Ожог

– Получается большая и счастливая семья?
– Что-то вроде этого.
Метрдотель ресторана сразу провел их к столику, который всегда держали свободным на случай, если Эш, Гейб или Джейс захотят сюда прийти.
Джоузи села напротив Эша. Она держалась скованно, сидела на самом краешке, поглядывая во все стороны. Казалось, она сейчас предпочла бы сидеть где угодно, только не в этом зале и не с ним. Ее поведение больно ударяло по самолюбию Эша. Он не привык уговаривать женщин встретиться с ним. Обычно было достаточно легкого намека.
– Хотите вина? – спросил Эш, когда возле столика бесшумно появился официант.
– Нет, спасибо. Меня устроит стакан минеральной воды.
– Принесите нам два стакана минеральной воды, – сказал он официанту.
– Зачем же вы лишаете себя удовольствия пить вино? – удивилась она. – У меня от выпивки туманится голова, а мне еще добираться домой. Вечерний Манхэттен – не лучшее место для прогулок под градусом.
– Я помню, что вы предпочитаете изысканные девичьи напитки, где содержание алкоголя чуть выше, чем в лимонаде.
Джоузи скривила губы. Ее глаза блеснули. Похоже, она собиралась улыбнуться, но не стала. Неужели она видит в нем страшилу? Эш привык, что женщины легко поддавались его обаянию. Конечно, с Джоузи он и не пытался быть обаятельным. Ни в парке, ни особенно сегодня днем, на улице. Увы, в Эше так и не заговорила совесть. Наоборот, в нем стали пробуждаться пещерные инстинкты. Удивительно, что он еще мог связно говорить, а не рычал. Дикарь, обитавший у него внутри, требовал схватить Джоузи за волосы и поволочь в ближайший укромный угол.
Эш мысленно представил эту сцену. Мало того что Джоузи пустила бы в ход ногти и зубы – Эш в этом не сомневался, – их встречи прекратились бы навсегда.
Официант ушел. Напряженность в глазах Джоузи не исчезала.
– Вы принесли драгоценности? – тихо спросила она.
Эш достал из нагрудного кармана шкатулочку, обтянутую бархатом, поставил на стол и слегка подтолкнул к Джоузи. Едва она потянулась за шкатулочкой, Эш прикрыл вожделенный предмет ладонью.
– Вы согласились отобедать со мной, – сказал он. – Я отдам вам драгоценности, но очень надеюсь, что в следующее мгновение вы не вскочите и не убежите отсюда.
Джоузи покраснела. От смущения или стыда – он не знал. Возможно, он разгадал ее маневр.
– Должен вам признаться, что мое мужское самолюбие ущемлено. Джоузи, неужели я кажусь вам таким монстром? В парке, когда вы уходили, я не тянул вас за язык. Я помню ваши последние слова. Думаю, вы их тоже помните. Мы оба почувствовали, что между нами проскочила какая-то искра. Но вы держитесь так, будто я переносчик чумы и вам страшно дышать одним воздухом со мной.
Ее ладонь тоже накрыла шкатулку, и их пальцы соприкоснулись. По руке Эша побежала теплая волна, мгновенно достигнув плеча. И это от одного короткого прикосновения, за которым ничего нет. Случайность, сразу изменившая атмосферу за их столиком. Она тоже это почувствовала, но не обрадовалась.
– Думаю, женщины наговорили вам достаточно комплиментов по поводу вашей внешности. Едва ли я должна повторять то, что вы слышите постоянно. Женщины готовы из кожи лезть, только бы вам понравиться.
– Мне ровным счетом плевать, что думают другие женщины обо мне и на что они готовы ради меня, – резко произнес Эш. – Зато меня очень интересует ваше мнение.
Джоузи осторожно потянула шкатулочку к себе. Сейчас она напоминала ребенка, боявшегося, как бы у него не отобрали игрушку. Видя, что Эш сидит неподвижно, Джоузи быстро открыла крышку и осторожно вынула два кольца, ожерелье и браслет.
Ее глаза ожили, в них снова появились цвет и глубина. Только смотрели они не на Эша и даже не на драгоценности матери, а куда-то вдаль. Эш заметил поблескивающие слезы.
