Десятилетия. Богатая и красивая
– А ты будешь меня любить по-прежнему, когда я растолстею и у меня вырастет живот?
– Еще сильнее, чем теперь.
Мать Барбары была счастлива, что у нее будет внук или внучка, хотя про себя она удивлялась, зачем Барбара и Дик хотят связать себя по рукам и ногам так скоро. Розеры тоже были довольны, но они были так далеко, что на них вряд ли можно было рассчитывать. Барбара гадала, как они отнесутся к ребенку, ведь это будет их первый внук.
В ожидании июля Барбара принялась превращать самую светлую комнату квартиры в детскую. Мать дала ей кроватку и высокий стульчик, которыми она пользовалась, когда Барбара была ребенком. В супермаркете «Мэйсиз» она купила колыбель, а в магазине медицинского оборудования – специальный стол для пеленания ребенка, со множеством ящичков. Она запаслась пеленками, подгузниками, ватными тампонами, распашонками, фланелевыми пижамками, детскими весами, градусником, стерилизатором и двумя дюжинами бутылочек с сосками. Барбара не собиралась кормить ребенка грудью, что бы там ни говорили врачи о пользе материнского молока. Одна подруга сказала ей, что это может быть больно и что ребенок иногда даже кусается.
Барбара читала доктора Спока и почти наизусть заучила брошюру «Здоровье и материнство», которую дал ей ее врач. Она следила за тем, как растет ее живот и набухает грудь, и всякий раз, когда ребенок толкался у нее внутри, ее переполняла любовь. В последние месяцы беременности на груди у нее появились большие синие вены, и она волновалась, что Дику они покажутся безобразными. Но она ошибалась.
Когда она прямо спросила его, он провел по одной такой вене языком.
– Я ведь говорил тебе, – сказал он, – что, когда ты будешь беременна, я буду любить тебя еще сильней.
– Я тоже люблю тебя сильней. По-моему, это какое-то безумие.
– Пусть безумие, но это правда, – сказал Дик.
– Может, мне остаться беременной навсегда?
– Я бы не возражал.
Они занимались любовью каждую ночь вплоть до последних трех недель перед родами, когда это уже стало слишком затруднительным. Никогда еще Барбара не испытывала такого сильного желания. Ей все было мало.
– Я становлюсь нимфоманкой, – сказала она Дику однажды ночью, когда оба они лежали потные и утомленные на скомканных простынях, переплетя руки и ноги.
– Именно об этом я всегда и мечтал, – ответил Дик.
– О нимфоманке?
– О беременной нимфоманке.
И они вновь предались любви.
Родовые схватки начались десятого июля в одиннадцать утра. Вечером того же дня Барбара произвела на свет девочку. Ей сделали обезболивание в спинномозговой канал, но она оставалась в сознании и слышала первый крик своего ребенка. Она протянула к нему руки, но врач, промывавший глазки младенцу, заметил:
– Сейчас нельзя. Акушерки должны ее измерить и взвесить.
Барбару охватила эйфория. Она женщина, она родила ребенка! Она оправдала свое назначение в этом мире…
– Вы молодец, – похвалил доктор. Он пошлепал Барбару по ее неприкрытому заду и посмотрел на часы. – Я еще успею на спектакль. Мы с женой идем на Роберта Престона в «Музыканте». Вот бы все мои пациентки так.
Барбара улыбнулась в ответ. Ей было хорошо от мысли, что она не доставила ему хлопот. Ее отец всегда был доволен, когда она вела себя скромно и послушно.
Барбара опасалась послеродовой депрессии. Она советовалась об этом с матерью.
– В наши времена о таком и не слышали, – сказала Эванджелин. – Но у нас были няни и кормилицы, сама понимаешь.
Обе они понимали, что опыт Эванджелин малоприменим к ее дочери.
Тогда Барбара спросила Тоби, которая только что родила двойняшек.
– Послеродовая депрессия? Ты что, смеешься? Когда у тебя двое, на глупости нет времени.
На самом деле опасения Барбары оказались напрасными. Скорее, она чувствовала себя, как олимпиец в лучшей спортивной форме, который только что завоевал золотую медаль и теперь почивает на лаврах, по-прежнему сильный и здоровый.
