Рейнджер (СИ)
Проснулся я, вопреки своим ожиданиям, рано. Засыпая, думал — до обеда дрыхнуть буду, но нет: новые привычки и рефлексы, а точнее сказать — привычки Спутника. Если верить ощущениям моего второго я, получается где-то начало седьмого утра. Тут, кстати, тоже двадцатичетырёхчасовой счёт времени, но со своими особенностями: дюжина часов день, дюжина — ночь. Таким образом, продолжительность часа — понятие растяжимое. Но, поскольку это явно не слишком удобно для многих видов деятельности, наряду с «солнечным» временем используется заимствованная из армейской среды система «вахт». Каждая «вахта» — это четыре «равноденственных» и равных друг другу часа. Именно в них я, по земной привычке, и считаю время. Так что, если не будет оговорено особо, имеются в виду именно такие, стабильные часы. Единственно что — не спрашивайте о том, как они соотносятся с земными. Никаких приборов учёта времени у меня с собой при переносе не оказалось, инструментально замерить длительность местного часа было нечем.
Ну ладно, хватит лекций. Лёгкая сорокаминутная разминка в номере, ополоснуться, одеться — и я готов к выходу. Всё своё имущество с собой не поволок — чай, не верблюд, взял только нужное в городе. Пожалел, что не во что переодеться, запасная одёжка осталась в палатке. Прикупить, что ли, в городе что-то полегче? С другой стороны — завтра с утра — в путь, по лесам. Ради одного дня в городе затевать возню с гардеробом?! Ну уж нет, плащ вот в номере оставлю и глефу, и хватит. Компромисс, однако. Ну, и паранойю свою потешить надо, не оставлять же имущество без присмотра?
Спустившись вниз, постучал в дверь кабинета управляющего, вошёл, не дожидаясь ответа.
— Доброго утра. Хочу предупредить: в номере порядок наводить без меня не стоит. Я там оставил кое-что из имущества, и, во избежание, поставил охранный полог. Боевой полог. Если кто-то полюбопытствует — одним любопытным станет меньше, а может, и парочкой номеров…
Да, конечно, врать нехорошо — заклинание и комнату бы не разнесло, но так мне показалось надёжнее. Не особо вслушиваясь в уверения администратора, что у них персонал не такой (ага, как же!), я добавил:
— Собственно, моё дело предупредить Вас, а будете Вы сообщать подчинённым, или понадеетесь на их скромность — это уже внутренние дела заведения, мне в них лезть не с руки.
Позавтракав, я вышел в город. Меня ждали несколько дел, включая одно забытое вчера и одно новое. Во-первых, я умудрился забыть про свои первые трофеи в этом мире — запчасти от лесной нечисти, а за них полагались кое-какие денежки, и за факт истребления, и за сами ошмётки, как алхимическое сырьё. Но это мелочь, стоит только зайти в местное отделение Гильдии Магов. А вот второе дело — сложнее.
Я просто не мог понять, как относиться к произошедшему ночью и как себя вести дальше. Память Спутника молчала по этому поводу, да и вообще о бытовых деталях, как неродная. Можно, конечно, отнестись ко всему максимально просто, но.… Одно дело, если всё это — личная инициатива Ланы, и совсем другое — если не совсем. И тут много вариантов. Да и просто — понравилась она мне, в том числе и просто по-человечески, не хотелось бы обидеть. Так, а вот это может быть решением…
Ох, как тяжко ходить по ювелирным рядам! А уж в чужом мире, с совсем другими нравами, вкусами и названиями, как готовых украшений, так и материалов для них… Я решил подарить Лане что-то такое, что она могла бы как оставить себе, так и продать с выгодой и без проблем. И вот теперь — мучаюсь. Кредитоспособность моя сомнений у торговцев, похоже, не вызывала — скорость слухов, как давно известно во всех Мирах, значительно превышает скорость звука. Я же вчера дал немало поводов для слухов, и городишко не такой уж большой.