– Спасибо, что вернули мне память о моей матери, – прошептала она. – Я часто слышала, что память нужно хранить в сердце. Но мне этого мало. Я редко надевала мамины украшения, зато часто брала их в руки. Я чувствовала маму. И бабушку тоже. Когда-нибудь я надеюсь передать эти вещи своей дочери. Мама и бабушка были удивительными женщинами. Я хочу, чтобы моя дочь знала о них. Знала бы, кем они были и какую важную роль играли в моей жизни. Вещи помогут ей почувствовать их.
– А что случилось с вашей мамой? – осторожно спросил Эш.
Губы Джоузи дрогнули, но она не опустила головы и не отвела взгляда. Просто глаза заблестели ярче. От слез.
– Рак.
– Давно? – еще осторожнее спросил Эш.
Меньше всего ему хотелось бередить ее душевные раны. И в то же время ему было приятно, что Джоузи раскрывается перед ним. Между ними начиналось общение. Потом, если он проявит определенную настойчивость, оно превратится в нечто более постоянное. А Эш готов был проявлять настойчивость. Но в отношениях с Джоузи одной настойчивости будет мало. Понадобится терпение. Возможно, чертова пропасть терпения.
Тема разговора была тяжелая, и все равно Эша захлестывал адреналин. Джоузи казалась ему крепостью, которую он должен завоевать. Ему не терпелось начать завоевание. Давно уже он не испытывал такого возбуждения. Эта женщина его нешуточно возбуждала.
– Джоузи, вы мне не ответили, – деликатно напомнил он.
– Два года назад. – В глазах Джоузи было столько боли, словно она потеряла мать совсем недавно. – Но мама очень долго болела. И в конце… – Ее голос дрогнул.
– И что в конце?
– В конце я почувствовала облегчение, хотя все внутри меня разрывалось от горя. Я понимала: еще немного – и я больше не увижу ее. Но мама страдала от сильных болей. На это было тяжело смотреть. Иногда я удивлялась, как она выдерживает. Мама страдала не только от боли. Ее угнетало сознание того, что своей болезнью она накрепко привязала меня к себе, подчинив всю мою жизнь уходу за ней. Так оно и было. Но разве я могла поступить иначе со своей матерью? Я делала все возможное. Я не жалею, что мои дни проходили в заботах о ней. Мама не боялась смерти. Она была готова уйти. Ее сражение с болезнью было слишком долгим и тяжелым. В какой-то момент у нее просто не осталось сил. Она перестала сопротивляться. Последние недели были для меня самыми трудными. Видеть, как моя стойкая, волевая мать неотвратимо угасает. И в то же время я понимала ее желание освободиться от боли и ощутить долгожданный покой. Поэтому, когда она покинула наш мир, я испытала облегчение. Наверное, вам жутко слышать такие признания.
– Джоузи, в ваших признаниях нет ничего жуткого. Это нормальное человеческое состояние. Вы любили свою мать. И вам было тяжело видеть ее нескончаемые страдания. У вас разрывалось сердце.
Джоузи кивнула, вытирая глаза тыльной стороной ладони. У нее дрожали пальцы.
– Веселенькая у нас застольная беседа. Простите… вырвалось как-то.
– Не надо извиняться. Я спросил и очень благодарен, что вы ответили. Вы ни слова не сказали о своем отце. У вас есть братья, сестры или вы были единственным ребенком?
– Единственным, – вздохнула она. – Родители хотели еще детей, но после меня мама не смогла рожать. Рак у нее обнаружили вскоре после моего рождения. Лечение забирало у нее все силы. Врачи предупреждали, что новая беременность может привести к непредсказуемым последствиям. Мама очень ослабла. Но тогда ей и всем нам казалось, что она победила рак. Период ремиссии длился целых двадцать лет. И вдруг – снова. Очаг поражения оказался шире, чем тогда, а реакция ее организма на лечение была уже не той. – Джоузи тряхнула волосами. – Простите. Меня занесло на эту тему.
Эш протянул руку под столом и коснулся ее сложенных рук:
– Джоузи, у нас с вами происходит обычный разговор. Встречаясь, люди всегда о чем-то разговаривают. Хватит извиняться. Если бы меня это не интересовало, я бы не стал спрашивать. Но если для вас это слишком болезненная тема, давайте поговорим о чем-нибудь другом. Хотя, должен признаться, мне в вашей жизни интересно все. Вы, ваша семья. Словом, то, из чего состоит ваш мир.
Джоузи улыбнулась. Она не пыталась снять его руку или убрать свои. Эш посчитал это своей первой маленькой победой.