Крах

В слабеющем свете Дезире встретилась взглядом с Робином и вдруг осознала, как ей не хватало умных, включенных собеседников.
– Верно. Меня интересует вид.
– Вид? – воскликнул Робин, как будто никогда раньше не слышал этого слова.
Ди махнула рукой в сторону берега и выступающих из воды утесов. Выронив костыль, она плашмя упала на песок.
Робин поднял ее и вынес на твердую землю. Бросил взгляд через ее плечо, на тропинку, ведущую в почти уже черный лес.
Ди снова схватилась за костыли. Как за соломинку. А потом спросила в упор:
– Это ведь уже не первый раз?
– Ты о чем?
– Все чаще мне приходится работать с людьми, не понимающими, о чем я говорю, – произнесла Ди, корчась от боли в ногах. – Но ты, Робин, точно не из них.
Робин скривился и снова посмотрел поверх ее плеча.
– Никаких криминологических совпадений, – сказал он.
– Но ты знаешь. Ты ведь знаешь, Робин?
– Я знаю только то, что могу доказать научно. Больше ничего.
Когда его взгляд в третий раз скользнул над ее плечом, ей это все надоело. Повиснув на костылях, она сказала:
– Я понимаю, что за моей спиной что-то происходит. Но забудем об этом на несколько секунд. Скажи «да» или «нет», Робин. Это первое убийство?
– Нет, – ответил Робин, тяжело вздохнув.
– Нет?
– Моя личная оценка, без доказательств и протокола – нет. Нет, это не первое убийство, совершенное этим преступником.
– Спасибо, – сказала Ди, с трудом поворачиваясь.
У входа в темный лес стоял таксист с фонариком и пустым инвалидным креслом.
Ди зажмурилась. Несмотря на все ее попытки сдержать слезы, они медленно катились из-под закрытых век.
  
5
 
Среда, 24 мая
Залив простирался в лучах весеннего солнца. Сверху он казался похожим на акулу, заблудившуюся среди утесов. Еще мало кто из владельцев яхт спустил свои любимые лодочки на воду, и пустые мостки выступали, как иглы, впивающиеся в акулье тело.
Ближе к северу, где залив резко обрывался, было заметно ускорение. Там стоял замок, казавшийся королевским под майским солнцем. Дальше путь лежал вдоль северного Эдсвикена, обратно к западному берегу, мимо всевозможных вилл, к более пустынному побережью, вот показалась лужайка, за ней маленький белый домик у самой воды. От домика в море тянулся длинный пирс.
Впервые в поле зрения попал человек. Мужчина, стоявший на мостках, становился все крупнее и крупнее. В руке он держал пульт, на перилах угрожающе шатко примостился ноутбук. Вскоре мужчина занял собой все пространство. Пока в объективе не осталась одна гигантская рука.
Довольный, Сэм Бергер схватил дрон. Ему, наконец, удалось все настроить. Положив пульт и похожий на паука квадрокоптер на стол, он снял ноутбук с перил и направился в полностью отремонтированный домик.
Молли Блум, должно быть, сидела в своем кабинете, но определить это было сложно из-за интенсивных движений в дверном проеме.
А именно – прыжков.
Бергер сам подвесил прыгунки, он был уверен, что закрепил их как следует. Но при этом каждый раз, когда он видел, как сильно дочка натягивает черные резиновые ремни, его переполнял ужас. Он присел перед прыгающим тельцем, меньше года от роду. Хотя девочка изо всех сил тянула за стропы, она сохраняла полное безразличие на лице. Бесстрастное, почти скучающее выражение изменилось только, когда он скорчил свою самую смешную рожу. Но малышка была настолько сосредоточена, что удостоила его гримасу лишь мимолетной улыбки. Он осторожно протянул руку, чтобы не попасть Мирине по носу, и неуклюже погладил ее по щеке.
Бергер протиснулся в комнату мимо маленькой прыгающей фигурки. Блум, действительно, сидела за столом и что-то печатала на компьютере.
– Я его настроил, – сообщил он, махнув в сторону пирса.
Блум подняла глаза и поморщилась.
– Древнеримскую цивилизацию погубила праздность и разврат. А наша погибнет из-за Интернета и дронов.
– Он нам пригодится на выходных, – просто ответил Бергер. – Тебе удалось подобраться ближе к нашему киприоту?
 
