Вслепую (СИ)
Элис сама не замечает, как приоткрывает губы, проводит языком по зубам, подается всем телом вперед.
— Мне так нравится как ты дышишь, когда смущена, — окончательно добивает он её, отчего Элис вскакивает, громко захлопывая тетрадь.
— Профессор, кажется, я закончила с костями, можно взять кофе?
Она пролетает сквозь сизую дымку, зная, что Оминис позади улыбается одной из своих коварно-сладких улыбок, предназначенных лишь ей. А когда возвращается с полной чашкой дымящегося напитка, садится ровно напротив, да еще и поближе к остальным столикам.
Пить кофе в душной аудитории посреди дня — то, к чему Элис так и не смогла привыкнуть за полтора года, но она поспешно проглатывает вязкую горечь — и без того потратила слишком много времени на предыдущее задание. Темное пятно на дне кажется слишком большим, и Элис дважды вращает чашку по часовой стрелке и ставит на блюдце. Ученики могут задавать разные вопросы, но для удобства во время гадания на кофейной гуще спрашивают о будущем на месяц: так легче проверить точность трактовки. Пока Элис открывает учебник, черные разводы текут по чашке на дно, скапливаясь во что-то очевидное. Она отвлекается от книги и замирает — еще никогда форма кофейной гущи не была столь четкой, столь читаемой, столь… осязаемо зловещей.
— Профессор Онай, — поднимает она руку, рассматривая силуэт.
Со дна чашки скалится чудовище, когти у него длинные, способны достать жертву отовсюду, а клыки — она четко видит их на белом фоне — с маленькими капельками под ними, будто сочатся ядом.
— Что такое, мисс Морган? — Онай подходит к их столику и едва заметно вздрагивает. — Вы хотите, чтобы я помогла расшифровать это? Но вы же знаете, что значение увиденного всегда зависит от гадателя.
— Я знаю, просто не хочу ошибиться, — хотя ошибиться едва ли возможно, и дело не только в силуэте, но и в самом ощущении незримой угрозы, исходящей от темной фигуры, ощерившейся на белоснежном дне. — Враг, профессор, вот что это значит, — говорит Элис тихо, чувствуя, как напрягся Оминис.
— Верно, мисс Морган. Скрытый и опасный враг.
***
В день, когда идет первый снег, за учительским столом в Большом зале слишком оживленно. Элис замечает, как директор Блэк с недовольным выражением лица о чем-то переговаривается с своим заместителем. А потом профессор Уизли стучит ложкой по кубку, привлекая внимание.
— Как вы знаете, в прошлом году не было турниров по квиддичу, — громко говорит она, оглядывая учеников. — И мы рады сообщить, что тренировки начнутся с января.
Зал гудит, оглашаемый воплями радости. Полтора года в школе не было ни тренировок, ни соревнований, отчего многие студенты впали в уныние, особенно Имельда Рейес — соседка Элис по спальне, которая и дня не могла прожить без разговоров о своем любимом виде спорта.
— Но это еще не все, — Уизли выдерживает паузу, дождавшись наконец, пока зал успокоится. — Руководство Хогвартса решило устроить в этом году бал перед Рождеством.
Зал взрывается во второй раз, в этот раз Элис даже готова поддержать их воодушевление — ей нет никакого дела до квиддича, но на балу она не была ни разу.
— И поскольку событие это весьма редкое, то в этот раз никаких ограничений по возрасту, — продолжает профессор Уизли. — До бала еще полторы недели, пожалуйста, напишите своим родителям, чтобы выслали подходящие наряды для такого дня.
Весь оставшийся завтрак ученики обсуждают только это. Что надеть, кого пригласить, как упросить родителей купить новый костюм.
— Ты ведь пойдешь со мной? — спрашивает Оминис в самое ухо, будто не желает ни с кем делиться даже частичкой своего голоса.
Элис только улыбается, продолжая завтракать. Пусть немного помучается без её ответа. Не только же ему издеваться над ней. Хотя в голове уже рисуется, как Оминис подает ей руку, как ведет её в танце со всей своей спокойной уверенностью — в том, что они научаться вальсировать вслепую, Элис даже не сомневается.
Никто не обращает внимания на залетевших сов — утренняя почта сейчас точно не самое важное. Черного филина Элис видит здесь впервые. Он летит над всеми, широко расправив крылья, а затем резко снижается, опуская перед Элис большую коробку. На ней её имя, и она не задумываясь тянет серебряную ленту. Дорогая ткань с не менее дорогой вышивкой и белым конвертом заставляют Элис задержать дыхание, словно воздух вокруг вдруг стал ядовитым.
