Грон. Трилогия
В первой же деревне Грон чуть не влип. Когда он остановился у придорожной таверны, его встретили настороженные взгляды. В принципе Грон был к этому готов и задерживаться не собирался. Он хотел только купить вина и еды. Но, выйдя из дверей, Грон увидел, что, пока он торговался с хозяином, придирчиво отбирал копченые окорока и пробовал вино, у входа в таверну собралась толпа. Грон сделал шаг на площадь и тут же попал в плотное окружение крестьян, явно настроенных очень недружелюбно. Некоторые из них держали в руках палки и мотыги. Какое-то время он и крестьяне смотрели друг на друга, потом из толпы выступил крепкий мужчина лет сорока, с проседью в волосах и бороде. По бокам от него выдвинулись двое дюжих мужиков помоложе. Очень похожих на него лицом и фигурой.
— А скажи-ка, парень, откуда у тебя эти лошади?
Грон «прокачал» толпу — многие смотрели на него со страхом, некоторые с опаской, тех, кто был возбужден предстоящим, было совсем немного. В общем, судя по первым впечатлениям, толпа поддавалась контролю. Он печально вздохнул, испустил горестный звук и начал:
— Это долгая история. Она о доблести и печали. Я готов ее рассказать.
С этими словами Грон уселся на край террасы и со скорбной миной кивнул слуге из таверны, волокущему бочонок с вином:
— Вина всем, и принеси еще.
Сохраняя на лице скорбное выражение, он подставил глиняный стакан и, поднеся его ко рту, неторопливо начал пить, наблюдая исподтишка, как толпа вразнобой опускается на землю. Расчет оказался правильным. Сидящий человек в большинстве случаев неагрессивен, к тому же дармовая выпивка и ожидание интересного рассказа… Когда все уселись, Грон снова печально вздохнул и начал повествование:
— Мой хозяин, да предоставят ему духи предков достойное место в своем чертоге, был могучим человеком и великим воином. Он водил караваны по всему свету, и не было человека бесстрашнее его…
Солнце уже клонилось к закату, когда он закончил живописание того, как Югор зарубил всех разбойников и было склонился над последним, которого счел мертвым, дабы закрыть ему глаза, но тот проткнул его кинжалом. Югор убил врага и умер сам. Некоторое время крестьяне сидели молча, переглядываясь с восторженным и немного хитроватым выражением лица. Мол, знаем, какую последнюю милость хотел оказать мертвому великий воин Югор — освободить его от тяжести кошелька. К тому моменту слуга успел опустошить второй бочонок, не забывая о себе, поэтому толпа уже изрядно осоловела. Грон посмотрел на солнце — до темноты оставалось часа два. Люди молчали. Надо было поставить последнюю, завершающую точку и шустро линять из деревни. Крестьяне были слишком практичными людьми, чтобы долго дурить им голову, отвлекая от мыслей о дележе имущества, принадлежащего разбойникам.
— Ты рассказал удивительную историю, парень, — задумчиво качая головой, произнес тот мужчина, что вел разговор. — Мы слышали, что в наших краях появился грозный Пакраст. — Он кивнул в сторону последней в колонне лошади. — Вот этот конь раньше принадлежал сыну старосты. Тот пропал неделю назад, когда поехал в Роул.
Грон понимающе кивнул, он предполагал что-то подобное. Потому-то они и собрались на площади. Но следовало быстро отвлечь крестьян от размышлений о том, что кому принадлежало и кто на что может претендовать. Лучше вообще убрать их подальше от лошадей.
— Что ж, друзья, — Грон шумно вздохнул, — теперь вы знаете, что вам не стоит больше опасаться разбойников. Разве столь великий воин-освободитель не заслужил того, чтобы его помянули добрым стаканом хорошего вина?
Народ одобрительно зашумел и гурьбой повалил за Гроном внутрь таверны. Хозяин, лихорадочно блестя глазами, шумел на слугу, торопя его с выкатыванием из погреба новых бочонков. Вскоре под закопченными сводами послышались разухабистые песни. Когда солидная часть присутствующих ушла под стол, да и сам хозяин уже весело улыбался, сверкая красным носом и обводя зал мутноватым взглядом, Грон придвинулся к еле шевелящему языком мужичку и вкрадчиво спросил:
— А скажи-ка, отец, почему с площади ведут сразу три дороги?
