Зной пустыни

Решив воспользоваться небольшой передышкой, Лиз толкнула указанную дверь и очутилась в холле, устланном дорогим ковром персикового цвета. На стенах висели картины, купленные Лундгреном в ее галерее. «Не самое подходящее место для коллекции», — с раздражением подумала Лиз.
В туалетной комнате за трельяжами сидели две женщины. Прервав оживленную беседу, они обернулись.
— Добрый вечер, меня зовут Лиз Кент.
— Должна признаться, я очень удивлена вашим приходом, — вскочила более молодая из женщин.
Вторая окинула Лиз оценивающим взглядом.
— Я много о вас слышала, мисс Кент.
Не представившись и не подав руки, они поспешно ретировались.
Лиз скорчила недовольную гримасу. Если это и есть пресловутые ценители живописи, то ее ждет долгий и нудный вечер.
Не успела она подкрасить губы, как на пороге появилась Скип Лундгрен и, выдержав драматическую паузу, вошла в комнату.
— Я боялась, что вы не придете, но Говард сказал: «О нет, Лиз обязательно придет. Она — боец и не станет сдаваться из-за какой-то дурацкой статейки». И мой Гови оказался прав. Вы здесь.
Скип, конечно, женщина капризная и взбалмошная, но такой болтливой Лиз видела ее впервые.
— Разумеется, я здесь. А почему, собственно, мне не надо было приходить?
— Из-за статьи в «Гэлакси». — Скип заломила руки. — Только не говорите, что вы ее не читали. Ну почему этот пасквиль появился именно сейчас? Худшего времени не придумаешь. Большинство моих гостей — либералы, и боюсь, их доверие к вам изрядно пошатнулось.
— Я все-таки не совсем вас понимаю, — сказала Лиз. Может, она попала на пир сумасшедших?
Хозяйка потянула ей свернутую газету. Это оказался «Гэлакси», бульварный листок, печатавший грязные сплетни.
— Я в жизни не читала подобную макулатуру и, честно говоря, сомневаюсь, что ее читают ваши гости. Судя по вашим отзывам, им больше подходит «Уолл-стрит джорнэл» или «Нью-йоркер».
Скип нахмурилась.
— И все-таки, Лиз, вам стоит это прочесть.
Та неохотно взяла газетенку, и в глаза сразу бросился заголовок: «Счастливые дни супердилера Лиз Кент и знаменитого художника-индейца Алана Долгой Охоты». С фотографии ей улыбался Алан. Фотография льстила им обоим, содержание статьи — нет. Лиз читала ее с нарастающим страхом и омерзением. Ее изображали как пристрастного, корыстолюбивого дилера, берущего под крыло индейских художников, особенно это относится к Алану Долгой Охоте, и бросающего их, когда они перестают служить ее низменным целям. Возвращая Скип газету, Лиз едва сдержала слезы обиды.
— Вам следует подать на них в суд, — заявила Скип.
— Ну нет, я не собираюсь привлекать внимание к куче грязной лжи. Именно этого и добиваются люди из «Гэлакси».
— Но что мне сказать гостям?
— Ровным счетом ничего. — Лиз расправила плечи. — Я не намерена повышать ценность этой статейки.
Вечер был очень долгий, неудачный и жалкий. Но она вела себя так, словно ложь, глубоко ранившая ее душу, не возымела на нее никакого действия, и в десять часов с гордо поднятой головой покинула дом Лундгренов.
Вернувшись в отель, Лиз упала на кровать и зарыдала. Кто мог так расчетливо унизить и оскорбить ее?
Ответ был отчетливым и резким, как звон судейского колокольчика: Алан.
  
Глава 11
 
 25 ноября 1988 года 
Проведя бессонную ночь, Лиз первым же рейсом улетела в Феникс. Глаза слезятся, будто в них насыпали песка, во рту — отвратительный привкус от бесчисленного количества выкуренных сигарет, лицо бледное и осунувшееся.
Рейд побежденного.
Статья в «Гэлакси» основана на информации о ее деловых и личных отношениях с Аланом. Хотя выводы были ложными и порочащими, но факты соответствовали действительности.
Знает это только Алан. Именно ему она обязана появлением статейки. Как же он ее ненавидит! Конечно, она отказалась выйти за него замуж, воспрепятствовала его попытке покинуть галерею. Хотя она сделала это для его же блага, он ничего не понял и отомстил за все. Надо поставить все точки над i, а там будь что будет. Прямо из аэропорта она поехала на ранчо Алана и, откинувшись на роскошную подушку переднего сиденья, начала готовиться к встрече.
 
