Право на счастье (СИ)
— А теперь сядь и послушай! — Ян силой усадил ее на кресло.
А затем начал мерить кабинет уверенными шагами. Кати, понимая, что выслушать придется, села удобнее, сложила руки на коленях, выражая готовность внимать его словам.
— Итак, у нас есть факт: Я не отдам тебя Арнару, — император остановился, пристально посмотрел на нее. — Этот выбор я тебе не предоставлю, Катарина.
— Какие громкие слова, — не удержалась от иронии Кати. Желваки на его лице заходили ходуном, но Хассиян сдержался.
— Теперь переходим к твоему выбору, — он придвинул стул, сел напротив. — У нас есть два варианта, Кати. Первый наиболее прост в исполнении, и мы будем вместе.
— Объявите меня своей фавориткой? — Кати усмехнулась. — Мой ответ — нет!
— Хорошо, — его глаза чуть сузились, выдавая ярость, но он вновь загнал эмоции под контроль. — Хорошо, Катарина! И даже если я, бесконечно обозленный твоим поведением, против данного решения, и даже если я считаю, что нужно было бы не отпускать тебя из Дартана вчера, а напоить и все же соблазнить, как и планировалось изначально… до твоей перевернувшей мой мир исповеди… Я все же принимаю твой выбор.
Он на мгновение опустил голову, тяжело вздохнул и продолжил:
— Второй вариант предложен твоим отцом. Изначально планировалось использовать Елизавету, но… она слишком наивна и легкомысленна и, к моему искреннему сожалению, на роль идола не подходит.
— Поясните? — Катарину встревожили его слова.
— Дева, — он вспомнил их разговор перед статуей, невольно протянул руку, больше всего на свете мечтая прикоснуться к нежному и любимому лицу, но сдержался. Безвольно опустил ладонь, не желая продолжать, все же заговорил. — Дева Ортанона, красивая легенда в которую так верит народ.
Император стремительно поднялся, отвернулся от Кати. «Не смей, не смей, — повторял он про себя, — стоять!» Сдержался, поражаясь собственному хладнокровию и выдержке, но повернуться боялся. Так и продолжил, стоя к Кати в пол оборота.
— Второй вариант это сделать тебя верховной жрицей забытого культа покровительницы слабых, защитницы народа, той самой Девы Ортанонской.
И все же обернулся, желая видеть ее реакцию. Кати задумчиво следила за каждым его движением, но на ее лице невозможно было прочесть, ни единой эмоции.
— Вы понимаете, о чем я? — недовольно переспросил Ян.
— Смутно, — Кати начала в задумчивости водить пальчиком по краю веера, — но мысли по данному поводу есть… Народ, возмущенный провалом противостояния Шарратаса не желает более признавать власть князей, а мой отец единственный наследник Ортанона… Попробуем развить данную мысль… Ни торговцы, ни простой люд никогда не любили барона Вилленского, предпочитая более обходительного князя Иленсо Ортанона, но сейчас в интересах Ратасса поставить во главе островного княжества свое доверенное лицо… Как занимательно… И вы с отцом решили возродить культ Девы Ортанона, той самой, которая более ста лет была запрещена, а храмы ее разрушались, дабы привлечь сердца простого народа к лону официальной церкви, я правильно вас поняла?
— Совершенно верно, — несколько замедленно ответил пораженный ее рассуждениями император.
— Но не кажется ли вам, — Кати усмехнулась и встала, — что шлюха и невинная дева как-то не сочетаются?
— Ты не шлюха!
Хассиян смотрел на нее, такую далекую и холодную, выговаривающую слова с чеканной ненавистью и… все его тело, все мышцы, каждый нерв были напряжены до предела. И ведь приручал, действительно приручал к себе, и почти получилось, но… Взять, схватить, прижать к себе такое манящее тело, с блаженным воплем овладеть, врываясь в ее, исполненное райского плена… «Стоять! Стоять, я сказал. Ты не мальчишка… Стоять! Не шевелись! Не смей…»
— Но вы правы, — Катарина, почти физически чувствуя его напряжение, отошла к двери, остановилась, распахнула веер, — это действительно идея, заслуживающая внимания… Могу ли я обсудить данный вопрос с отцом?
— Остановись, — Ян почти простонал, сжимая кулаки до боли, — послушай меня, я…
— Меня устраивает второй вариант! — и вновь в каждом слове ледяной порыв. — И возможность покинуть Ратасс также, и… принятие сана тоже!
