Почти цивилизованный Восток
Холл.
Пустой и гулкий.
– Бертрам! – Эва чувствовала себя ничтожно мелкой. И голос ее тонул в пустоте, только где-то там, в темных глубинах дома, отозвалось эхо:
– Трам, трам…
Надо подняться. Лестница выглядит бесконечной, но это ложь. Это… это сон Эвы! И если повезет, то не только ее. Шаг. И она на вершине. Что ж, получается. Теперь надо найти…
Маменька.
– Боги, за что мне это! – Маменька в гостиной, полулежит в кресле, прижимая ко лбу белое полотенце. Наверняка пропитанное ароматными маслами. – Как она могла?! Как могла так с нами поступить?
– Хватит, мама! – А Бертрам изменился.
Загорел? Не сказать чтобы сильно. Он все равно остался бледным и… и все же изменился, хотя не понять, как именно.
– В том, что случилось, наша вина. Мы не смогли ее защитить.
– Сложно защитить от дурости.
Бертрам покачал головой. Но говорить ничего не стал. Он задумался, уставившись в окно. За окном клубилось что-то серое.
– Бертрам!
– Я послал в банк. Деньги будут, но…
– Когда она вернется, я ее выпорю!
– Если, – тихо поправил он.
– Что?
– Если вернется. Они не всегда возвращаются, мама… я видел. Ты просто не понимаешь пока, как часто они не возвращаются.
– Твоя невеста. – Эти слова маменька почти выплюнула. – Негодная девчонка…
– Которая просто поверила в любовь. Да и та любовь… ее внушили. А теперь она мертва.
– Мне… жаль.
Маме не было жаль. Но разве это имеет значение.
– Сейчас главное, чтобы Эва вернулась.
Нет! Ее не вернут! Обманут!
Их всех обманут!
Но на душе все равно тепло. Эву не бросают. Эва нужна своей семье. Пусть даже и опозоренная. А…
– Бертрам! – Эва вложила в этот крик все силы. Но брат даже не дрогнул. Да и… это сон? Или правда? Или… или изнанка мира, о которой предупреждала бабушка?
– Я поработаю с деньгами. – Он повернулся к матушке. – Иди. Отдыхай. Объяви, что Эва заболела.
– Не поможет. Кто-то все равно проболтается.
– Тебе ли не знать, что болтовня без доказательств ничего не стоит. Да и сейчас найдется о чем поговорить. Император пока знает не все, но того, что Диксон привез с собой, хватит, чтобы всколыхнуть это болото. Про Эву и не вспомнят. Если она вернется.
Он стиснул кулак, и вокруг полыхнуло темное марево.
– Берт!
– Извини, мама. Я… мне нужно побыть наедине. Подумать. И когда придут из банка, отправь ко мне.
Маменька молча поднялась. Она никогда не возражала и отцу, когда он пребывал в том неспокойном состоянии, которое позволяло Дару раскрыться.
– И еще… я жду одного человека. Точнее, не совсем человека, но он разбирается в делах подобного рода. Предупреди, чтобы Венцель его не завернул.
Когда маменька вышла, Бертрам закрыл лицо руками.
– Что же ты натворила, Эва…
Эва вздохнула.
Ей жаль.
Очень.
Глава 8, в которой случается более близкое знакомство со свекровью к обоюдному неудовольствию
Я смотрела на свекровь. Она смотрела на меня. Так мы и сидели. Буравили друг друга взглядом. И чем дальше, тем сильнее становилось желание сбежать.
– У вас весьма выразительное лицо. – Моя свекровь подняла хрупкую чашечку. – Интересные черты. Есть в них что-то такое… нечеловеческое.
– Мой отец не был человеком.
Да я и сама дракон. Но это я говорить не стала. Я ей и так не нравлюсь, без чешуи и крыльев.
– Весьма интересно, – сказала она безразличным тоном. – Но будет лучше, если вы не станете говорить об этом вот так… откровенно.
– Почему?
Нет, папаша был гребаным придурком, тут сомнений нет, но кровь-то тут каким боком? Придурок – понятие интернациональное, от расы и происхождения не зависящее.
– В обществе не принято.
– А…
– И вообще, лучше поменьше о себе рассказывать. Мы потом подумаем, какую историю сочинить, чтобы этот брак не казался таким вот…
– Каким?
Чувствую, вот-вот полыхну.
