Няня для дочки миллионера (СИ)

— Понятно.
— В общем, я хочу, чтобы Каролина как можно чаще оставалась с Ксюшей. Только так она поймёт, что не готова к такой ответственности.
— Это не совсем справедливо. Вы тоже пользуетесь услугами няни. Почему Каролине нельзя?
— Потому что я никогда не бросал Ксюшу на улице и не внушал ей мысль о том, что именно она виновата в нашем с Каролиной разводе! — рявкает Владимир.
— Справедливо, — бормочу я, втянув голову в шею. Уж слишком разъярённым кажется Громов.
— Я хочу как можно больше времени уделять Ксюше. А моя жена… она всегда будет выбирать развлечения, а не своего ребёнка.
Я собираюсь возразить. Сказать, что Владимир напрасно так сильно в этом уверен, что люди меняются и часто в лучшую сторону. Но ему не нужен трезвый взгляд на жизнь, ему необходима поддержка. Может быть, чужое одобрение или хотя бы понимание.
— Ваш план и правда рискованный. И для Ксюши в том числе. Она может захотеть жить с мамой.
— Знаю, — угрюмо отвечает Владимир. Останавливается на очередном светофоре, в телефон смотрит. Краем глаза я замечаю на экране открытое видео с камер.
— Чем они занимаются? — киваю на телефон.
— Смотрят мультфильмы, — усмехается Громов.
— Вон там за поворотом остановите, пожалуйста.
Владимир тормозит напротив родительского дома. 
— Спасибо, что довезли. Но в другой раз я с вами не поеду, — твёрдо говорю я.
— Почему?
— Потому что вы не воспринимаете меня всерьёз. Вчера поцеловали, чтобы злость свою куда-то выплеснуть. Сегодня предложили меня подвезти, чтобы отвлечься от навязчивых мыслей и не заглядывать каждую минуту в камеры наблюдения. Мне это неприятно, Владимир.
— Объясни.
— Я — живой человек, и требую к себе уважения. Я хочу, чтобы мужчина целовал меня, потому что я ему нравлюсь. И чтобы к родительскому дому подвозил, потому что искренне желает мне помочь. Не люблю, когда мной пользуются.
— А ты продолжаешь меня удивлять.
— Чем же?
— Прямотой своей. И тем, что знаешь себе цену.
— Спасибо, — сухо отвечаю я. — Разрешите идти?
Дистанция, дистанция, дистанция! Давай же, ты сможешь её держать! Но вся моя решимость разбивается вдребезги, когда Владимир касается моей руки. Скользит большим пальцем по запястью, мягко сжимает ладонь. Грудную клетку окатывает терпким, опьяняющим чувством свободы и лёгкости.
Всё по-другому. Не так, как вчера. Мы с Владимиром встречаемся взглядами, в его глазах я вижу отражение собственных эмоций. Любопытство, желание, осторожность. Слишком многое на кону. Для меня. А Громов просто не хочет терять хорошую няню.
Я медленно качаю головой. Сглатываю тягучий ком, перевожу взгляд на наши сомкнутые руки. У Владимира красивые пальцы, длинные, с аккуратной ногтевой пластиной. Его ладони горячие, их прикосновения мне приятны. По телу пробегает лёгкая дрожь, и Громов это замечает. Подаётся вперёд, вторгается в моё личное пространство.
— Ты мне нравишься, поэтому я хочу тебя поцеловать, — говорит он хрипло. Его дыхание щекочет кожу.
Улыбаюсь. Он запомнил мои слова. Для меня это действительно важно. Закрываю глаза. Внутри сладко трепещет от волнения и мучительного ожидания. Громову невозможно отказать. Я пыталась.
Вдруг раздаётся тихий, но настойчивый стук. Я отшатываюсь, смотрю в лобовое стекло. И закрываю лицо руками.
На меня с болью и ужасом смотрит Паша. В его руке — букет моих любимых тюльпанов. Чуть дальше стоит мама, тоже шокированная увиденным.
  
Глава 14
 
Сложно придумать более неловкую ситуацию. Я зажимаюсь изнутри, ноги леденеют. Паша такого не заслуживает. Я поставила наши отношения на паузу, но официально-то мы не расстались. Боже, что сейчас будет?
— Ты знаешь его? — хмурится Громов, наблюдая за моей реакцией.
— Это мой парень. Мне нужно идти, Владимир Романович. Спасибо, что подвезли, — нервно усмехаюсь я. Паша отходит от машины Громова, бросает цветы на асфальт и отворачивается.
— Ты не говорила, что занята.
— Вообще-то моя личная жизнь вас не касается, — наконец-то я вспоминаю о дистанции. — Хорошего вечера, Владимир.
 
