Ты всего лишь Дьявол
— Что вы хотите сказать этим «очень трудно», славный отче моей красивой жены? Я был бы вам очень обязан за несколько пояснений, хотя меня интересует не столько Дьявол, сколько хорошая живопись, а об этом вы ведь не очень много знаете, как я успел заметить.
— Что я хочу сказать? — Ирвинг секунду раздумывал, и Джо заметил, что его серьезные, скрытые за стеклами глаза внезапно улыбнулись. — Ничего особенного. Просто я считаю, что такого рода трактовка темы вообще не подлежит дискуссии. Я охотно дам тебе как-нибудь несколько пояснений, мой мальчик, если ты, наконец, всерьез займешься живописью. Пока что все твои картины и так имеют много общего с Дьяволом. Если ты учтешь, что он тот, кто путает людские пути и мысли, тебе наверняка удастся его выразить. Когда-то кто-то назвал его «властителем мрачного хаоса», и сам не знаю почему, но это определение часто приходило мне в голову, когда я смотрел на твои полотна. Несмотря на это, я предполагаю, что эта мистификация должна принести тебе славу. Люди простые, небольшого ума, обычно презирают то, что они в состоянии легко понять. Необходимо большое мужество, чтобы назвать своим именем бессмыслицу, когда она скрыта под словом «современное искусство». Но быть может, я просто ошибаюсь. Действительно, я не так уж много знаю о том, что ты достаточно произвольно именуешь «хорошей живописью», — он рассмеялся. — Вероятно, я очень неприятный старик. Но возраст тоже имеет некоторые плюсы: он позволяет без боязни высказывать свои взгляды.
Николас тоже улыбнулся, но потом невольно сжал губы. Он выпил глоток кофе и взглянул на тестя, по-прежнему улыбаясь. Но в его глазах улыбки не было.
— А что бы вы сказали, если б я нарисовал вас, Дьявола и эту скалу так красиво, что каждый из вас узнал бы себя с первого взгляда и восхитился бы тем, что вы, очевидно, называете «силой выражения»?
— Я пришел бы в восторг, — Ирвинг склонил голову, — и повесил бы эту картину в моем кабинете, а потом смотрел бы на нее ежедневно, радуясь, что мое единственное дитя замужем за талантливым человеком. Но я опасаюсь, что ты не доставишь мне этого удовольствия.
— А я опасаюсь, что доставлю…
Николас хотел добавить что-то, но Джоан поднялась с места и любезно кивнула всем головой, давая понять, что ланч окончен. Угроза возможной ссоры рассеялась. Но прежде чем кто-либо успел покинуть столовую, мистер Джеймс Коттон, подойдя к молодой хозяйке, громко сказал:
— Я хочу попросить у вас прощения за небольшой обман, к которому я прибегнул, явившись к вам в дом…
— Обман? — Джоан улыбнулась и посмотрела на него. В белом простом платье, в туфлях на высоких, тонких каблуках и с волосами, зачесанными вверх надо лбом, она сейчас уже не походила на подростка, а выглядела как молодая дама, наследница громадного состояния и дочь старинного рода, которая с полной свободой умеет сохранять достоинство в любой ситуации.
— Да. — Алекс остановился перед ней, заметив краем глаза, что остальные тоже остановились.
Горничная Синди Роуленд, которая подошла к столу, держа в руке пустой поднос, чтобы убрать посуду, отступила к стене.
— Так вот, — продолжал Алекс, — моя фамилия не Коттон. Она звучит иначе, и поскольку довольно популярна, я перед приездом сюда попросил сэра Александра Джилберна, чтобы он разрешил мне выступить под чем-то вроде псевдонима. Верно, сэр Александр? — он повернул голову и посмотрел на Джилберна, лицо которого выражало безграничное изумление.
— Да, верно… — юрист кивнул головой.
— Моя настоящая фамилия — Алекс, — прибавил Джо быстро, — и я должен просить у вас прощения, миссис Робинсон, что так поздно ее называю.
— Алекс! — Джоан хлопнула в ладоши и на какую-то долю секунды снова стала девушкой в спортивном костюме. — Неужели вы хотите сказать, что вас зовут Джо Алекс?.. Ну конечно! — Она посмотрела на мужа. — Я ведь тебе еще вчера вечером сказала, что я знаю этого джентльмена, но не могу припомнить, где я его видела. Теперь вспоминаю! Ваша фотография напечатана на обложках всех ваших книг! Как замечательно! Я всегда мечтала с вами познакомиться. Я — ваша самая преданная читательница!
