Серый кардинал
— Да-да, помню, — похоже, Епифанову не очень хотелось продолжать разговор.
Вы послушайте, черт бы вас побрал, — Клюев слегка повысил голос и оглянулся, проверяя, нет ли кого поблизости. — Вам, кажется, на все наплевать — чтобы не выразиться покруче. Неудивительно, что преступления почти не раскрываются, если в органах служат такие, как вы.
— Но чего вы от меня сейчас хотите?
— Да вы ради интереса хотя бы запишите данные погибшего в автокатастрофе. Именно он застрелил сегодня около семи часов вечера на набережной, неподалеку от кафе «Курень» Валентина Козлова.
— А кто такой Валентин Козлов?
— Валентин Козлов должен был пролить свет на убийство Петракова. Он — наш знакомый. Шел на встречу с нами. Но его убрали.
— Кто убрал?
— И опять же я вам только что говорил — тот, кто несколько минут спустя погиб в автокатастрофе. Вы меня, похоже, совсем не слушаете. Я понимаю — служба до восемнадцати ноль-ноль, потом спешим домой, быстренько кушаем супчик и пялимся в «ящик», который и сейчас вас, наверное, отвлекает.
— Ладно, ладно, давайте все будем говорить поспокойнее. Итак, кто-то застрелил этого... Козлова, а кто-то погиб в автокатастрофе. Но почему вы уверены, что это — одно и то же лицо?
— О-о! — Клюев тяжко простонал. — Лица-то у него почти не было, разбил он лицо. Послушайте, я искренне сочувствую вашей жене. Жить с таким, как вы — тяжкое испытание. Если, конечно, у вашей супруги не такой же, как у вас, уровень развития интеллекта.
— Что вы такое несете?! — похоже, господин следователь изволят гневаться.
— Я просто констатирую очевидный факт, что у вас недостаточно высокий уровень развития интеллекта. Послушайте, я звоню вам из телефона-автомата. Возможно, ваш телефон уже взят на «контроль», и ваши коллеги уже «вычислили», откуда я звоню. Поэтому я передислоцируюсь. Перезвоню минут через десять.
Клюев повесил трубку и быстренько покинул будку. Вот ведь осел, этот Епифанов! Сколько пришлось встречать таких деятелей из МВД и прокуратуры, и всех их отличала ограниченность, косность, примитивизм мышления. Они потешаются над детективными писаниями, воспевающими их подвиги. Потешаются вовсе не потому, что писания эти, мягко говоря, сильно идеализируют образ советского или постсоветского сыскаря, а потому что находят в детективах массу несоответствий уголовно-процессуальному кодексу. Они уличают авторов в незнании специфики службы, длящейся, как известно, «дни и ночи».
Через десять минут он снова позвонил Епифанову.
— Послушайте, Виктор Петрович, — на сей раз Клюев говорил почти в минорной тональности, — давайте перестанем валять дурака и вспомним о том, что несколько дней назад вы получили, как говорится, энную сумму в обмен на то, что вы будете ставить нас в известность обо всем, что касается дела Петракова. Мои знакомые ведь не блефовали, утверждая, что в случае отказа вас и ваших близких ждут неприятности. Их, как и меня надо понять — у нас ведь неприятности еще больше. Эй, вы меня слушаете? Давайте-ка лучше встретимся через двадцать минут у вашего дома.
— Зачем? — Епифанов, похоже, все-таки слушал его.
— Да затем, чтобы поговорить нормально! Мужчина вы, в конце концов, или нет? Если вы уж так боитесь темноты, выйдите к аптеке — это практически напротив вашего дома, место достаточно людное даже в такое время и ярко освещенное. Только не вздумайте выкинуть какую-нибудь штуку из вашего ментовского набора — вызвать группу захвата и тому подобное. Вам будет в таком случае хуже, чем мне, поверьте. Итак, вы согласны встретиться со мной в двадцать два ноль пять? Или очень уж боитесь?
— Согласен, — глухо произнес Епифанов.
— Вот так-то лучше, — Клюев повесил трубку и быстро пошел по слабо освещенной улице.
