Рубин I (СИ)

— Сейчас нам лучше остановиться, — Рубин резко отстранилась и подскочила с кровати.
— Ты куда-а-а? — едва ли не провыл Ордерион.
— Голову свою возвращать на место, — она быстро натянула рубашку на плечи и накинула пеньюар.
— Рубин, — он перевернулся на другой бок, чтобы лучше видеть ее, — самобичеванием потом займешься. Сейчас лучше займись со мной лю… — он осекся, — утехами.
Озарение часто приходит к тем, кто его ищет. Рубин не искала, но оно все равно пришло. Боль в груди появилась не сразу. Сначала у Рубин сперло дыхание. Воздух в комнате стал слишком тяжелым, придавливая плечи и оседая в груди.
— Сурими, ты когда-нибудь влюблялась? — вспомнила она свой вопрос.
— Да, Ваше Высочество, — с грустью улыбалась Сурими. — И вам я это чувство испытать не желаю.
— Почему? — удивлялась Рубин.
— Потому что вы — принцесса Турема. И единственное, что вы должны любить — это свое королевство.
Как так вышло, что Рубин все прозевала? Где потерялся момент, когда в ее сердце поселилась любовь? Он пропал в звуках голоса Ордериона, кричащего ей «не-е-ет»? В его алых глазах, наполненных слезами? Или возник где-то там, по пути из одной жизни в другую? А может быть, раньше, когда она увидела красивого мужчину вместо измененного маной лица?
Как коварно и ловко любовь пустила в ней корни, оплетая сердце и путая мысли? Как легко продиктовала решения, абсолютно лишенные логики?
И вот Рубин здесь, в этой комнате. На ней — шелка измятой рубашки, в ней — семя Ордериона. Ее репутация погублена. Ее будущее туманно. За спиной — камень в руке. В ее снах — правда об одном дне. И треск рвущихся корней будто слышен вокруг, заглушая все остальные звуки.
«Принцесса-утеха». «Принцесса-целитель». «Принцесса-седоул».
Рубин отвела взгляд от Ордериона, смотрящего на нее. Его клеймо вообще что-нибудь значит? «Мой-моя» — к чему все это? Способ заставить ее пойти с ним, искусно внушая, что она — не одна из трех вариантов принцесс?
— Иди ко мне… — Звук голоса Ордериона лезвием чиркнул по сердцу. — Тебе понравится. Обещаю.
Рубин едва сдержалась, чтобы не скривить лицо. Фраза показалась до ужаса отвратительной. Слащавой, бездушной, топчущей все, что она испытывала к нему.
— Тебе лучше вернуться к себе, — ответила Рубин и вылетела из спальни.
Ордерион
Он метнул подушку в стену и выругался. Хотелось броситься следом за Рубин, настичь в ванной и выжать из ее тела все стоны до последнего. Чтобы сказать все без слов. Чтобы не накликать беду этим поганым «люблю», которое в его мире ничего, кроме несчастий, не приносило.
А принцесса разве любит его? Она же его совсем не знает! Впрочем, как и он ее… Наверняка обидой в ней шепчет уязвленное самолюбие. Конечно, «заниматься любовью» звучит намного благороднее, чем «заниматься утехами». Выдай Рубин ему такой пассаж, это бы задело за живое. Точнее, дернуло бы, похлеще крюка. Но он-то знает, что испытывает к ней. Но без понятия, что чувствует она…
Предательство многому научило Ордериона. Дашь слабину — и тебе подставят подножку. Разбираться с чувствами можно, когда ничто не грозит благополучию. А у него пока такой привилегии нет. Поженятся — тогда он с ней на чистоту и поговорит. Или никогда не затеет этот разговор. Потом решит…
Ордерион встал и вернул штаны на место. Под звук колокольчика он пронесся из спальни к двери и постучал в нее.
Ему сразу же открыли. Принц вылетел из покоев Рубин, одарив охранников отборной руганью за то, что нарушили его приказ никого не пускать.
— Так это, — начал оправдываться один из них, — сама королева потребовала впустить служанку…
Ордерион остановился и гневно взглянул на него.
— Королева была здесь?
— Да, Ваше Высочество. Наказ дала девчонку пропустить и тут же ушла.
На щеках Ордериона заиграли желваки. Пальцы каменной руки заискрили. Охранники вжались в стену, готовясь к худшему.
