Няня для дочки миллионера (СИ)
Останавливаюсь, пытаюсь выровнять дыхание, инстинктивно касаюсь живота. Я должна думать только о нём — о своём долгожданном чуде. Остальное не имеет значения.
Я поднимаю голову, смотрю на лучи солнца, прорывающиеся сквозь мрачные тучи, улыбаюсь и делаю шаг вперёд.
Сердце словно разбухает в груди, а затем ускоряет свой ритм. Я не вижу Владимира, но уже его чувствую. Всем своим нутром, аж волоски на руках встают дыбом.
Поворачиваю голову. Он совсем близко, держит телефон возле уха, наверное, с кем-то разговаривает.
Владимир идёт в сторону школы. И вдруг замечает меня. Я замираю, он тоже. Мы встречаемся взглядами, и моё дыхание обрывается.
Глава 27
Я даже кивнуть не могу, тело деревенеет, становится непослушным. Воздуха не хватает, а в груди жжёт так сильно, что хочется выть, как побитое животное. Но я не покажу Владимиру свою слабость! Не дождётся.
— А я как раз тебе звоню, — произносит он растерянно, показывает зачем-то экран своего телефона. Там действительно мой номер высвечен.
Я ещё больше в ступор впадаю. Губы разлепить невозможно, уйти — тоже выше моих сил. Я дико по нему соскучилась! Владимир за эти три недели изменился: на его лице появилась заметная щетина, скулы заострились, лёгкий загар виден на коже. И взгляд особенный, не давящий или безразличный, как ожидалось в нашей ситуации, а цепкий, голодный. Будто он не может на меня наглядеться.
Достаю смартфон. Я беззвучный режим включила, но Владимир и правда звонил мне пару минут назад.
А ещё на почту пришло сообщение с результатами анализов. Я забываю о близости Владимира, судорожно нажимаю на письмо. Смотрю на уровень ХГЧ, там какие-то нереальные цифры.
Сомнений не остаётся. Я беременна.
— Всё хорошо? — вопрос Владимира будто из другой Вселенной звучит. Я смеюсь и несколько раз киваю.
— Всё просто замечательно! — искренне говорю я. — Мне прислали лучшее в мире сообщение.
Полной грудью вдыхаю морозный воздух, прямо смотрю на Владимира. Он подарил мне ребёнка. Всего одна близость без защиты — и я беременна. Это ли не чудо?
— Я рад, — прочистив горло, отвечает он.
— Зачем ты звонил?
Я не собираюсь говорить ему о своём положении. Не сейчас уж точно. Боюсь расплескать ощущение безграничного счастья, испортить его неприятным диалогом.
— Мы с Ксюшей позавчера в город вернулись. Она спрашивала о тебе…
— Да, знаю, — грубо перебиваю его. — Я только что с ней виделась. Почему ты не сказал о моём увольнении?
Владимир проводит ладонью по волосам. Я ещё не видела его таким несобранным и растерянным.
— Ты нужна Ксюше, — произносит он тихо. — Возвращайся к работе няни.
Это не звучит, как приказ, скорее на просьбу похоже.
— Я нужна Ксюше? Только ей? — малодушно уточняю.
— Да.
— Тогда расскажи ей, как ты выгнал меня на улицу. Я своего решения не изменю. Я не буду на тебя работать, Владимир.
— Ксюша тяжело переживает разрыв с матерью. Каролина больше не пишет и не звонит ей. И встретиться не предлагает. Я не хочу причинить дочери боль, — отрывисто произносит Владимир.
— Я на это больше не куплюсь, — мотаю головой. — Это не мои проблемы, решай их сам.
Выпрямляю спину, вскидываю подбородок и выдерживаю долгий пронзительный взгляд Владимира. Он усмехается.
— А ты изменилась, — замечает, как мне кажется, с горечью.
— Удивительно, не правда ли? — с сарказмом вопрошаю я. — Когда тебя прогоняют без объяснений и три недели не дают о себе знать, волей-неволей обрастаешь бронёй. Спасибо за ценный урок!
Я сглатываю тягучий ком и делаю шаг вперёд. Затем ещё один. На Владимира не смотрю. Он меня не останавливает. И когда я уже думаю, что наш разговор исчерпан, то слышу его слова:
— Ты всегда можешь навестить Ксюшу. Просто так. Она будет тебя ждать.
