный, выживаешь в любой ситуации, — покачал он головой.
— Просто умею принимать верные решения, — демонстративно покосился на Шарифа.
— Какой тонкий намёк в поддержку своего отца, — скривился мужчина. — Сразу видно: одна семья.
— Но он прав, — киваю на Уэсли. — Или мы сделаем это сами, или создадим в группе панику, когда вернёмся с потерями и без нужных вещей.
Мой собеседник замолк, а потом сплюнул на каменный пол.
— Чёрт с вами, знаю, что предлагаете дело, но… — стучит себя в грудь, — похоже, Таубер слишком сильно на меня повлиял. Больше, чем мне казалось. Ощущаю, будто бы что-то сопротивляется и кричит: «Не вздумай!»
— Знаешь, — скрестил руки и прислонился к машине. — Иногда нужно принимать трудные решения, ради всеобщего блага. Ради выживания всех, когда приходится жертвовать одним.
— Каждому своё, — рука Волчнера зашарила по карманам, вытаскивая было пачку сигарет, но лишь смяв её. — Так было написано на воротах Бухенвальда.
— Не разводи лирику, — поморщился Уэсли. — У тебя два варианта: сидеть сытым и спать на мягком или жить голодным, отращивая «панцирь», под многочисленным осуждением всего коллектива. Хочешь стать посмешищем?
— Врезать бы тебе, — дёрнулся Чарли. — Я уже сказал: приступай.
— Угу, — собравшись с силами, отец подошёл к Шарифу. — Возьму этот грех на себя.
Араб продолжал дышать, но его бледное лицо шло красными пятнами. Всё сиденье было пропитано густой, уже начавшей подсыхать кровью и создавало непередаваемый аромат скотобойни. Кровь натекла и вниз, на коврики, и даже из щелей авто, прямо на землю.
— Нечего оправдываться, мы все соучастники, — мрачно прокомментировал это Волчнер.
— Будь проще Чарли, нечего постоянно держать морду кирпичом. Тогда люди к тебе потянутся. Может и бабёнку себе какую найдёшь, справную, — отец смотрел на Каххара и мне было решительно непонятно, о чём тот думал. — Только не Дану. Не хочу видеть её рядом с тобой, даже с того света.
— Вот уж спасибо, — показал он ему средний палец. — И вообще, Уэсли, я был женат трижды. До добра это не довело.
— По тебе заметно, — пошатнулся отец, но был вовремя мною пойман.
— Думаю текущее время изменит структуру брака, — слегка усмехнулся, радуясь, что сжатая пружина в груди немного ослабла. Этот разговор… такой глупый, повседневный, с очередным бессмысленным спором, ведь всё уже давно решено, но… Почему-то именно он позволил смириться. Уэсли уходит. Всё, конец, его больше нет. Нашёл, сука, чтобы потерять через пару дней! Но быть может, он тоже переродиться? Кто знает…
— Ага, людей не останется, — хохотнул Чарли.
— Не, просто сильный сможет делать больше, — коротко взглянул на него. — И я не про физическое насилие.
— Да понял я, весь в своего отца, тоже гарем себе завёл, — отмахнулся мужчина.
— Чарли! — возмущённо развернулся Уэсли.
— Не бойся, пап, я в курсе про Ирен, — пожимаю плечами.
— Тц, ну вот, тайное всегда становится явным, пусть даже на пороге смерти, кха-кха, — ему ощутимо становилось хуже. Слабел прямо на глазах.
— Не осуждаю, — слегка касаюсь его здорового плеча, — Ирен — женщина что надо.
Отец как-то сгорбился и облокотился о машину:
— Думал, ты возмутишься, что я изменил матери. Это был не слишком хороший поступок. Но… плоть слаба.
— Я никогда не имел ничего против измен, если они были умными. Думаю и мать как минимум догадывается, — если уж я так быстро узнал?
Чарли кивнул, сохраняя на лице кривоватую усмешку.
— Вот-вот, потому я и разошёлся два раза из трёх.
Но его слова были проигнорированы.
— Может быть… — задумался Уэсли. — Она у меня умная, Дана… Передай матери, что я люблю её. Только её. А остальное — тлен и глупость. Как говорится: седина в бороду, бес в ребро. И… Я рад, что семья была едина до самого конца.
