Право на счастье (СИ)

— Я делаю так? — сильные пальцы вновь осторожно коснулись того, что было скрыто лишь бельем, и чуть надавив, погладили…
Катарина задержала дыхание.
— Или я делаю так? — два пальца осторожно скользнули за край белья, пробежались по завиткам волос и вновь коснулись запретного места, на сей раз не прикрытого тканью и в темной камере подземелья раздался стон, который Кати не сумела ни сдержать, ни заглушить.
— А я еще могу сделать так, — прошептал Хассиян, и под ткань белья скользнула уже вся его рука, накрывая осторожно, и вместе с тем немного властно.
От осознания происходящего Катарина вздрогнула, вновь попыталась встать, но Ян удержал, и тихо рассмеявшись, продолжая все так же смотреть в ее невероятные глаза, прошептал:
— У замка Дартан потрясающая история, одна из любимейших для меня…
Девушка замерла, не понимая, чего он добивается. Потому что едва начав рассказ, император прекратил всякие движения рукой, но одно только ощущение его большой теплой руки там, вызывало странное чувство томительного и вместе с тем такого сладкого ожидания. А Хассиян, в отличие от Катарины прекрасно ведавший, что он делает и зачем, продолжил рассказ, намеренно говоря тихим, чуть приглушенным голосом, зная, что от этого тембра будет вибрировать и тело девушки, лежащей на нем.
— Прислушайся, — посоветовал он, — и ты расслышишь грохот волн, разбивающихся о скалы. Дартан защищен смертоносными скалами с трех сторон… — его средний палец осторожно проник между густыми волосками и коснулся так, что Кати вздрогнула всем телом. А Ян прошептал: — Проникнуть к крепости можно лишь с материка, — он медленно провел вдоль, и стремительно вернулся к месту, одно прикосновение к которому заставляло Катарину испытывать новую волну острого удовольствия, — но кто сказал, что проникнув вглубь, — и его палец осторожно это проделал, — противник не встретит сопротивления.
Катарина, в этот момент как раз собирающаяся возмутится, так возмущением и задохнулась, потому что, оказавшись в ней, Ян не собирался бездействовать.
— Крепкие стены, — прошептал он, осторожно поглаживая ее внутри, — узкий вход, — его палец двинулся глубже, — и уже не хватает людей для дальнейшего наступления… Подкрепление просто необходимо.
И вслед за его словами, к первому пальцу присоединился второй. Катарина внезапно осознала, что дрожит, и эта дрожь не связана ни со страхом, ни с негодованием. И при всем при этом, Хассиян продолжал все так же пристально и завораживающе смотреть в ее глаза, и как завороженная она молча ждала продолжения.
Он улыбнулся, и продолжил.
— Есть крепости, — не покидая завоеванной территории, Ян вернулся к чувственным, вызывающим то озноб, то прилив жара прикосновениям, — которые невозможно завоевать. И тогда, остается лишь один способ…
Его левая рука соскользнула с ее талии, чуть сжала, а затем он осторожно сдвинул девушку выше, и Кати сквозь грохот собственного сердца, услышала, как звякнула пряжка расстегиваемого ремня… но принять какие-либо меры Хассиян ей не позволил.
— Знаешь, какой способ? — прошептал он, возвращая ее на прежнее место.
— Не… — начала Кати, и осеклась, ощутив как осторожно, едва касаясь, он притронулся к ней совсем иной частью тела, нежели рука.
— Нужно бесшумно, едва заметно подобраться к крепости, — и все это он проделывал одновременно с произнесением, — сорвать покровы, — ее белье с едва слышным треском рвалось под его пальцами, — и очень осторожно, — левая рука вновь легла на ее талию, чуть опуская девушку вдоль сильного, натянутого как струна тела, — совершить невероятное…
И пальцы уступили место тому, что так жаждало овладеть ее телом, но приникнув к ее телу, Ян остался на входе, не стремясь ворваться единым сильным порывом.
— Вы… — прошептала Кати, пытаясь вернуть способность говорить и в то же время задыхаясь от нахлынувших чувств, вы…
Он улыбнулся, едва заметно, и продолжил:
— Нужно совершить невероятное, Катарина… — осторожно входя в ее тело, прошептал Ян, — нужно сдаться этой самой крепости… — и он фактически усадил ее на себя, заполняя до основания.