Мужик уставился на него, с трудом фокусируя разбегающиеся глазки, и, громко икнув, попытался разъяснить:
— Д-д-дороги т-т-три. В Р-р-р-оул, С-с-саор и к п-п-по-побережью.
Грон понимающе кивнул. А мужик, с полминуты повоевав со своим языком, исхитрился изречь еще одну фразу:
— А в ч-ч-четвертую с-с-сторону не ходи. Там д-д-дикий табунщик живет. Он и п-п-пятеро с-с-сыновей. О-о-они с волками з-з-знаются. — Произнеся это, мужик вновь шумно икнул и сполз под стол.
Грон окинул таверну внимательным взглядом. Народ веселился, забыв обо всем. Только в углу сидел тот самый мужик и время от времени бросал на него исподтишка совсем не пьяные взгляды. Грон боковым зрением внимательно рассмотрел всех сидящих за его столом. По большей части они были изрядно пьяны, только сам мужик, двое, которые стояли рядом с ним на площади, хозяин и вертящийся рядом слуга были несколько трезвее, да еще невзрачный маленький человечек, неизвестно почему оказавшийся в столь именитой компании. Он настолько старательно не смотрел в его сторону, что Грон невольно отметил это обстоятельство. Ну что ж, если эти ребята решили его пасти, тут уж ничего не поделаешь. Только на этот раз стоило попытаться обойтись без убийств. Грон усмехнулся про себя и поднялся, он покачнулся, шумно рыгнул, потом обвел зал осоловевшим взглядом, скривился, стиснул в кулак мужское достоинство и, пошатываясь, поплелся к задней двери. Выйдя за дверь, он метнулся в сторону и притаился. Его предположения оказались верны. Через несколько мгновений дверь распахнулась, и оттуда, ворча, появились те самые двое. Грон дождался, когда захлопнется дверь, и прыгнул на них сзади. Два удара под основание черепа, и мужики успокоились где-то на полчаса. Грон подпер дверь их телами, потом быстро обежал таверну и проделал то же с дверью со стороны площади. Благо тут никого оглушать не требовалось — на открытой террасе дрыхло с полдюжины перебравших гуляк. Они даже не проснулись, пока он перетаскивал их к двери, только что-то недовольно бормотали в процессе движения. Слава богу, его караван никто не трогал. Вьюки были на месте, хотя пару из них явно пытались распотрошить. Но то ли времени не хватило, то ли желание выпить пересилило, короче, ограничились лишь тем, что взрезали плотную верхнюю ткань и вытащили часть содержимого. Грон мысленно возблагодарил местных богов, что это были тюки с материей. Если бы добрались до золота или оружия, то толпу было бы не оторвать. Он вскочил в седло и постарался как можно быстрее и тише двинуть свой караван в путь. Когда лошади, шумно шлепая копытами по пыли, уже приближались к околице по дороге, ведущей к побережью, со стороны уже скрывшейся за домами деревенской площади послышался шум. Грон криво усмехнулся и прибавил ходу. Он покидал деревню без купленных здесь запасов и облегчив кошели на сорок золотых, однако все остальное было при нем. Грон дал шенкеля жеребцу и слегка дернул поводья идущей следом лошади. Что ж, сам виноват. Надо было сообразить, что столь молодой парень с полутора десятком лошадей, груженных толстыми вьюками, в любом населенном пункте сразу вызовет подозрение. Пора было решать, что делать дальше.
Остаток ночи он провел в ущелье примерно в двух часах пути от деревни, размышляя над тем, что же предпринять. Возможность продать коней и материю представлялась очень проблематичной, скорее всего, его обвинят в воровстве и разбое. Бросить все и следовать дальше только с деньгами?.. Что ж, быть может, впоследствии так и придется поступить. А пока он решил попробовать кое-что еще. План представлялся ему несколько рискованным, но, в случае если все пройдет, как задумано, сулил в будущем изрядные выгоды. Когда рассвело, Грон отогнал коней подальше, расседлал, стреножил и отправил пастись. А сам завернулся в плащ и улегся в тени под скалой. Следовало хорошенько выспаться, ибо, судя по всему, следующую ночь также придется провести без сна.