Грон. Трилогия
Зеленоглазая хмыкнула и потянулась всем телом.
— О боги, я не подумала ничего дурного, просто интересно…
Грон хрястнул колуном и, не дождавшись окончания вопроса, спросил сам:
— Что тебе интересно?
— А что ты сможешь сделать с женщиной, которая тебе будет действительно нравиться? — И, засмеявшись тем тягучим, шаловливым смехом, она пошла прочь.
Грон от неожиданности промазал и саданул колуном о скальный грунт. От колуна отскочила острая полоска камня и, вращаясь, упала на пень. Грон выругался сквозь зубы и зло поднял колун. До полудня, когда даже чайки забираются в тень, прячась от нестерпимой жары, он без устали махал топором, а девчонка не показывалась из своего убежища. Но, когда большой колокол возвестил, что храмовые клепсидры и солнечные часы указали самую короткую тень, он отбросил колун и двинулся к убежищу. Девчонка сидела в углу небольшой пещерки из древесных стволов и расчесывала волосы. Грон забрался внутрь, достал мясо, лепешку и, разломив на две половины, протянул Зеленоглазой. Та бросила на него лукавый взгляд сквозь пушистую завесу и кокетливо протянула руку. Грону стало смешно. Он запихнул в рот здоровенный кусок мяса и насмешливо спросил:
— Эй, «белая», я чувствую, ты горишь желанием уйти отсюда «красной», или как там у вас это называется?
Зеленоглазая испуганно посмотрела на него, потом заметила знакомые веселые искорки и расхохоталась:
— Ты уже готов?
— А ты не дразни.
Отсмеявшись, они весело принялись за еду. Но на отдых улеглись, стараясь не касаться друг друга. После жары работа пошла быстрее, и Грон управился с полуторной нормой. Когда возчики, сбросив дрова, уехали, Зеленоглазая тоже выбралась из убежища и стала делать растяжку. Грон, искоса поглядывая, махал колуном, потом он тоже не выдержал и, отложив топор, сел и потянул спину. Затем сделал несколько растяжек. Девчонка удивленно взирала на него.
— Ты действительно самый необычный раб среди всех, которых я знаю.
— Ну я же тебе сказал, что у меня большие планы.
— А что ты еще умеешь?
Грон улыбнулся:
— Я сплю не храпя.
Зеленоглазая снова расхохоталась, Грон присоединился к ней. Отсмеявшись, девчонка задумчиво посмотрела на него:
— Знаешь, мне никогда не было так хорошо. Странно, когда я мечтала, то представляла богатых торговцев, властных систрархов, а оказалось, что достаточно простого раба, то есть, конечно, не совсем простого, — она тряхнула волосами, — ладно, полезу в убежище, а то скоро придет твоя любовь.
В эту и две последующие ночи Грон показал Тупой колоде все, на что был способен. Утром третьего дня Зеленоглазая была немного грустной.
— Боишься возвращаться?
— А вдруг Сиэла не придет?
Грон задумчиво кивнул.
— Вернешься обратно.
Зеленоглазая покачала головой.
— Теперь наставница меня так просто не отпустит.
— Тогда оставайся.
— А если Сиэла уже пришла?
Грон пожал плечами.
— Решать-то все равно надо: либо сиди, либо иди.
Девчонка хмыкнула и побрела к стене. Грон отложил колун и пошел за ней. У самой стены он придержал ее за плечо.
— Давай подсажу.
Она кивнула, а когда уже взобралась на его сомкнутые в замок руки, вдруг нагнулась и неумело ткнула губами в его приоткрытый рот, потом прянула, как ящерка, и поползла наверх по стене.
