Олигарх (СИ)
Утром «ночная княгиня» приехала к нам с извинениями, в итоге инцидент был окончательно исчерпан, а с Авдотьей Ивановной у нас в итоге установились замечательные отношения.
Голицына похоже чувствовала какую-то вину перед Анной Андреевной и была сама любезность с ней и расставались они как лучшие подруги.
Проводив княгиню, сестра зашла ко мне в кабинет.
— Угадай, Алексей, что мне сказала княгиня о причине твоей ссоры с господином поэтом? — эта тема была мне неприятна и я не горел желанием её обсуждать, но обижать Анну тоже не хотелось.
— У господина Пушкина конечно очень бойкое перо, но от этого он не перестает быть сумасбродом и скандалистом. И ему в голову могло прийти что угодно. Например он мог приревновать меня к княгине, — я хотя и не хотел обижать сестру, но не сдержался и ответил ей с раздражением.
Но она не обиделась, а только рассмеялась в ответ.
— Как это не удивительно, но именно так и есть.
— Эта история подтверждает правоту графини Евдокии Семеновны, нечего делать на этих великосветских, — у меня чуть не сорвалось слово «тусовках». Я проглотил его и решительно закрыл эту тему. — Надо прекратить бездарно убивать время, делом надо заниматься.
Вечером приехал Сергей Петрович. Он завершил все намеченные продажи в Москве, Коломне и Нижнем, погасил все долги в Первопрестольной и был очень доволен результатом.
Надо было действительно делать дело и вопрос о продолжении светской жизни закрылся сам собой.
До начала лета я каждый день занимался окончательным наведением порядка в своих финансах и завершением своего образования. Это оказалось самым простым. Моих знаний 21-ого века оказалось более чем достаточно что бы успешно вместе с Василием и Иваном выдержать выпускные испытания и получить диплом университета. Я конечно просмотрел их записи лекций и ни каких проблем у меня не возникло.
А вот продажи столичной недвижимости забуксовали, приемлемых вариантов не было, а продавать дешевле намеченного не хотелось. Но покупатели в конце концов нашлись и в конце мая были подведены окончательные итоги.
Они были по-моему блестящие. После всех продаж и погашения долгов и меня остались четыре имения, дом в Питере и пятьсот тысяч свободных денег. Это плюс. А минус, долг целый миллион в Государственном заемном банке. Но это было намного лучше, чем предполагалось.
Сергей Петрович после завершения оздоровления моих финансов попросил две недели отпуска и уехал в Ригу.
Пока мы занимались финансами, я съездил в Нарву. Ничего криминального на тамошней мызе я не нашел, причина плохой отдачи от неё была простой, крестьяне занимались там в основном выращиванием ржи и почти все были на барщине.
Я не стал разбираться в причинах такого глупого ведения хозяйства и просто сказал бурмистру мызы, что если он до первого сентября не перестроит хозяйство, то я его выгоню.
Побывал я и на Пулковской мызе. Положение дел на ней меня пока вполне устраивало, быстрыми темпами заканчивалась одна стройка и начиналась большая другая. Пулковский бурмистр предложил построить большие теплицы. Я решил сделать специализацией мызы животноводство, а он предложил добавить еще и тепличное хозяйство.
Друзья детства успешно закончили курс университета. В демократию я решил не играть и сразу же заявил им, что они будут учиться дальше в Главном инженерном училище, три года на кондукторском отделение, которое готовило инженерных прапорщиков со средним образованием, а затем на двухгодичном офицерском, где давалось высшее образование.
Моё решение потрясло братьев, Вася даже заплакал, а Ваня хотя и сдержался, но с обидой спросил:
— За что, обижаете нас, ваша светлость, — от обиды он перешел на «вы» и впервые назвал меня светлостью, но видать понял, что это перебор и дальше продолжил обращаться как обычно.
— Мы, Алеша, мечтали закончить поскорее учебу и начать тебе помогать, служить кем-нибудь.