— Давайте уже к делу? — обернулся Волчнер, посмотрев на проход наверх. — Вот-вот может кто-то вернуться, а у нас… Каххар всё ещё дышит, — он нервно потёр руки. — Раз уж решились… — его взгляд бегал, не в силах остановиться на раненом парне. — Проклятье… Видя его сопротивление и желание жить даже рука не поднимается.
— И не придётся, — Уэсли нагнулся и заглянул в салон, где заткнул Шарифу рот и нос своими руками. Тело смуглокожего мужчины выгнулось, хоть в сознание он и не вернулся.
Мы все: я, отец и Чарли, наблюдали, как жизнь окончательно покидает тело Каххара. Чем-то это напоминало казнь. Отвык от подобного. После нескольких секунд Волчнер отвернулся и перекрестился.
— Господи, прости меня, грешника, за слабость и за собственные деяния, видишь сам, хочу как лучше, но…
— Благими поступками вымощена дорога в Ад, друг мой Чарли, — хихикнул отец, проверяя у своей жертвы пульс. — Дело сделано. Пора сообщить Тауберу, что сердце бедолаги не выдержало. А может тромб какой оторвался? — он снова закашлялся.
— Старый ублюдок, — буркнул Волчнер. — Из-за тебя я снова стал убийцей. Клялся, что не вернусь на эту скользкую дорожку, но… — развёл руками, — как вы все видите, вот он я!
— Такое время, — спокойно и обстоятельно отвечаю ему. — Такая ситуация. Не из прихоти ведь это было сделано? Я бы сказал, мы оказали Шарифу одолжение, ибо что его ждало в ином случае? Заражение от крови зомби? Мясник Данн, который одной рукой резал бы парня, а другой покуривал косячок? Он умер бы в мучениях, каждую секунду испытывая целый океан боли. Или, что ещё хуже, он мог бы остаться в живых.
Улыбаюсь, когда на мне скрестились взгляды.
— Представьте себе жизнь инвалида, который даже не может нормально передвигаться. Я, кстати, знал одного такого… Точнее — одну. Но да не важно. Каххар мог оказаться тем, кто после выздоровления обязан был бы до конца жизни сидеть на строгой диете, на пачке таблеток, регулярных обследованиях и при этом испытывать множество физических трудностей. А с учётом его характера и веры, наложить на себя руки, попросту не сумел бы. Вообразите сами: даже в нормальные времена, такое — приговор, а что говорить про наши?
Отец гордо кивнул, а Волчнер откровенно вздохнул.
— Заучит как дешёвая отмазка, — нахмурился он. — Но да плевать. Лишний груз на мою совесть: пару вечеров в обнимку с бутылкой и дополнительный кошмар, заставляющий просыпаться в холодном поту.
— Я тебе серьёзно говорю, Чарли, найди себе бабу, — пристально посмотрел на него Уэсли. — Сразу станет легче. Думаешь, в моей профессии всё было гладко? Я грёбаный коп! У меня каждый месяц у кого-то из ребят случалась перестрелка. Частенько с ранениями и жертвами. Атенс — мирный только со стороны, но в нём больше ста двадцати тысяч жителей. Даже один процент преступников — это тысяча двести долбаных убийц, воров и грабителей. А их нихера не один процент! Полицейских же, на весь город, было лишь чуть более двухсот человек. Здорово, а? И знаешь, что мне позволило не спиться, а оставаться порядочным семьянином?
— Щель твоей жены? — грубо спросил он. — Вот только её оказалось маловато, раз к другой потянулся!
— Количество компенсирует качество, — не обиделся отец. — Зато, смотри-ка, не ною, как побитая дворняга.
— Добейте его, — прерываю их «интеллектуальный» диалог, — в точку смерти. Иначе скоро поднимется.
— Точно, — пошатнулся Уэсли.
— Сам сделаю, а то ты упадёшь в салон и застрянешь, пень старый, — буркнул Волчнер, отодвигая отца, который облокотился на меня всем своим весом. Сдержал.
Чарли профессионально пробил мертвецу голову. Руки не дрогнули и не дёрнулись, а движения были чёткими и отлаженными. Всё прошло быстро, менее чем за десяток секунд.