Ускоряю шаг и скрываюсь в ближайшем супермаркете. Мне душно, тяжело, муторно, больно. Я хорошо держалась и ничего лишнего не сказала, но от этого не легче. Владимир говорил только о Ксюше. Предлагал снова работать няней, давил на жалость. Нет! Я не поведусь.
Я застываю между рядами с продуктами и открываю письмо от медицинской лаборатории. Через восемь месяцев у меня появится ребёнок. Я должна о нём в первую очередь думать. Не о Ксюше.
— И ты не призналась ему, что беременна? — поджимает губы Лара. — Не, ну систер, так не делается. У ребёнка должен быть отец. Ты не имеешь права скрывать своё положение от Владимира.
— Я скажу ему, Лар, но потом. Сейчас я наполнена положительными эмоциями и не хочу, чтобы у меня их отбирали. Я не готова оправдываться перед Владимиром и доказывать, что это его ребёнок.
— Ладно, хорошо. Но когда ты ему скажешь?
Я пожимаю плечами. Сегодняшняя встреча с Владимиром далась мне тяжело, я не уверена, что в ближайшее время захочу его видеть.
— В этом году, — обхожусь размытым ответом. Лара хмыкает, но хотя бы переубедить меня не пытается.
— Родителям тоже надо сказать.
— Мама с ума сойдёт, когда узнает о внебрачном ребёнке, — усмехаюсь я. Уже представляю её долгую тираду, заламывание рук и жалобы на несчастную женскую долю.
На следующий день я иду к врачу, и УЗИ подтверждает наличие плодного яйца.
— У вас пятая неделя беременности, — говорит врач безразличным тоном.
Из поликлиники я выхожу окрылённой. Больше никаких сомнений не осталось. Либо мы с Владимиром идеально совместимы, благодаря чему случилось настоящее чудо, либо же прошлые врачи ошиблись с диагнозом. Но какая разница? Я стану матерью, и только это имеет значение.
В квартире никого нет. Я включаю музыку на телефоне и готовлю обед. Надо хорошо питаться, следить за своим здоровьем и перестать нервничать из-за маловажных событий. Я теперь не только за себя отвечаю.
И вообще — сколько можно сидеть в четырёх стенах? Пора жить полноценной жизнью! Я звоню Лильке и предлагаю встретиться. Она визжит от радости, ведь мы давно не виделись. Столько всего надо ей рассказать!
Я приезжаю в ресторан за полчаса до назначенного времени, заказываю себе зелёный чай и копошусь в телефоне. Удаляю старые сообщения, затем недавние фотки разглядываю.
На череде снимков мы с Ксюшей готовим вареники. У неё получаются кривые изделия, но малышка смеётся и ничуть не расстраивается из-за такой ерунды. Я на фото такая счастливая, глаза сияют. Обнимаю Ксюшу, чтобы сделать совместное селфи.
Веду пальцем по экрану — на предыдущем снимке день рождения малышки. Она задувает свечи, на неё смотрит Владимир. Я не знала, что у меня есть его фото. Забыла совсем. Всматриваюсь в знакомые черты, тяжело вздыхаю. Не получается его ненавидеть, как бы я этого не хотела. Тем более нас связывает общий ребёнок. Нельзя плохо относиться к отцу своего малыша, он ведь всё чувствует.
Ещё одна фотография. Ксюша в школьной форме, улыбается. В груди становится тесно и горячо, я выключаю телефон и кладу его на стол. Прижимаю пальцы к векам, чтобы не расплакаться. Эта дурацкая чувствительность порядком меня достала! Никогда не была плаксой, и тут здрасьте, приехали.
Разве я смогу бросить ребёнка? Чем я тогда отличаюсь от Каролины? Я презирала её за то, что она оставила Ксюшу, и теперь делаю в точности то же самое.
Малышка не виновата в грехах своего отца. Да, у нас с Громовым не сложилось, но это не значит, что я должна становиться законченной эгоисткой. Общаются же люди как-то после развода, и ничего, все живы и здоровы. А я… струсила. Прямо как Владимир.
Поглаживаю совсем плоский живот и шепчу:
— У тебя есть сестрёнка, самая лучшая девочка в мире. Вы познакомитесь через восемь месяцев. Обещаю, она тебе понравится.
Я набираю Ксюшу. Сердце ёкает, когда гудки прерываются, и на экране появляется личико малышки.
— Виктория Андреевна, я так рада вашему звонку! — восхищённо произносит она.