— Катарина!
Он не удержался, подошел вплотную, замер, сцепив руки за спиной, потому что знал — прикоснется, и она закричит, ударит, но терпеть не будет. Он перегнул палку, и отчетливо понимал это. Жаль, дать ей время успокоиться не мог, при всем своем желании.
И все же объяснить, показать что чувствует, он попытался:
— Катарина, послушай, прошу… Да я был неправ, и да я наказан. И поверь, ни одно из твоих полных язвительной издевки слов, не способно причинить больше боли, чем мое собственное сознание. Да и что в силах сравниться по издевательству униженности с собственным, отказывающимся подчиняться телом? Рядом с тобой я как юнец, неспособный себя контролировать!
— Я вам сочувствую, — отвернувшись, прервала его исповедь Кати, — и даже могу помочь, просто покинув Ратасс.
Хассиян простонал, но следующей реакцией была ярость.
— Да услышь ты меня! — схватив за плечо, развернул, затем подчиняясь собственным желаниям, прижал к стене, наклонился, почти касаясь ее рта губами и начал говорить быстро, отрывисто, изливая свою ярость и свою боль с каждым словом. — Ты покинешь Ратасс, но там… тебе придется выслушивать больных и убогих, говорить даже с теми, кто вызывает лишь омерзение, носить не эти платья из летящих тканей, а грубое сукно, натирающие кожу одежды… — он коснулся губами ее щеки и простонал, — а у тебя такая нежная кожа, Катарина…
— Я вижу, моя кожа не дает вам покоя! — Кати не упустила возможности съязвить.
— Должен признать, этот факт и меня бесконечно тревожит! — тоже не сдержался Ян.
— Я могу с вами поделиться… кусочком, так сказать подам жалкому и убогому!
— Мне мало кусочка, Катарина, — прорычал Хассиян, — если уж ты столь милосердна, то иди до конца и подай мне всю себя. Ради подобного я готов признать себя и бедным, и убогим и даже умалишенным!
— Отпустите меня! — глядя в темные глаза императора, девушка внезапно ощутила панический ужас.
— Страх, — совершенно спокойно заметил Ян, — и снова страх… ты путаешь желание с насилием, Катарина.
— Скорее вижу истинную суть, — она попыталась оттолкнуть его. Но Хассияна подобный поворот событий не устраивал.
— Посмотри на меня, Катарина! — девушка вздрогнула и закрыла глаза. — Я сказал, смотри на меня!
Кати, закусила губу, стараясь не выдать охватившее ее отчаяние и панический страх, и распахнув ресницы, взглянула на императора.
— И что ты видишь, Катарина? — голос Яна был хриплым.
— Зверя, — едва слышно ответила девушка.
— И ты боишься? — теперь он шептал. — Да…
— Смотри на меня, Катарина, — Ян горько усмехнулся, — смотри внимательно, и запомни — так взирает не зверь, так на госпожу смотрит раб. И когда в глазах мужчины ты видишь желание, глупо испытывать страх, потому что в этот миг ты обретаешь власть, Катарина. Власть казнить или миловать, власть приказать, и приказ будет исполнен… Любой приказ!
— Тогда отпустите меня…
И он отпустил, отошел, скрестил руки на груди, с печальной насмешкой глядя на девушку. Кати внезапно ощутила пустоту и холод, какой-то странный холод, вынудивший зябко обнять плечи.
— Вас ждут, — почему-то виновато произнесла Катарина, — а вы тратите время на пустые разговоры со мной.
— Пустые… какое удачное слово ты использовала, Катарина… жаль, что не к месту… Это без тебя все разговоры пусты, как и моя жизнь… — он грустно улыбнулся и добавил. — Без тебя все пустое…
Холод в душе ознобом прошелся по коже, вот только… разве не признавался в любви Ранаверн, разве не был он нежен, разве не испытывала она желания прижаться к нему?.. Желала… Тогда ей казалось, что и она имеет право на счастье… Счастье превратилось в очередную насмешку судьбы…
«Хватит, — сама себе приказала Катарина, — с меня хватит!»
— Я не останусь здесь, — Кати, невольно сжала плечи чуть сильнее, — не буду скрывать — я планировала вернуться в Шарратас. Алиссин далеко не святая, но… я могу ей доверять, и свое слово королева Шарратаса всегда держит. Однако, ваше предложение, я, несомненно, имею в виду второй вариант, частично совпадает с моими планами, посему я с радостью приму его.