Поручик Ржевский или Дуэль с Наполеоном

— И напрасно, братец. Разве ты не знаешь, как женщины падки на поэтов?
— На меня женщины и без поэзии падки, — усмехнулся Ржевский. — И вообще, Денис, их совсем другие хореи интересуют. Так что на хрен мне твой поэтический хорей сдался. Давай — ка лучше выпьем за здоровье Михайло Ларионовича Кутузова!
— Многие лета!
Они чокнулись манерками.
— Знаешь, братец, о чем я мечтаю, — сказал Давыдов. — Взять бы, положим, человек двести, сколотить из них партизанский отряд и разгуливать по бонапартовым тылам. Вились бы вокруг французов со всех сторон, подобно оводу вокруг коровы. Закусали б до смерти!
У Ржевского загорелись глаза.
— Отличная мысль, Денис! Ты предложи Багратиону не откладывая. Если дело выгорит, я тоже пойду партизанить.
— А что, партизан из тебя выйдет славный, — улыбнулся Давыдов. — Ведь в этом деле что главное? Налететь на неприятеля, насолить ему и скрыться, пока он не очухался. Совсем как в любви.
— Пожалуй. Только женщины для меня, скорей, приятельницы. Особенно если под венец не тащат. Да и от моего обхождения им не солоно, а сладко.
— Эх! — хлопнул себя по колену Давыдов. — Так хочется партизанить, что на месте не могу усидеть. А что если прямо сейчас заявиться к Кутузову с челобитной?
— Давай, Денис, к чему откладывать! Меня только с собой возьми.
Давыдов в сомнении почесал нос.
— А ты ничего там лишнего не ляпнешь? Кутузов, он ведь такой — мягко стелет, да жестко спать.
— Ну-у, ежели о бабах речь не зайдет…
— Вроде бабы тут не при чем. Ладно, Ржевский, пошли седлать коней и — с богом!
  
Глава 28. Белые штаны
 
На лавке перед воротами дома священника, в котором остановился главнокомандующий, под старым дубом, сидел красивый мужчина с умными глазами. Он был одет с иголочки — в парадном мундире, ослепительно белых штанах, с Георгием на шее; гладко выбритый, умытый, причесанный.
Князь Андрей Болконский ждал Кутузова, у которого еще в австрийскую кампанию ему посчастливилось служить адъютантом.
К дому подъехали верхом двое гусар. Спешившись, они поздоровались с Болконским.
— Светлейший дома? — спросил маленький чернявый подполковник.
— Нет, — ответил князь Андрей и чуть скривил губы: — Я не из штабных, господа. Сам только что прибыл.
Денщик фельдмаршала, с важным видом прохаживавшийся у ворот, снисходительно поведал гусарам, что главнокомандующий осматривает войска, но скоро будет, поскольку уже самое время обедать.
— Ну что ж, подождем, братец, — сказал Давыдов Ржевскому.
— Светлейший, небось, зацелованный и обласканный приедет, — сказал поручик. — Это нам очень кстати.
Гусары присели на лавку рядом с Болконским, представились. Он тоже назвал себя.
— Ба! Да ведь вы жених Наташи Ростовой, — вспомнил Ржевский. — Я имел удовольствие танцевать с ней на балу этой зимой. Какая талия! Какие глазки!
— А я ведь тоже к ней сватался, — вздохнул Давыдов, мечтательно поглаживая свои пышные бакенбарды. — Говорят, ее Анатоль Урюков соблазнил?
— Курагин, — сухо поправил князь Андрей.
— Вот подлец, чтоб ему ногу оторвало!
— Оставим этот разговор, господа. Я обручен нынче с другой невестой.
— Тоже из московских? — живо поинтересовался Давыдов. — Как ее по имени величают, если не секрет?
Гримаса сарказма появилась на лице князя Андрея.
— Ее зовут Война!
— Знаком я с этой потаскухой, — сказал Ржевский. — Она нам всем теперь невеста.
— Каков оборот! — восхитился Давыдов. — Война — невеста. Как лихо сказано!
Вдалеке в клубах пыли показалась коляска. Послышались радостные крики, возгласы «ура».
— Должно быть, светлейший, — сказал денщик.
Офицеры бодро вскочили, оправились.
Князь Андрей почувствовал, как тревожно и радостно забилось его сердце, гоня по жилам голубую кровь. Сейчас он будет целовать любимого фельдмаршала и говорить с ним!
Счастливая улыбка заиграла торжественный марш на губах князя Андрея.
Посреди дороги, прямо напротив лавки, растекалась большая лужа. С приближением коляски стало очевидно, что лужи ей не миновать.
 