Ордерион медленно выдохнул и унял гнев. «Зачем отец прислал Миру, если приказ «подсмотреть» мог передать через кого-нибудь из своих прихвостней?»
 
— Что же ты задумал? — вслух произнес он и направился к себе.
Рубин
Она не плакала. Еще чего! У нее и без этого проблем хватало. Предстояло день пережить…
Азагриэль вернулась в покои, когда Рубин заканчивала мыться. Молча подошла к ней и с виноватым видом оставила сухое полотенце на стуле у ванны.
— Всем в округе разнесла, что видела, или остались еще те, кто не знают? — Рубин начала вытираться.
— Простите меня, Ваше Высочество. Приказали мне без стука войти…
Рубин прищурилась.
— И кто приказ такой отдал?
— Королева, — едва слышно прошептала Азагриэль.
«Как интересно» — Рубин едва не хмыкнула при этой мысли.
— Ты принесла мне наряд? — спросила принцесса.
— Ой! — Азагриэль прижала пальцы к бледным щекам. — Я сейчас! Я мигом!
Девица неслась так быстро, что едва не распласталась у самой двери.
— Нос не расшиби! — прокомментировала Рубин.
— Простите, Ваше Высочество! — пропищала и тут же скрылась.
Рубин простояла в полотенце так долго, что успела замерзнуть. Азагриэль вернулась с чистым бельем и черным траурным платьем простолюдинки.
Принцесса опешила…
— Среди моих вещей должно быть три черных траурных наряда: для завтрака, визитов и похорон! Где они?!
— Мне было приказано принести вам это… — промямлила Азагриэль.
— И кто же так великодушен ко мне? — Рубин изогнула бровь.
— Ее Величество, — едва слышно ответила Азагриэль.
Неожиданная и весьма противная мысль посетила голову Рубин.
— А рубашка с пеньюаром, которые ты мне принесла накануне, они были новыми?
— Я не думаю, что королева их носила, — служанка отвела глаза. — Иначе Софья не стала бы их отдавать.
— Софья?
— Личная помощница Ее Величества, — пояснила Азагриэль.
Тошнота подступила к горлу Рубин. Что ж это получается, королева решила на Рубин свои шелка на ночь надеть? Они были чистыми, спору нет. Рубин вообще сочла их новыми! Мало ли в замке неношеных нарядов? Что же это такое? На доброту и милосердие никак не похоже! Наряды Рубин должны быть здесь, в замке! Тогда в чем дело?
«Послание, — подсказал внутренний голос. — Для Ордериона. «На, смотри, это не я!»»
— Она с ним спала… — вырвалось из Рубин.
— Простите? — озадаченное лицо Азагриэль маячило перед ней.
— Завтрак когда подадут? — Рубин начала одеваться.
— Я провожу вас в королевскую столовую. Его Величество пожелал, чтобы вы присутствовали за семейным столом.
— В этом?! — Рубин застыла в непонятной позе. Очнулась. — В этом я никуда не пойду!
Она тут же достала руку из узкого рукава и начала снимать платье.
— Но королева велела… — Азагриэль быстро прикусила язык, увидев предостерегающий взгляд Рубин.
«Хитрость… Бесполезно топать ногами и пытаться отстоять свои интересы истерикой. Нужен дипломатический прием.»
— Я не могу оскорбить Великого короля Инайи своим появлением за его столом в платье простолюдинки, — с достоинством и совершенно спокойным тоном ответила Рубин. — Передай Его Величеству мои глубочайшие извинения.
Азагриэль заморгала и покосилась на дверь.
— Не стой! — поторопила Рубин. — Иди, — она указала рукой на дверь.
— Да, Ваше Высочество, — служанка изобразила кривой книксен и пошла передавать весть.
Ордерион
Вернувшись к себе, Ордерион прошел мимо зеркала в ванной и начал раздеваться. А потом застыл, глядя на отражение. Подошел ближе, внимательно рассматривая лицо.
Меток силы стало не просто меньше… Их почти не осталось. Чернота ушла со щек, окружая только алые глаза. Ордерион поднял каменную руку: та не изменилась. Серые гладкие элементы продолжали имитировать кожу и ногти.
Ордерион быстро разделся и начал осматривать тело. На спине и плечах черных стрел стало заметно меньше. В остальном — прежний Ордерион. Конечно, он понимал, что внешние проявления воздействия маны на тело лишь слабое подобие того, что творится внутри. При последнем визите к Верховному повелителю силы тот дал Ордериону без лечения полгода.