Блум слегка покачала головой.
– Как сказать, ближе, – сказала она. – Во всяком случае, нет никаких оснований полагать, что он здесь с легитимными целями. У Панайотиса Скарпариса довольно большой «послужной» список правонарушений, совершенных на Кипре. В основном экономические преступления. Но есть и преступления с применением силы.
– Что, возможно, объясняет желание супруги развестись…
Бергер и Блум помолчали, глядя друг на друга.
– Кто бы мог подумать, – сказал наконец Бергер.
– Что подумать?
– Что самая слабая из четырех опор, на которых зиждется наша хлипкая деятельность, бросит нам самый интересный вызов.
– Но ты ведь не думал, что это окажется налоговое мошенничество?
Бергер пожал плечами.
– Разумеется, налоговое мошенничество – самая крепкая опора АО «Эллинг Секьюрити». Но мне казалось, что такая классическая категория частного сыска, как супружеская неверность, уже ушла в прошлое. Даже при разводах это теперь не аргумент.
– По крайней мере, в нашей части Европы, – согласилась Блум и открыла новое окно в поисковой программе. – Но на Кипре развестись не так просто. Если ты женщина, тебе придется убедить самого архиепископа в том, что твой брак обречен. Если муж не импотент, не бьет тебя и не изменяет, придется ждать по меньшей мере пять лет.
– И если у тебя нет доказательств, – кивнул Бергер.
– Его бронь на месте, – сказала Блум, кивнув в сторону компьютера. – Номер люкс в «Шесала Спа» – «небо прямо за углом».
– Скорее, прямо над головой. Если не задвинуть электрические жалюзи.
– Одно из наших слабых мест, – сказала Блум. – А еще непонятно, насколько он маневренный. И насколько хватит твоего водительского мастерства.
– У меня еще есть пара дней в запасе, чтобы потренироваться.
Они помолчали, обдумывая все вводные данные.
– Мы ведь не рискуем угодить в какое-нибудь дерьмо похуже? – спросил наконец Бергер. – Какой-нибудь русско-кипрский преступный синдикат? Мафии с меня хватит.
Блум надула щеки, медленно выпустила воздух и покачала головой.
– Никаких свидетельств тому, что Панайотис Скарпарис повинен в чем-то еще, кроме теневого бизнеса. Дела у него, видимо, идут неплохо, раз его жена Манолина смогла предложить нам такой щедрый гонорар, но прямых контактов с мафией я не вижу. Это, конечно, не означает, что их нет…
– А сама госпожа Манолина Скарпарис?
Блум покачала головой.
– Никаких преступлений за ней не числится, ни в каких базах ее нет. У нее страничка в социальной сети. Домохозяйка, живет в Ларнаке, сорок шесть лет, двое подросших детей. Много фотографий детишек, в разном возрасте и обличии. Она изо всех сил старается скрасить свои будни, но между строк отчетливо читается страдание и даже страх. Супруги Скарпарис присутствуют на парочке совместных снимков, но никакой искорки между ними не видно. Такое ощущение, что они специально встают как можно дальше друг от друга.
– Если бы Панайотис имел отношение к мафии, он вряд ли бы позволил размещать свои фотографии в социальной сети. И вообще, тогда у его жены и странички-то своей не было бы.
Их взгляды встретились.
– Значит, мы можем быть спокойны? – спросила Блум, не то Бергера, не то саму себя.
Он пожал плечами.
– В нашей сфере всегда присутствует риск. Но как раз здесь он минимален, как мне кажется. Мы верим в предысторию Манолины?
Блум отвернулась к окну, посмотрела на лужайку, на свежую гравиевую дорожку, змеящуюся в сторону окружающего участок забора. По обе стороны от лужайки к небу тянулись осины. На деревьях появилась первая зелень, и светло-зеленые листочки шелестели так громко, что было слышно в доме. Не сводя глаз с пейзажа, Блум сказала:
– Ее история вполне связная и правдоподобная. Манолина Скарпарис случайно обнаружила эсэмэску от некой Хелены. Хелена писала по-английски, в нейтральном тоне, без излишних смайликов: «Встречаемся, как обычно, в Шесала Спа? Жду незабываемого уикэнда». Манолина сделала свои логические выводы, увидела свой шанс расторгнуть ненавистный брак и получить половину имущества – поэтому и обратилась к нам.