Зной пустыни

Полка Алана уже переполнилась, и Лиз собралась отметить в календаре, что надо заказать новую, но вовремя передумала. Теперь этим будет заниматься Хэнк.
Одна за другой рвались нити, связывающие ее с Аланом. Осталось лишь удовлетворение от того, что она помогла Алану добиться успеха, соответствующего его таланту. Найдется женщина, может, та девушка с портрета, которая подарит Алану детей, но только она, Лиз Кент, подарила великому художнику мир.
Двадцать лет назад ретроспектива работ сорокалетнего художника была совершенно немыслимым делом. Такие выставки обычно венчали многолетнее творчество живописца, зачастую организовывались посмертно, и автор уже не мог пожать плоды своего успеха. Но времена изменились. Настала эра сиюминутной славы и мимолетного признания, сейчас никого не удивишь ретроспективой сравнительно молодого художника.
Конечно, такая практика порочна, и Лиз, как специалист по живописи, была против. Но, с другой стороны, она — деловая женщина и должна воспользоваться преимуществами этой практики. Выставка в музее Гуггенгейма подтвердит, что Алан — один из самых талантливых мировых художников. И ничто в мире не должно этому помешать.
Алан никогда не придавал значения одежде. На нем были джинсы, простенькая рубашка, легкая куртка и спортивные ботинки. Войдя в гостиную, он присвистнул, увидев Хэнка в новенькой тройке, оксфордской сорочке и шелковом галстуке.
— Лиз приказала явиться в парадной форме?
Хэнк нахмурился.
— Лиз говорит, что встречают по одежке, и я чертовски с ней согласен.
Алану были неприятны установившиеся между ними отношения. Их дружба раздражала его, нет, черт подери, она приводила его в ярость!
— Одеваться надо просто. Ты, между прочим, выглядишь, как попугай.
— Мы опаздываем, — невозмутимо ответил навахо.
— Я буду готов через несколько минут. — Алан бросил ему ключи. — Мне надо позвонить, а ты подгони машину.
Звонить было некому, он просто хотел побыть в одиночестве.
— Лиз, — громко произнес он.
Ну почему при одном упоминании имени Лиз его душит ярость? Утром он проснулся с таким чувством, словно небо стало зеленым, а деревья голубыми. И все из-за того, что сегодня ему предстоит встреча с Лиз Кент.
У этой женщины потрясающая способность оборачивать любые обстоятельства в свою пользу. Большее, на что он надеялся до прихода в галерею Лиз, — это заработать себе на жизнь ремеслом художника. А теперь Алан Долгая Охота стал миллионером. Но миллионы не радовали его, лишние деньги не принесли счастья. Он оказался между двумя мирами — миром белых и миром индейцев и не мог решить, какому из них отдать предпочтение.
— Ты готов? — осведомился Хэнк.
— Я всегда готов.
— Обещай мне не устраивать никаких выходок и не затевать ссор. Давай спокойно заниматься своим делом.
— Ты говоришь как мой дилер или как мой друг?
— И как друг, и как дилер, — твердо ответил навахо.
Два часа спустя Алан изо всех сил пытался следовать инструкции Хэнка. Лиз сидела рядом и вместе с Аланом отбирала слайды. Вот она привстала, чтобы разглядеть на свет очередную картину, и коснулась грудью его спины. Чертова баба! Неужели не понимает, как действуют на него эти прикосновения?
Наверное, мать была права, когда назвала Лиз одии, колдуньей. Чем можно объяснить ее власть над Аланом?
— Это последний слайд? — спросила Лиз.
Алан сделал вид, что внимательно разглядывает картину, хотя отлично помнил каждую из своих картин.
— Эта картина мне не очень нравится. — Лиз попыталась сгладить возможную обиду мягкостью тона.
— Мне тоже, — согласился Алан.
— Неважно, — вмешался Хэнк. — Мы и так уже отобрали пятьдесят картин. Вполне достаточно для музея Гуггенгейма.
— Тогда заканчиваем. — Лиз посмотрела на часы.
Любовный союз с Аланом распался, но в том, что касалось живописи, они по-прежнему отлично понимали друг друга. Она напрасно готовилась к столкновению. Встреча прошла удивительно гладко.