— Что это такое? — спрашивает Оминис, и Элис полностью разделяет тревогу, пробившуюся в его голосе.
— Это платье, — она с осторожностью ломает фамильную печать. — Подарок для меня. Нам с тобой желают отлично провести бал и приглашают на Рождество. И, полагаю, отказаться мы не можем.
— От кого оно? — он уже и сам догадывается, чувствует по её дрожащему голосу.
От того, кто не способен на жест доброй воли и не стал бы дарить просто так подарки.
— Оминис, оно от твоего отца.
========== Змеиные страсти ==========
Комментарий к Змеиные страсти
Магия в главе не претендует на каноничность, как работает объяснится позже. Берегите сердечко ближе к концу главы, и простите за персики - на самом деле я их люблю.
Цвета глубокого изумруда, чуть переливающееся на свету — это платье во всех смыслах «слишком». Слишком заметное, слишком роскошное, слишком взрослое. Без вульгарной крикливости, без излишеств в декоре, оно, тем не менее, сразу приковывает взгляд безупречностью форм и выглядит непозволительно дорого. Серебряные змеи вьются по широкой юбке, проскальзывают вышивкой к корсету и оплетают темно-зеленые камни по линии декольте. Рукав только с одной стороны, второе плечо и рука должны остаться полностью открытыми — невиданная вольность среди маглов. И пусть волшебники не столь категоричны в приличиях и моде, отчего-то кажется, надень она такое платье, обсуждать её будут долго.
Второе висит рядом, Элис не писала отцу, однако, он все равно как-то узнал про бал и выслал наряд — персиковый, разумеется. Цветы вдоль подола — символы тонкой женственности, так и не привитой гувернерами — она готова выдрать с кусками ткани, как и кружево, благочестиво прикрывающее пространство от корсета до высокого воротника. Элис ненавидит все, что связано с сочным фруктом, так обожаемым в её семье. Его сладковатый запах, запах матери — блеклой тени во плоти. Его пастельный оттенок, такой пресный, что стирает всякую индивидуальность. Идеально подходит для послушной дочери без особых сил — вот почему мистер Морган готов наряжать в него Элис при любом удобном случае, с его помощью можно легко заглушить все «неправильные», острые черты.
Она к нему даже не прикоснется, иначе не сможет сдержать жгучее желание изодрать в клочья, ведь оно так похоже на то другое. Из детства. Элис до крови прикусывает нижнюю губу, проводит рукой по шее, пытаясь растереть невидимые следы от отцовских пальцев. За семь лет не осталось ни синяков, ни осипшего голоса, ни постоянного страха задохнуться, только воспоминание — персиковое платье на ней, и глаза напротив, заполненные ненавистью к её необъяснимой силе.
Она стучит дважды палочкой по манекену, и наряд возвращается в коробку. О чем она вообще думала, разворачивая его?
Еще один взмах, и темно-зеленая ткань оказывается на коже, падает тяжелыми складками, и Элис успокаивается, замирая перед зеркалом: мистер Мракс может и опасный во всех отношениях человек, но обладатель отменного вкуса. Платье не заколдовано, не отравлено, не проклято — она проверила несколько раз и даже попросила помочь профессора Гекат. На Элис оно играет еще ярче, струится змеиным серебром, переливается изумрудными гранями. Фасон выигрышно подчеркивает линию шеи и плеч, оставляя для фантазий ровно столько, сколько требуется, чтобы не пересечь черту. Заклинанием она поднимает волосы, заплетая их в прическу, надевает изящные украшения с зелеными камнями — хоть где-то пригодилась трансфигурация — и в последний раз смотрит на свое отражение.
Но, выходя из Крипты, Элис замирает снова, теперь перед Оминисом. Она всегда находила его интересным во всех смыслах: возведенная в абсолют холодность, за которой могло скрываться что угодно, высокомерная сдержанность и избирательность. Его едва заметная улыбка, которую хотелось поймать в шкатулку и любоваться. Сегодня Элис знает, что обитает по ту сторону ледяной стены, а все его улыбки, такие разные и настоящие, принадлежат ей. И все же, когда он оборачивается, не может сдержать восхищения. Бледную аристократическую кожу выигрышно оттеняет черный костюм, на галстуке цвета её платья волнообразное украшение в виде серебряной змеи. Элегантный как никогда, сегодняшний Оминис — овеянный терпким лесом, пропитанный уверенностью, непреодолимо притягательный — вдруг кажется ей… безупречным. Как драгоценный камень в великолепной оправе.