Аннетт была прелестным ребенком, розовым, ласковым, улыбающимся существом. У нее были живые голубые глаза, а улыбка, казалось, не сходила с ее личика с первой же минуты, когда Барбара взяла ее на руки. Книги предупреждали, что молодой отец может проявлять ревность к ребенку, но Дик, похоже, был очарован девочкой не меньше Барбары. Он забыл даже, что хотел больше сына, впрочем, еще не было поздно родить и сына. Тем временем он снимал малышку на фото– и кинопленку и выслал своим родителям деньги на билет в Нью-Йорк, чтобы похвалиться перед ними своей дочерью.
Аннетт сделала Алекса и Сару Розеров неузнаваемыми. Они брали ее на руки, целовали, и даже мистер Розер агукал с ребенком. Впервые со дня гибели их старшего сына они дали волю чувствам, которые просто захлестнули их. Когда подошло время возвращаться домой, они не только вернули Дику деньги за билет, но и оставили Барбаре тысячу долларов «на случай затруднений».
Книги предупреждали также, что молодой отец может охладеть к своей жене в сексуальном плане. С Диком все выглядело как раз наоборот. Он казался влюбленным в Барбару сильнее прежнего, она же испытывала прямо-таки благоговение перед тем его органом, который одарил ее таким чудесным подарком, каким была Аннетт.
Они решили как можно скорее обзавестись вторым ребенком.
В 1958 году всерьез началась космическая гонка. Советы ушли далеко вперед со своими тремя спутниками и собакой Лайкой. Нарастающее противостояние вызвало рост ассигнований на космические исследования и оборону. Компания «Маклафлин» получила ряд крупных заказов от Военно-морского флота, и Дик Розер стал регулярно бывать в Пентагоне. Когда Барбара позвонила, чтобы сообщить, что она снова беременна, он как раз находился там. Дик сказал, что это прекрасно, но ему сейчас нужно вернуться к делам, а сам перекрестил пальцы и загадал на сына.
Весной 1959 года Розеры переехали в шестикомнатную квартиру сразу за Грэмерси-парком. За пятнадцать долларов управляющий дал им ключи от ворот парка. Там было как-то очень мирно и красиво. Барбара с радостью распрощалась с Вашингтон-сквер, где старики играли свои нескончаемые шахматные партии, а на скамейках вечно спали бездомные. Разница между двумя парками в точности отражала рост благосостояния семьи Розер, который происходил на фоне стремительного экономического взлета конца пятидесятых.
Барбара следовала всем врачебным рекомендациям так же строго, как и в дни своей первой беременности. Но на этот раз ее измучили приступы утренней тошноты. Впрочем, она установила, что если перед тем, как встать с постели, съесть печенье, то с тошнотой удается справиться. На седьмом месяце ее ноги покрылись толстыми багровыми венами, и прогулки по парку с Аннетт в коляске стали настоящим испытанием. Она пожаловалась врачу.
– Не беспокойтесь, – сказал он. – Для второй беременности это обычное дело.
– Но в книжках пишут, что чем меньше разница в возрасте у детей, тем лучше. Так они не испытывают детской ревности. Они относятся друг к другу как союзники, а не враги.
Доктор улыбнулся.
– С точки зрения психологии это совершенно справедливо. Но выносить второго ребенка иногда труднее физически, чем первого. Я бы не стал волноваться на этот счет. У многих женщин варикозное расширение. Этим можно только гордиться.
Теперь уже Барбара улыбнулась. Доктор слово в слово повторил то, что написано в книжках. Вот только у нее вертелся в голове вопрос: что она станет делать летом, когда будет раздеваться на пляже?
– Иногда, – заметил врач, – варикозные вены проходят сразу после родов.
Барбара вышла от врача, уверенная, что с ней именно так и случится: вены пройдут сами собой.
Когда начались схватки, Барбара сразу отправилась в клинику. На этот раз роды продолжались два с половиной дня, и 13 июля 1959 года она родила сына. К моменту рождения она измучилась и лежала без сознания. Она потеряла столько крови, что пришлось делать два переливания. С медицинской точки зрения для таких тяжелых родов причин не было.