А все Чарли! Я отъеду, дорогая. Ненадолго, дорогая. В канцелярию вызывают, к императору. А ты пока осмотрись.
Дорогая.
Чувствуй себя как дома, что называется.
Чаю попей.
Опять.
Вот и сижу. Хлебаю прозрачный безвкусный чай.
– Нелепым, пожалуй. – Маменька Чарльза отставила чашку. – Вы совершенно не вписываетесь.
– Во что?
– Ни во что.
Ага, прежде всего, в ее планы.
– Что поделать. Уродилась я такой, невписуемой.
И снова сидим. Смотрим друг на друга. Ей явно хочется мне яду сыпануть, да и у меня мысли подобные в голове крутятся, чего уж тут. Но улыбаемся. Старательно так. Аж лицо сводит.
– К сожалению, – это моя дорогая свекровь произнесла с искреннейшим огорчением, – нам придется искать выход.
И вздохнула.
Я тоже вздохнула. А чашечку отставила.
– А ужин будет? – поинтересовалась я, потому как завтрак давно переварился, обед я, как понимаю, пропустила, но хоть на ужин-то попасть должна.
– Леди пристало проявлять умеренность. – Свекровь не упустила случая уколоть.
– Леди пусть проявляют, а я жрать хочу. – Почему-то хотелось сделать гадость.
Определенно.
Я ведь знаю, что леди так не говорят.
И не сидят откинувшись в кресле, опершись на подлокотник. И вообще, ведут себя иначе. Я… я бы тоже могла. Наверное. Да вот беда, желания нет.
Маменька Чарли прикрыла глаза.
– Что ж, – сказала она. – Думаю, нам стоит поговорить серьезно.
А то до этого мы мило шутили?
– Ужин, несомненно, будет, но я не уверена, что вам, дорогая моя, место за одним столом с воспитанными людьми.
– Могу пожрать и в комнате.
Матушка моя укоризненно взглянула бы, и у меня бы сразу проснулась совесть. Может, даже настолько, чтобы извиниться. И притвориться леди.
Чтоб их.
Но матушки тут нет… к слову, надо узнать у Чарли, где она.
– Да, это будет замечательно… завтра я приглашу модистку. И кого-нибудь, кто займется вашей внешностью, хотя сомневаюсь, что ее можно улучшить. Но цвет вашей кожи общество не поймет.
Охренеть.
Еще и цвет кожи не угодил. Обществу. Чарли вот притерпелся как-то, а общество, значит, не поймет.
– К сожалению, мой сын весьма уперт. Да и брак этот… боюсь, что в свете последних событий его императорское величество могут пойти навстречу и дать свое согласие.
– На что? – осторожно поинтересовалась я.
– На то, что этот нелепый брак признают законным.
Нелепый?
Может, и нелепый мой брак… Может, даже совершенно случайный и в любом ином случае мы бы в жизни до женитьбы не дошли. Но все равно ведь он настоящий.
Его боги благословили.
– А может быть иначе? – сухо поинтересовалась я. А внутри опять закипело. Что я ей сделала-то? Я ведь не стремилась. Чарли сам вызвался. А потом… потом взял и свалил из дому, оставив меня наедине с этой вот, будто не понимая, чем все закончится.
Или рассчитывал, что мы возьмем и проникнемся друг к другу внезапной любовью?
– Вполне… видишь ли, дитя…
Дитя я стерпела.
Я вообще бываю на диво терпеливой, особенно когда револьвер далеко, а убивать человека вроде пока и не за что, пусть даже очень хочется.
– То, что вы называете браком, несомненно, является связью… и вполне вероятно, это имеет какое-то значение там, в Диких Землях. Но здесь, в цивилизованном мире, важен брак, заключенный в храме.
– Храм был.
– И священник? Рукоположенный? Такой, чье имя значится в списках Храма?
Вот тут я задумалась. Сомневаюсь.
Крепко.
– Ты вообще в церкви бывала?
– Бывала, – честно ответила я. – Раза два. Или три.
– Боже…
– По делу. Там один мошенник прятался. Выдавал себя за священника. А на деле – скотина и многоженец. Еще и конокрад.
Свекровь закатила глаза.
– Многоженство ему простили бы. С кем не бывает. У нас и вправду все проще с этим делом, да. А вот кони – это другое. Особенно когда уводишь их у людей серьезных… нам за него двадцатку заплатили.