Сказки. Фантастика и вымысел в мировом кинематографе

Дэвид Кроненберг: Я согласен с вами на сто процентов, мы – тотальные противоположности почти во всех смыслах. Некоторые его фильмы я очень люблю, другие просто не переношу. Уверен, что точно так же он относится к тому, что делаю я. Хотя он всегда очень интересен. Я не пропущу ни одного его нового фильма.
– А что вам нравится больше всего?
Дэвид Кроненберг: Больше всего мне нравятся мои фильмы (смеется).
– Нет, имею в виду, из фильмов Линча. Наверное, «Голова-ластик»?
Дэвид Кроненберг: Да, хотя ужасно признаваться в этом: как можно предпочитать дебютный фильм режиссера, который прославился другими работами! Тем не менее это так. Еще я очень высоко ценю «Синий бархат» и вряд ли удивлю вас, сказав, что не в восторге от последних фильмов Линча. Хотя многие мои друзья их обожают.
– Вы ставили на ТВ одну серию «Пятницы 13-го»; сегодня New Line Cinema ведет переговоры с Квентином Тарантино о ремейке классической картины. Что вы об этом думаете?
Дэвид Кроненберг: Моя «Пятница 13-е» не имела ничего общего с известным киносериалом, сделал я ее между делом, по просьбе моего монтажера, который тогда работал на телевидении и предложил мне любопытный сценарий одной из серий; я задействовал в ней актеров, с которыми работал и раньше. Эту серию стоит посмотреть, но ничего особенного в ней нет. Вряд ли это мой лучший фильм. Что касается Тарантино, то если он снимет этот фильм, лично мне наверняка скучно будет его смотреть. Хотя это уровень, на котором вообще существует Тарантино: он любит трэш, это его вкус и его право.
– Предпочитаете трэшу авторское кино?
Дэвид Кроненберг: Я разное кино люблю. Обожаю старые классические фильмы, постоянно диски покупаю и смотрю. А еще в определенном настроении я иду смотреть ужасающее коммерческое кино. С удовольствием посмотрел «Человека-паука».
– А «Человека-паука 2»?
Дэвид Кроненберг: Разумеется! Меня безумно интересуют все новейшие технологии, в том числе компьютерные. Конечно же, я очень люблю авторское кино, но его иногда очень трудно найти. Как ни печально это признавать, но единственное место, где сегодня можно увидеть сразу много качественно авторского кино, – это какой-либо международный кинофестиваль.
– Значит, несмотря на любовь к коммерческому кино, новейшая волна фильмов ужасов вас раздражает?
Дэвид Кроненберг: Она меня не интересует, кстати говоря, в отличие от фильмов русского режиссера Александра Сокурова. Я видел единственную его картину, когда был президентом жюри в Каннах, – «Молох», который наше жюри наградило за лучший сценарий. Мне этот фильм очень понравился! Но где достать остальные?
– Вы знаете, что это тетралогия?
Дэвид Кроненберг: Да, но я видел только фильм про Гитлера. Очень бы хотел посмотреть и другие.
– Мы знаем канадское кино не лучше, чем канадцы – русское. Что это вообще такое, кино из Канады? И считаете ли вы себя показательным примером канадского кинорежиссера?
Дэвид Кроненберг: Я – типичный канадский режиссер. Атом Эгоян, Дон МакКеллар… есть и другие. Думаю, мы все связаны, хотя и отличаемся друг от друга. Но еще больше отличаемся от тех, кто делает кино в США. Мне трудно найти определение для специфической канадской чувствительности: я внутри системы, а не снаружи, понимаете? Но эта чувствительность существует. Мне говорили, что даже те фильмы, которые я делал с участием американцев – «Мертвая зона» и «История насилия», – показывают канадскую версию Америки. Я родился и вырос в Канаде, живу здесь всю жизнь и никогда не снимал кино в Штатах. Я стопроцентный канадец.
– А хотели бы получить такую чисто американскую премию, как «Оскар»?
 