Весь день у Грона все валилось из рук. Он никак не мог разобраться в своем отношении к этой сумасбродной девчонке. То он чувствовал себя этаким дедом, жалеющим славную девчушку, попавшую в жернова. То его бросало в жар, когда он вспоминал, как она стоит, идет, смеется. Он четко знал, что не может пока ни к кому привязываться, и убеждал себя, что это животные реакции молодого тела. Но Зеленоглазая чем-то неуловимо напоминала Тамару. Не внешне, нет. Тамара была невысокой, смуглокожей, черноволосой, с большими черными глазами. Эта была худой, длинноногой, совсем не соответствующей местным канонам красоты, предпочитавшим широкобедрых женщин, что называется, в теле. Но в обеих было что-то, что Люй называл «шакти», что-то неуловимо женственное, заставлявшее мужчин делать стойку, как обученных пойнтеров на охоте. Тупая колода тоже имела все основания быть им недовольной, и хотя она стонала и вопила, как и в прошлые разы, но ушла гораздо раньше. Грон привычно обтерся и забрался в убежище. Не спалось. Он около часа ворочался с боку на бок, как вдруг с обреза стены послышался какой-то шум. Он быстро выбрался наружу. В темноте, белея туникой, по стене спускалась стройная, худая фигурка. Грон рванул к стене так, что, казалось, пятки вспыхнули. Зеленоглазая, заметив, что Грон затормозил прямо под ней, отпустила руки и ухнула вниз. Грон слегка ошалел от такого доверия к своим способностям, но успел подхватить. Девчонка обхватила его руками и, прижавшись всем телом, разревелась. Грон гладил ее по голове, плечам и чувствовал, что глупо улыбается. Она вдруг вскинулась и зашептала ему на ухо:
— Они хотят устроить мне посвящение, Колун, они хотят устроить по-о-о… — И снова заревела.
— Чего? — не понял тот.
— Они посвятят меня Зее-плодоносице, а потом отдадут самым грубым и уродливым рабам, они уже отобрали пятерых.
Грон резко остановился, будто натолкнувшись на стену.
— Зачем?
Зеленоглазая немного успокоилась.
— Так всегда делают. Самое страшное для гетеры — это привязанность к мужчине, она всегда должна помнить, что мужчина — грязное, тупое животное. Что он сильнее и, если совершишь ошибку, он растопчет тебя.
Она важно повторяла чьи-то слова. Грон вскипел:
— Что за чушь?
Девчонка поникла.
— Я и сама знаю, но так нас учили, не Сиэла, а жрица-наставница. Все храмовые гетеры прошли через посвящение. Обычно это бывает неожиданно. Но мне рассказал послушник-псарь. Наставница иногда развлекается с ним, он довольно мил, он сам хотел участвовать в посвящении, но наставница ему не разрешила. В посвящении участвуют только рабы, почти животные… — Грон хмыкнул, и Зеленоглазая торопливо погладила его по руке. — Ты не такой, я знаю, но я видела троих из тех, кто предназначен мне. — Она вздрогнула.
Грон осознал, что все еще держит ее на руках, и осторожно поставил на ноги. Потом попытался успокаивающе улыбнуться.
— Ну ничего, переждешь до завтра, а там, может, Сиэла появится.
Девчонка подняла на него серьезные глаза и покачала головой:
— Нет, они будут искать меня всю ночь. Они найдут меня. Мне этого не избежать.
— Это мы еще посмотрим, — сурово произнес Грон.
— НЕТ! Ты не будешь драться с ними! Ты умрешь, они убьют тебя, а если нет, то тебя отправят к священным псам.
— Тогда бежим.
— Как? Вечерняя стража в два раза больше дневной.
Грон хотел сказать, где он видел всю эту стражу, но понял, что это было бы справедливо, только если бы он был один. Вниз по обрыву Зеленоглазая бы не спустилась, он видел, как она умела карабкаться даже по выщербленной каменной кладке.
— Ну и что ты предлагаешь?
Она посмотрела ему прямо в глаза, плотно сжав губы. Потом потянулась к нему. Он ошалело отстранился.
— Я хочу, чтобы первым был ты.
— Чего? — Грон удивленно вытаращил глаза, потом мотнул головой. — Но ведь…
— Все равно, — твердо произнесла Зеленоглазая, — потом все равно, пусть будут они, но первым — ты.
Эти глаза, они смотрели так требовательно. Она сделала шаг назад и запела какую-то тягучую, ритмичную мелодию, тряхнула волосами и пошла танцем, ведя ритм пощелкиванием пальцев и хлопками в ладоши. Грон почувствовал, как по спине побежали мурашки, а волосы и все остальное встало дыбом. Она крутанулась на пятках, сбрасывая тунику, скользнула к нему и отпрянула, обдав лицо и грудь водопадом волос. Грон почувствовал, что больше не может смотреть на это, и прыгнул вперед. Она, как кошка, извернулась и встретила его, раскрыв руки.
Они пришли в себя, когда уже светало. Ночь то тянулась, то летела на крыльях, они успели устать друг от друга и вновь изголодаться, когда за решетчатой дверью раздались чьи-то голоса. Зеленоглазая вскочила, оттолкнула Грона и, шепнув: «Спрячься», — накинула тунику. Дверь отворилась, и на пороге возникла стройная женская фигура в красивой голубой накидке.