Двурвы, сопровождавшие меня, как привязанные, от самых дверей гостиницы, здорово помогали мне в отношении того, чтобы определить, что из чего сделано, вкус же у них был — просто «ой». Стоит только сказать, что у «братков» девяностых годов прошлого века они вполне сошли бы за придворных ювелиров. Кич и аляповатое выпячивание богатства, короче говоря. Хорошо хоть на Земле усвоил несколько простых правил, касающихся выбора украшений. Кольца отпадают сразу — и размер надо знать точно, и вкус, да и дамы склонны придавать таким подаркам зачастую неадекватное значение; серьги — тоже очень индивидуальное украшение, сильно зависит от реакции конкретных ушек на тот или иной металл и вес; брошь — надо хорошо знать гардероб одариваемой и её предпочтения; браслет — уже лучше, возможность оценить размер руки у меня была, но лучше всего — кулон или медальон на цепочке. Тут и с размером не промахнёшься, и сочетается много с чем. Конечно, если это не такое чудо, какое выволок откуда-то из недр первой же лавки очень довольный находкой Драун: золотой блин, размером чуть побольше моей ладони (далеко не хрупкой девичьей, надо заметить). В середине этого чуда был воткнут жёлтый булыжник, слишком, на мой взгляд, крупный для топаза. Вокруг неведомый слесарь (ювелиром назвать язык не поворачивается) натыкал всего, что было под рукой: от парочки небольших алмазиков до опалов и полудрагоценных на Земле аметистов. Вся радуга налицо, причём — вперемешку. Висела сия гиря на цепи толщиной в палец. Там была именно простая цепь, одинарное сцепление овальных звеньев. Глядя на эту жуть, я произнёс:
— Отличный выбор!
Драун просиял:
— Так я ж знаю!
— Конечно, вам, берглингам, положено хорошо разбираться в оружии!
Гролин, уже знакомый с моими подходами к воспитанию двурвов, скромно стоял в сторонке и начинал немного похихикивать. Зато Драун, по своему обыкновению, летел, как скорый поезд по рельсам.
— В каком оружии?!
— Во всяком, я думаю. В частности — вот в таком. Это ж если взять за цепь, раскрутить да шарахнуть по голове — не всякий шлем выдержит. Опять же, можно и как метательное использовать. Я уж не говорю о том, что это и мощное психологическое оружие — прямо-таки средство массового устрашения противника. Вынести этот жупел перед строем войска — враги разбегутся! Эльфы так точно бы разбежались, с криками ужаса.
Гролин под конец монолога ржал в голос. На Драуна же смотреть было и жалко, и забавно… Что характерно, хозяин лавки, тоже двурв, имел почти такой же озадаченный вид, как и мой сопровождающий. Это что, национальная специфика вкуса, или просто у моих «братьев по разуму» нашёлся потерянный в детстве третий братишка?
В последующие полтора часа неунывающий от неудач Драун пытался вручить мне ещё целую коллекцию экспонатов, в которых я «опознал» хоботное кольцо боевого мамонта, строгий ошейник на мелкого демона, пару боло для охоты на велоцирапторов и одну пару наручников от древнего пыточного агрегата орков. Попытки заявить ЭТО как браслеты и кулоны были мной отвергнуты как неправдоподобные и непрофессиональные. Причём каждому экспонату моя проснувшаяся язвительность давала достаточно подробное описание, в плане происхождения, свойств и особенностей применения. Гролин уже изнемогал, за нашей компанией увязался хвост из благодарных зрителей, а некоторые торговцы норовили припрятать особо выдающиеся экземпляры или же вовсе малодушно прикрыть лавочку, когда я, наконец, увидел то, что мне понравилось.
На изрядно запыленной бархатной планшетке висела скромная, но преисполненная изящества красота. Цепочка, причудливо сплетённая из тоненьких проволочек так, что казалась одновременно и шнурком, и сплошным металлическим прутком, но очень мягкая. Неведомый мастер умудрился, используя проволочки нескольких оттенков, добиться такого эффекта, что при изгибах цепочки на её поверхности проступали тонкие теневые узоры. Материал я сразу определить не смог. Похоже на темноватое серебро, но вот вес… Я бы решил, что это какой-то сплав платины, но в явно средневековом антураже ей никак не место: температура плавления платины — это нечто запредельное для подобной эпохи. Разве что списать на магию? Ну, да не в этом суть. На цепочке свободно скользил кулончик — цветок из того же металла, причём все пять лепестков были плотно-плотно сплетены из тех же тонких проволочек. Искусство работы было таким, что передавалась фактура лепестков с отображением прожилок на них. Сердцевина была собрана из очень светлого золота, а в центре красовался небольшой светлый сапфир, огранённый на кабошон. Когда я аккуратно провёл пальцами по цветку, на лепестках, подобно каплям росы, засверкали мелкие искорки — не то алмазная пыль, не то полированные до зеркального блеска сплющенные торцы проволочек.