— Вот уж это я могу полностью подтвердить словом чести, — сказал Николас со вздохом.
— А могу ли я, наконец, спросить, что здесь вообще происходит? — Ирвинг Эклстоун подошел к дочери. — Надо ли понимать, что этот джентльмен вовсе не тот, за кого себя выдавал? Зачем, в таком случае, вы взяли на себя труд рассказывать о книге, которую не намерены писать, и расспрашивали о делах, которые вас не интересуют?
— Напротив, — Джо покачал головой. — Демонология — это действительно мое хобби, но…
— Но этот джентльмен — самый совершенный криминологический ум Англии, — закончила Джоан. — А кроме того, он пишет книги. Вы действительно приехали в наши края, чтобы написать роман о Дьяволе?
— Не знаю… — Джо развел руками. — Не знаю, хочу ли я написать такой роман. Я предпочел бы написать научный труд, о котором я недавно говорил с вашим отцом. Потому что, как вы знаете, обычно темой моих скромных сочинений являются преступления. Но я приехал сюда не для того, чтобы стать свидетелем преступления, а затем его описать, а для того, чтобы предотвратить его… — Он улыбнулся и обратился к Ирвингу Эклстоуну: — Мой обман по отношению к вам не столь уж велик. Меня действительно интересует Дьявол, и я действительно хотел бы знать о нем значительно больше, чем знаю. И я надеюсь, что этот дом и его хозяин станут для меня самым лучшим источником сведений, какие только можно себе представить. Если, конечно, вы не откажете от своего приглашения гостю, который с такой легкостью меняет фамилию…
Но Ирвинг Эклстоун не улыбнулся, услышав эту шутку.
— Я думаю, — сказал он тихо, — что вы окажете нам большую любезность, принимая мое приглашение и гостеприимство под этой крышей. Все останется так, как мы решили, и думаю, что Александр не обидится на меня, если завтра вечером мистер Коттон… то есть мистер Алекс ляжет спать уже в Норфорд Мэнор… Я думаю, что все мы будем очень довольны этим, не правда ли?
Наступила минута тишины, а потом Джоан Робинсон быстро сказала:
— Ну разумеется. Я буду надоедать вам вопросами на всевозможные темы. Не понимаю только, что вы имели в виду, говоря… — она умолкла. Потом спокойно продолжала: — Пойдемте в парк. Я думаю, что мужчинам полагается сигара, а мне — час отдыха после ланча. Я — рабыня, правда, не Дьявола, а секундомера, но временами мне начинает казаться, что этот хозяин отнюдь не добрее.
Она кивнула головой и направилась к двери, увлекая за собой остальных. Джо шел в самом конце маленькой группы. Переступая через порог, он на секунду задержался и оглянулся.
Со стены на него смотрел портрет в тяжелой гладкой раме из черного дуба. Ни время, ни наряд эпохи не сделали сэра Джона Эклстоуна более симпатичным, чем он был при жизни. У него было полное, слегка обрюзгшее лицо, а маленькие, широко посаженные глаза смотрели с холодным презрением. С тем же презрением эти глаза смотрели месяц назад и в минувшее воскресенье в лицо человека, который, не оставляя отпечатков пальцев, перевернул этот портрет. А если этот человек посчитал переворачивание портрета предсказанием своего действия, значит он тот, кто хладнокровно убил Патрицию Линч, а теперь готовится к новому преступлению. Но сейчас это, пожалуй, было уже невозможно. Кем бы ни был преступник, несколько минут назад он был предупрежден, что Джо Алекс прибыл в Норфорд Мэнор.
И хотя Джо не был самонадеянным, он отдавал себе отчет в том, что любой человек, живущий в Англии, ставший или решивший стать на путь преступления, должен знать о нем достаточно, чтобы немедленно потерять охоту действовать.
Мысль эта была утешительной. Но несмотря на это, чувство беспомощности не проходило. Джо вздохнул. Он сделал все что мог. Он объявил убийце о своем прибытии. Ничего другого ему не оставалось. Ближайшие часы должны принести больше информации.
Джо чертыхнулся про себя и вышел в холл.