Если идти очень быстро, он успеет на встречу со следователем прокуратуры, не пользуясь никаким транспортом. Есть, правда, риск наткнуться ка ментов, у которых существует установка задерживать мужчин в возрасте от тридцати до тридцати пяти лет ростом около метра восьмидесяти, спортивного телосложения, носящих усы — то бишь, каждого четвертого. Его фотография, конечно, лежит под стеклом во всех райотделах, опорных пунктах и тому подобных клоповниках. Но надо быть совершенно недееспособным, чтобы попасть туда.
Клюев очень спешил, временами переходил на бег, но все равно опоздал на три минуты. Епифанова он увидел еще издалека, тот нервно прогуливался вдоль фасада дома, на первом этаже которого размещалась аптека. Может быть, и успел блюститель закона и порядка вызвать отряд дуболомов, вроде тех, что повязали их с Бирюковым несколько дней назад. Нежелательно опять устраивать мордобой с последующим убеганием — это уже пошло в конце концов.
— Виктор Петрович, — негромко окликнул он следователя. — Извините, опоздал. Транспорт, сами понимаете...
Епифанов мрачно посмотрел на него и нечего не сказал.
— Вот удостоверение того стрелка, что погиб в автокатастрофе, — Клюев сразу подал следователю «корочки». —
Может быть, вы сможете придумать правдоподобную версию — относительно того, как это удостоверение к вам попало.
— Послушайте, Клюев, — было бы очень глупо надеяться на то, что Епифанов не знает его по фамилии, — вы, честное слово, ведете себя как-то неадекватно ситуации...
— Я веду себя нестандартно. Любой другой на моем месте дал бы вам на «лапу» раз в десять больше и «лег бы на дно», все передоверив вам. Конечно, возможно, что на меня слишком сильное воздействие оказало детективное чтиво. Сыскарь, если верить литературе, работает по двадцать пять часов в сутки, в три утра ему звонят и сообщают, что на старой смоленской дороге, на сорок девятой версте найден труп Федьки Косого, ограбившего на днях магазинчик сельпо. Извините, я как-то совсем забыл, что ваш рабочий день давно закончился, а я к вам пристаю с разными глупостями.
— Вы все иронизируете?..
— А что мне еще остается делать? Да, наверное, я поступаю не совсем разумно, надеясь на вас. Я прекрасно могу себе представить, как закончился сегодня ваш рабочий день. Начальник вызвал вас на совещание, вынул из сейфа три «пузыря», и вы стали обсуждать положение с преступностью в городе. А автокатастрофа вообще за городом произошла, она вас, скорее всего, никаким боком не касается, этим, наверное, уже кто-то из областной прокуратуры должен заниматься. Я не знаю, как там у вас епархии разделяются. Но все равно выслушайте меня, поскольку я вас только и знаю из доблестных правозащитных органов. Случилось так, что мы действительно были недалеко от загородного дома Петракова за два дня до его гибели. Мы — то есть, я, Козлов и другие. Вот я и вызвал сегодня Козлова на встречу (не одного его, в скобках замечу), чтобы попытаться узнать, кому же это было выгодно — «подставить» меня и моих друзей, «навесить» на нас убийство Петракова. Козлов пришел на встречу, но мы с ним не успели переговорить. Его убили.
— Где это произошло? — наконец-то, разродились, слава Богу. Епифанов вроде бы стал проявлять какие-то признаки интереса к тому, чем он занимается за деньги.
—. На набережной, недалеко от кафе «Курень». Там открытое такое кафе, зонты над столиками. Я уже, говорю, подходил к Козлову, когда он вдруг упал. Выстрела я не слышал. Но стреляли в него с небольшого расстояния — метров со ста пятидесяти-двухсот.
— Как же вы это так сразу и определили?
— Но ведь вы же наверняка должны были ознакомиться с моей биографией. Я восемь лет прослужил в спецназе. Это зам о чем-нибудь говорит?
— Хорошо, допустим, что достаточно точно определили место, с которого в вашего Козлова стреляли. Но как же вы еще определили, кто именно стрелял? Так вот сразу.
— Ох, Виктор Петрович, большое все же терпение надо иметь, чтобы с вами разговаривать. Что вы заладили «так вот сразу, так вот сразу»? Обладаю я, значит, такой способностью — «так вот сразу» кое-что определять. Человеку, если он ничего преступного не совершил, незачем бежать сломя голову, прыгать в поджидающую его машину, которая тут же с места рвет и пытается уйти от преследования.