Дверь открыл Хэнк, и брови старого индейца от удивления поползли верх.
— Лиз, ради Бога, что вы тут делаете? — Он вышел ей навстречу и прикрыл за собой дверь.
— Мне надо поговорить с Аланом. Он дома?
— Да, он целый день работал. Но вряд ли его стоит тревожить. Вы чем-то расстроены?
— Да, я чертовски расстроена. — Лиз достала смятую газету. — Вот.
Хэнк за несколько секунд пробежал глазами содержание статьи.
— И потому вы хотите видеть Алана?
— Я хочу знать, это его рук дело или нет. — Лиз едва сдерживала нетерпение. — Вы что, собираетесь держать меня на улице весь день?
Хэнк неохотно впустил ее в дом.
— Извините, вы ошарашили меня своим появлением. — Он еще раз взглянул на газету, которую все еще держал в своей мощной руке. — Я сильно удивлен, но могу поклясться, что Алан не имеет никакого отношения к этому, этому…
Лиз прошла за Хэнком в столовую. Не так давно она была здесь самой желанной гостьей. Мебель из кожи и дуба придавала комнате уютный и очень мужественный вид. Рядом с декоративными ковриками навахо висели любимые картины Алана. Сколько раз Алан корил ее за то, что подобный коврик она положила на пол своего кабинета.
— Выпьете что-нибудь? — спросил Хэнк.
— Я только что прилетела из Нью-Йорка, очень устала и хочу поскорее покончить с этим делом.
Старый навахо, как медведь, нерешительно покачивался из стороны в сторону.
— Вы делаете очень большую ошибку. Я же говорил вам, как трудно было заставить Алана подписать контракт. Только все начало утрясаться, и вот… Сейчас не время раскачивать лодку.
— Лодку раскачивает тот, кто тиснул эту статейку, а не я.
— Но я совершенно уверен, что Алан не причастен к этой гадости. Вы же знаете апачей. Они умеют хранить тайны, а Алан особенно щепетилен. Быть ни-а таго ахи — болтуном, который разносит сплетни, — для апачей хуже смерти.
— Я очень устала и хочу видеть Алана. Если вы не решаетесь идти к нему вместе со мной, я пойду одна.
— Раз вы так упрямы, — сказал Хэнк, возвращая газету, — тогда я лучше пойду с вами.
Лиз позволила проводить себя к мастерской, хотя могла найти дорогу с завязанными глазами.
В очаге весело потрескивал огонь, пахло можжевеловыми поленьями и скипидаром. Алан стоял спиной к двери и работал над большим портретом очень красивой девушки из племени апачей, который мог бы составить конкуренцию ее собственному портрету, который висел у нее в спальне. В груди защемило от ревности. Наверное, эта девушка особенно дорога Алану.
— Как ты думаешь, Хэнк, — не оборачиваясь, спросил Алан, — сказать Целии, чтобы она еще попозировала? Я могу позвонить и пригласить ее к ужину.
— Алан, у нас гость.
Приветливая улыбка мгновенно испарилась с лица Алана.
— Что ты здесь делаешь?
Лиз отвела взгляд от картины.
— Хочу получить от тебя ответ на один вопрос. Поклянись, что скажешь мне правду. — Сжав дрожащие губы, она протянула ему «Гэлакси». — Это твоих рук дело?
Он пробежал страницу, его красивое лицо исказилось от гнева.
— Я ничего об этом не знаю.
— Ты никому не рассказывал? Своей семье, матери, этой девушке?
В огненном взгляде Алана она увидела неукротимую ярость и что-то еще, чего не сумела понять.
— Ты не изменилась. И никогда не изменишься. Сделай мне одолжение, уйди. Иначе я могу натворить такое, о чем мы оба потом будем жалеть.
Лиз выбежала из мастерской и бросилась к своему лимузину. Какая же она дура! А ведь Хэнк ее предупреждал. Так нет, ей нужно было настоять на своем. Алан прав. Она ничему не научилась и упрямо делает то, что еще больше отдаляет их друг от друга.
Когда Мейсону доложили о возвращении Лиз, он моментально отложил каталог, над которым работал, и поспешил в ее кабинет.