Дэвид Кроненберг: Может, это повлияло бы как-то на мою карьеру? Помнится, Луис Бунюэль сказал, что лучше бы покончил жизнь самоубийством, чем получил «Оскар». Но вообще-то я думаю, что было бы забавно его получить. Интересный был бы эксперимент. Кстати, «Муха» получила «Оскара» за лучший грим, хоть досталась премия и не лично мне! Мои гримеры были на сцене с «Оскарами» в руках. Нет, не думаю, что «Оскар» бы мне повредил. Хотя и не помог бы. Я два года назад был на церемонии вручения: мой композитор Говард Шор получил две номинации, и у него был лишний билет. Говарду «Оскар» может дать больше власти или влияния, но не сделает его лучшим композитором, чем он есть. Мы уже не дети, мы повзрослели, и «Оскар» не сможет вывести нас из равновесия. Помню, Кристофер Уокен купил смокинг специально для того, чтобы взять «Оскар» за «Охотника на оленей», и получил-таки премию! Тогда Крис сказал: «А если бы я купил смокинг раньше, это бы дало такой же эффект?» Смешной он парень, остроумный. «Оскар» – любопытная штука, но применительно к искусству совершенно бессмысленная.
– Помните ли вы, что стало причиной вашего обращения к кинематографу в молодости?
Дэвид Кроненберг: Меня прельщал чисто физический процесс съемок фильма. Чувство камеры в моих руках… наслаждаюсь им до сих пор. Я казался себе скульптором, понимал, что вовлечен в это всерьез, что я – часть процесса. Раньше хотел стать писателем, и во взаимоотношениях с пишущей машинкой или компьютером тоже присутствует этот почти физиологический элемент; я попробовал показать его в «Голом завтраке». Еще для меня очень важен момент сотрудничества со съемочной группой, и меня всегда интересовали технологии как показатель человеческой изобретательности!
– Сегодня вас привлекает все то же или что-то изменилось?
Дэвид Кроненберг: Сегодняшних технологий я практически не знаю. И камеру в руках больше не держу, почти никогда. Хотя мы с моим оператором очень интересно провели время в Лос-Анджелесе, работая над спецэффектами к моему новому фильму. Потрясающая штука – дает невероятный контроль над творческим процессом. Но сегодня для меня в кинематографе важнее другое: философский путь в поиске художественной формы. Каждый раз новой.
Еще один разговор с Дэвидом Кроненбергом
 
Нельзя ничего бояться…
 
Дэвид Кроненберг
 
Интервью записано по зум-связи. Весна, 2020 год.
– Первый ваш фильм в конкурсе Каннского фестиваля – «Автокатастрофа» 1996 года, вы сняли его четверть века назад. Тогда картина, удостоенная приза жюри, была признана скандальной, многие считали ее неприличной. Как вам кажется, спустя минувшие годы зрители теперь готовы к вашему творчеству?
Дэвид Кроненберг: Мы недавно сделали реставрацию «Автокатастрофы», ее показывали в Венеции. На показе я осознал, что нынешняя молодая аудитория смотрит фильм впервые. По меньшей мере, на большом экране. И знаете что? Из зала никто не вышел. В отличие от премьерного сеанса. Новые зрители оказались в состоянии понять и принять фильм, получить от него удовольствие. Хороший знак! Потом был показ в Монреале – и тот же результат. Только молодежь в зале… Она не была шокирована. По всей видимости, мое время наконец-то пришло.
– Помню, как в той же Венеции молодежное жюри назвало лучшим из отреставрированных фильмов «Сало, или 120 дней Содома» Пазолини.
Дэвид Кроненберг: Видите? Надо просто подождать, и твоя публика появится. Созреет.
– А что подумали об «Автокатастрофе» вы сами, увидев ее снова?
Дэвид Кроненберг: Это очень странный фильм. Даже если оставить в стороне сексуальность и автокатастрофы, – а в этих двух пунктах и заключена пресловутая скандальность. То, как эта картина устроена, как она двигается, чем нас трогает… Мотивация персонажей чрезвычайно эксцентрична и непривычна. Да, «Автокатастрофа» – очень своеобразный фильм. И весьма экспериментальный.