Кати едва дышала… и от осознания происходящего, и от ощущений, и от возмущения, и самое невероятное — от того, что слившись с ее телом, Хассиян более не предпринимал никаких действий. Был он, наполненный желанием в ней, были его руки, лежащие на ее бедрах, и был его чуть затуманенный страстью взгляд, а еще улыбка — невероятная, чуть радостная, и такая лукавая… но действий никаких не было. Он даже не шевелился.
И некоторое время в темной камере слышался лишь треск свечи, да те самые бушующие волны, грохочущие где-то там, вдалеке. Кати тяжело дышала, напряженно глядя на того, кто ждал ее реакции.
— Нравится? — его голос, казалось, проникал в ее сердце.
— Я… — она сбилась, не зная, что сказать.
— Сверху, — прошептал Хассиян, и приподняв, вновь опустил ее на себя.
Это было так ярко, так остро-упоительно, так чувственно и вместе с тем невероятно.
— Попробуй сама, — мягко посоветовал Ян, одну руку оставив на ее бедре, а вот второй, проник под юбки вновь осторожно касаясь ее наиболее чувствительного места.
Катарина изогнулась, застонала, сначала почти мучительно, сквозь сжатые зубы, но вскоре это уже были исполненные наслаждения стоны, которые она не могла, и не желала сдерживать…
— Вверх, — Ян осторожно направил ее, — вот так. Тебе нравится?
Ответа он не ждал, да ответ и не требовался — Хассияну отвечало ее тело, ее приоткрытые губы, ее сбивающееся дыхание, ее прикрытые от наслаждения глаза…
Но глядя на свою прелестную наездницу, он вдруг с удивлением осознал невероятное — ее удовольствие, ее наслаждение, ее чувства, почему-то оказались значительно важнее, чем его собственные. Сейчас необходимость сдерживаться причиняла фактически боль, но один ее стон, и Хассиян был готов и дальше подавлять растущее возбуждение, уже настойчиво требующее разрядки…
— Ян, — ее полушепот, полустон и он начинает ласкать ее чуть быстрее, ощущая, как сжимаются мышцы находящейся на грани девушки. — Ян… Ян…
— Ты так божественно произносишь мое имя, — прошептал Хассиян.
Улыбка тронула нежные губы, а следующее мгновение Катарина изогнулась, ее тело напряглось и восторженный, исполненный наслаждения крик «Ян» огласил все подземелье и только тогда он дал себе волю, стремительно и резко раз за разом врываясь в ее тело, чтобы последовать за ней в ту грань мироздания, что позволяет влюбленным и любящим воспарить над миром…
Обессиленная Катарина лежала на собственном повелителе, прислушиваясь к биению его сердца. Истома, сладкая и теплая охватывала все ее тело, и уже не хотелось думать ни о чем совершенно ну разве что о крепости.
— Ян?
— Мм?
— Это… то, что ты делал, это…
— Тебе понравилось?
— Да.
— К чему тогда моральные терзания? — он чуть приподнял голову, осторожно поцеловал склоненную на его грудь головку и добавил. — Думаю, нам стоит покинуть это мрачное подземелье.
Не дождавшись ее ответа, Ян поднялся и протянул руку, помогая встать и Катарине. Все так же держа за руку, император провел ее по лестницам и переходам, и следующая лестница показалась Катарине смутно знакомой.
— Мы действительно в Дартане? — спросила Катарина.
— Да, дорогая, — Ян толкнул окованную железом дверь, пропуская Кати в гостиную с ярко-пылающим камином, — мы в твоем замке.
— Он не мой…
— Твой, — невозмутимо отозвался император, — твой по праву и перейдет к твоим детям, по праву наследования.
— У нас будут дети? — резко остановившись, переспросила Катарина.
— Будут, — уверенно ответил Ян, — пожалуй… трое, или четверо… Возможно… и я более чем уверен, что один из наших сыновей будет править в Ратассе.
Кати так и замерла. Несмотря на произошедшее только что, даже подумать о детях, ей было страшно…
— Что не так? — от Хассияна не укрылось ни ее возмущение, ни напряжение.