Выбираюсь из салона и несильно захлопываю дверь. В тот же момент автомобиль Громова, взвизгнув шинами, срывается с места и оставляет после себя облако пыли.
Я не должна ни перед кем отчитываться, но сейчас чувствую себя перед всеми виноватой.
Мама, показательно мотнув головой, уходит в дом. Красные тюльпаны валяются на дороге, я поднимаю букет и быстрым шагом иду к Паше.
— Не думал, что ты так быстро найдёшь мне замену, — произносит он с горечью. Его некогда яркие глаза теперь выглядят пустыми и потухшими.
— Я не нашла, это случайно получилось, — бормочу какой-то откровенный бред. Паше мои оправдания совсем не нужны.
— Ты поэтому наши отношения на паузу поставила? Влюбилась в богача, который тебя на крутой тачке возит?
— Что? Нет, Паш, я ни в кого не влюбилась. Мы с Громовым просто… — я всплескиваю руками, не зная, как правильно объяснить Паше то, что произошло в автомобиле. Да и стоит ли это делать?
— Что просто? — в его лице появляется настойчивость.
— Ничего. Я не хотела причинить тебе боль. Прости, пожалуйста.
Смотрю на мужчину, которого любила несколько прекрасных лет, и еле сдерживаю подступающие слёзы. Я никогда ни с кем не расставалась, это очень тяжело. Хочется дать слабину и сделать вид, будто ничего страшного не произошло. Мы ведь с Владимиром не целовались в машине, значит, я могу найти логичное объяснение, а Паша с радостью мне поверит.
Но иногда необходимо делать шаг вперёд, не обращая внимания на кровоточащее сердце. Потому что так правильно.
— Значит, между вами ничего нет? — спрашивает Паша с надеждой.
Я делаю глубокий вдох и собираюсь сказать правду, но слова застревают в горле. Паша достаёт из кармана пальто синюю бархатную коробочку и протягивает мне.
— Я пришёл, чтобы предложение тебе сделать. Ты ведь так хотела… И я тоже хочу семью, Вик, я созрел. Работаю уже неделю, там чаевые приличные дают. На свадьбу накопим, если надо — в долг денег возьмём. А это, — он машет рукой туда, где раньше стояла машина Владимира, — об этом мы забудем, хорошо? Все совершают ошибки.
Я невольно беру коробочку, верчу её в дрожащих руках, но открыть не смею. Думала, будет легче. Из лёгких будто весь кислород выкачивают, глаза невыносимо жжёт, но я говорю:
— Слишком поздно. Я больше не хочу быть твоей женой. Прости, пожалуйста. Ты очень хороший, Паш, но мы друг другу не подходим.
— Восемь лет у нас всё было отлично, но как только появился этот зажравшийся бизнесмен — ты решила меня кинуть?
— Громов тут ни при чём. Между нами всё было отлично, пока я не потеряла ребёнка, — сглатываю горький ком. — Тот… ужасный день меня изменил, а тебя — нет. Дальше мы шли разными дорогами. И виноватых искать бессмысленно. Да и поздно уже. Прости ещё раз.
И я возвращаю ему синюю коробочку. Паша бледнеет, в его глазах мелькает такая тоска, что я всхлипываю и голову слабовольно отворачиваю. Не могу на него смотреть, больно.
Его удаляющиеся шаги лезвием вонзаются под рёбра. Я смотрю, как Паша уходит из моей жизни, и не пытаюсь его остановить. Поднимаю голову, но слёзы продолжают стекать по щекам. Смахиваю их ладонью, даю себе несколько минут на осознание новой реальности. А затем иду в родительский дом.
Мама ожидаемо ждёт меня у дверей. Она подглядывала за нашим расставанием. Я вижу это по её неодобрительному взгляду и плотно сжатым губам.
— Он тебя замуж зовёт, а ты носом вертишь? — упирает она руки в боки. — Не пойму я, в кого ты такая, а? Я настолько глупой не была в двадцать шесть лет!
— Я хочу быть счастливой. С Пашей это невозможно.
— А раньше ты чем думала? Всю свою молодость на него потратила, а потом бросила! — мама садится на стул и горестно вздыхает. — Я боюсь, что ты одна останешься. Нет ничего паршивее одиночества.
— Мам, всё будет хорошо, — присаживаюсь рядом с ней, обнимаю и улыбаюсь сквозь слёзы. — Одиночество меня не пугает. Да и не буду я одна, поверь мне. В мире полно хороших мужчин.