— Вот моя любимая картина. — Хэнк взял слайд картины, висевшей в гостиной Алана. — Мне будет ее не хватать. Вы были абсолютно правы, когда посоветовали Алану вкладывать деньги в коллекционирование собственных картин.
 
Лиз засмеялась и показала на стопку лежащих слайдов.
— Как видите, я тоже следую этому совету.
Из пятидесяти отобранных картин пятнадцать принадлежали Алану, а двенадцать — ей. Остальные двадцать три находились в частных коллекциях, владельцы которых с удовольствием предоставили их на три месяца музею Гуггенгейма.
Лиз благодарно улыбнулась Хэнку. Неизвестно, чем обернулась бы эта встреча, не будь здесь добродушного гиганта навахо. Присутствие Алана действовало ей на нервы. Сердце билось так, что готово было выскочить из груди, а этому индейцу все нипочем. Если бы я что-то для него значила, то заметила бы это по его тону, по выражению глаз. Но Алан целиком поглощен делом, она перестала волновать его как женщина.
Хэнк улыбнулся.
— Мы приятно провели время. Рассматривать эти слайды — все равно что встречаться со старыми друзьями. И вдвойне приятно, что вы вполне можете ладить друг с другом.
— Сегодня у нас просто не было повода для ссоры, — отрезал Алан.
Уязвленная его ответом, Лиз пересела за письменный стол.
— У меня есть еще одна идея. Я предлагаю назвать выставку в музее «Священный круг». Но сначала я хотела бы узнать ваше мнение. Я считаю, что это название символизирует включение религии американских индейцев в священный круг жизни.
Алан вздрогнул от неожиданности. Предложение Лиз явилось для него сюрпризом, и сюрпризом очень приятным.
— Идея мне по душе, — произнес он.
— Так я и скажу директору музея.
— По-моему, все прошло неплохо, — сказал Хэнк, усаживаясь в машину.
— Да, могло быть и хуже, — ответил тот.
Но в голове у него царил хаос, и по дороге домой он пытался привести свои мысли в порядок. Да, встреча с Лиз прошла хорошо, пожалуй, даже слишком хорошо. Может, он несправедлив к ней? Может, возникшее отчуждение было следствием его скверного характера и уязвленной гордости, а не поступков и слов Лиз?
Что она пыталась сказать ему тогда, в июле? Что он чего-то не знает о ее прошлом? Но ведь это действительно так. А сегодня Лиз показала себя с наилучшей стороны. Может, у них еще есть шанс…
Роман Де Сильва посмотрел на часы, а потом снова перевел взгляд на мольберт. Он никак не мог сосредоточиться на работе, зная, что скоро у него встреча с Арчер.
Завтра из Гонконга вернется Луис Гаррисон, и супружеская чета воссоединится. От этой мысли у Романа противно ныло под ложечкой. Нечего сказать, веселенькое ему предстоит Рождество. Арчер убедила его, что им не стоит встречаться, пока муж будет дома. Но это еще полбеды. Роман предчувствовал возможность примирения супругов. Он старался не думать об этом.
— Проклятие, — буркнул он. — Работать в таком состоянии немыслимо.
Когда он три недели назад приехал в Скоттсдейл и встретился с Арчер, ему некогда было размышлять о последствиях. За несколько дней, показавшихся влюбленным идиллией, им удалось найти подходящий дом в Кефри, маленьком городке в двадцати милях от Скоттсдейла. Дом принадлежал раньше художнику, там была мастерская, и это, конечно, очень понравилось Роману. Он не торгуясь заплатил за год вперед.
Утро начиналось со звонка Арчер. После долгого и нежного разговора Де Сильва брался за работу, потом вспоминал, что не сказал любимой нечто важное, и снова хватался за телефон. Им было трудно расстаться. Они вместе обедали, ужинали, ездили в пустыню, гуляли по красным скалам вокруг Седоны.
Поглощенный своим счастьем, Роман, казалось, забыл о скором возвращении Луиса. Но когда это возвращение стало неизбежным, он понял, что созданный рай оказался бутафорским и любимая женщина будет принадлежать другому.
— Слава Богу, наконец-то, — облегченно вздохнул Роман. — Я успел протоптать тропинку, пока ждал. Сумасшествие какое-то. Ты только приехала, а я уже начинаю по тебе скучать.