— Берегись! — крикнул Ржевский, и вместе с Давыдовым они ловко отпрыгнули в сторону.
Князь Андрей остался на месте, глядя то на знакомую тучную фигуру, раскачивающуюся в коляске, то на лужу, в которой отражалось бесконечное небо с пуховыми облаками.
«Неужели сейчас мои белые штаны будут залеплены вонючей грязью? — подумал князь Андрей. — Отчего? Ведь я так люблю этот мир. И этих лошадей, и Михаила Илларионовича, и эту лужу, и это небо в ней, и головастиков…» [12]
Он с укором посмотрел на гусар.
— Стыдно, господа офицеры… — начал было князь Андрей, но тут в один и тот же момент переднее колесо двуколки провалилось в лужу, фельдмаршал Кутузов громко крякнул, подпрыгнув на сидении, и в Болконского полетели брызги темно — коричневой жижи.
— Мать! — невольно вырвалось из князя Андрея.
— А мне Михайло Ларионович — что отец родной, — сказал Ржевский.
Лицо князя Андрея приняло недоступное выражение.
На его зубах скрипел песок.
Он хотел ответить поручику, что никому из простых смертных не дано понять всей сложности и неповторимости его чувств, но вместо этого лишь молча обтер ладонью губы.
— Да-а, князь, — сочувственно протянул Давыдов, глядя на грязные разводы на его мундире, — Барклай бы вас точно в таком виде не принял.
— Ну вас к шорту… — огрызнулся князь Андрей со ртом, полным песка. — Шо вы понимаете…
Он стоял, вытянувшись как на параде, во все глаза глядя на выбиравшегося из коляски Кутузова.
Было видно, что главнокомандующего за время смотра сильно укачало. Адъютантам, сопровождавшим фельдмаршала, стоило немалых трудом помочь ему спуститься на землю.
— Здравствуй, здравствуй, дружок, — тепло произнес Кутузов, заметив левым глазом князя Андрея. — Что это ты, голубчик, такой чумазый? — он сочувственно посмотрел на его забрызганные штаны. — Никак из — под Смоленска?
Князь Андрей отрицательно мотнул головой. Он не мог говорить, но и не смел отплевываться в присутствии любимого фельдмаршала. А проглотить то, что было у него сейчас во рту, не позволяло чувство собственного достоинства.
Давыдов выступил вперед.
— Ваша светлость, позвольте, пока их сиятельство приведет себя в порядок… мы к вам по чрезвычайно важному вопросу.
Кутузов поморщился. Он чувствовал себя усталым, разбитым стариком, а еще вернее, капризным ребенком, который, наигравшись в солдатиков, не хочет кушать манную кашку.
— Имею честь, подполковник Давыдов, — сказал Давыдов. — И со мной поручик Ржевский. Мы из Ахтырского гусарского полка, от князя Багратиона.
Лицо фельдмаршала просветлело.
— От Багратиона… — повторил он, вкусно причмокнув губами: — Нца — ца… ну что ж, дети мои, идемте.
Гусары прошли следом за ним в дом.
А князь Андрей гордой походкой направился к рукомойнику.
  
Глава 29. Привет из прошлых лет
 
Кутузов с тяжелым скрипом прилег на кресло, расстегнул сюртук. Давыдов и Ржевский стояли посреди комнаты, с глубоким почтением глядя на фельдмаршала.
А он, казалось, совсем про них забыл. Достав большой платок, он долго и обстоятельно вытирал пот с лица, шеи, ключицы. Потом закрыл глаза и задремал.
Гусары переглянулись.
— Что делать будем? — прошептал Давыдов Ржевскому.
— Будить.
— С ума сошел!
— Так он же до утра проспит.
И, прежде чем Давыдов успел ему помешать, поручик громко кашлянул в кулак.
Кутузов лениво приоткрыл глаза.
— Кто сие… ах да… от Багратиона… — Он громко причмокнул. — Как Петр Иваныч? Жив — здоров?
— Здоров, ваша светлость, — сказал Давыдов.
— Слава богу, слава богу…
Кутузов вдруг с недовольной миной зашарил у себя под задом.
— Что это у меня тут колет? — недоуменно пробормотал он.