— И кем же вы собирались пойти служить? Наверное бурмистрами, — я так разозлился на братьев, что решил поиздеваться над ними. — Хотя нет, в бурмистры вы не годитесь, я же сдуру вам вольную дал, вот вы теперь и носами воротите. Тогда наверное пойдете в управляющие.
Увидев округлившиеся от удивления глаза братьев я перестал поясничать и уже серьёзно закончил.
— Да я сплю и вижу, что бы вы мне служили. Но только не абы как, а грамотными образованными инженерами. А в России лучшие инженеры готовятся а Главном инженерном. Закончите его, выпустят вас в армию офицерами, сразу подадите в отставку и будите мне служить. Я вас еще и в Англию на стажировку пошлю.
На этом наша беседа закончилась.
Глава 18
После долгих размышлений я решил не откладывать одно важное дело, попробовать подтолкнуть внедрение в России картофеля. До его массового распространения после очередного большого голода было еще пятнадцать лет.
В успехе этого дела в Новосёлово я почти не сомневался. Ян его знал и немного разбирался в агротехнике этой пока мало распространенной в России культуры и все мои и болотовские советы внимательно выслушал.
Но я решил картофель внедрить и в имениях под Питером. Для Пулковской мызы семенами я обзавелся с помощью Вольного экономического общества, где мою просьбу встретили на ура. Тут я рассчитывал всё держать под своим контролем, но помятуя всё рассказы о перипетиях картошки в России приказал клубни резать перед посадкой.
А на Нарвской мызе всё оказалось проще простого. Какими-то неведомыми путями о моих планах прознал один из помещиков из-под Ревеля, Федор фон Бок, родственник правдоискателя и вольнодумца, посаженного за это в Шлиссельбургскую крепость.
Фон Бок привез мне два мешка своего семенного картофеля и тройку своих бывших крепостных, уже много лет выращивающих этот будущий второй русский хлеб. Я с благодарностью принял его помощь.
Сразу же после инцидента с Пушкиным я задумался, а если бы дело закончилось вызовом на дуэль? Шансов у меня против господина поэта не было никаких.
Своими сомнениями я поделился с Матвеем и он тут же предложил мне интересный вариант.
У них в полку вышел в отставку один офицер, Иван Васильевич Тимофеев. Он был из обер-офицерских детей, потом и кровью дослужился до капитана. Жена его умерла много лет назад и двоих дочерей воспитывал сам и сумел выдать их замуж. Но если старшая вышла замуж за офицера по любви, то с младшей оказалось сложнее, необходимо было дать десять тысяч приданного.
Таких денег у капитана не было и он взял их в долг. Начальник дивизии закрывал глаза на еще более крупные карточные долги своих офицеров, но здесь углядел что-то порочащее честь офицера.
Капитан сам средненько стрелял из пистолета, но из других за пару месяцев делал отличных стрелков.
Вот этого отставника мне Матвей и предложил взять в качестве инструктора по стрельбе, поручившись за его честность и порядочность.
Так у меня появился инструктор по стрельбе. Я расплатился с его долгом, положил ему для начала двойное офицерское жалование, дал ему кровь и стол.
Через неделю экс-капитан привел ко мне учителя фехтования, француза Анри Ланжерона. С Великой Армией Наполеона он пришел в Россию, был ранен, взят в плен, а потом по доброй воле остался. Анри преподавал фехтование в знаменитой школе майора Александра Вальвиля. Он не раз в спаринге дрался и с Пушкиным. Помимо школы он успешно подвизался в той же роли и в паре армейских полков.
Но полгода назад у него произошла жизненная катастрофа — господин Лонжерон женился. Дамы сердца у него были и раньше, но до венца дело не доходило.
Избранницей господина учителя была двадцатилетняя дочь одного из офицеров полка, где служил капитан Тимофеев, такого-же обер-офицерского сына, подполковника Васильева.
Дарья, так звали дочь подполковника была умна, образована и очень красивая. За несколько месяцев до свадьбы за ней очень настойчиво начал ухаживать начальник дивизии, генерал-майор Михайлов, отправивший в отставку моего инструктора по стрельбе. И Дарья, что бы избавиться от преследований старого ловеласа, приняла предложение учителя фехтования.