В объятьях олигарха
Митин план розысков заключался в том, чтобы пустить слушок впереди себя: дескать, какой–то чудик–приезжий активно ищет контакта. Слух, разумеется, дойдет до Деверя, и тот сам выйдет на связь, если захочет. Если захочет. Если нет, придется придумать что–то другое. У плана был единственный, но большой недостаток: глазастая, ушастая агентура миротворцев может опередить Деверя. Смехотворный риск по сравнению с тем, что Мите предстояло сделать в ближайшие дни.
Оглядевшись, он выделил среди гомонящей, веселящейся публики смурного мужика с черной бородой, державшегося как бы поодаль. То ли от халявного пива, то ли от утренней дозы вид у него был обалделый. Митя послал пацаненка, чтобы привел мужика. Ваня Крюк выполнил поручение с неохотой, он увлекся торгами и уже минут пять уговаривал купить «вон ту сисястую». «Зачем она тебе?» — удивился Митя. «Как зачем, как зачем? — ершился угорелый мальчуган. — Красивая телка, ты что?! На пару оприходуем. Обоим хватит».
Мужик приковылял и уставился на Митю мутными гляделками.
— Купить хочешь? Сколько дашь?
— А сколько просишь?
Мужик стукнул себя в грудь кулаком, надеясь поразить возможного покупателя молодецкой удалью.
— Не ниже десятерика, парень.
Пацаненок забился в истерике.
— Старая перечница, во заломил, да, Митрий?! Десятерик! Наглый, гад!
— Заткнись, — цыкнул на пацаненка Митя, тщетно ловя в глазной мути мужика хоть искорку человеческого сознания. Нет, мерцающая пустота.
— Хорошо, — согласился он. — Дам десять баксов и сверх еще пятерку, если поможешь в одном деле.
Мужик вскинулся, как старый конь при звуках походной трубы.
— Чего надо? Говори.
Митя подобрался, пригнулся, промолвил значительно:
— Деверя ищу, понял, нет?
Мужик сник с лица, отступил на шаг. Показалось, нырнет в толпу, но жадность пересилила.
— Не знаю такого, — ответил хмуро.
— Не важно, помоги найти, пятнашка твоя.
— Покажи бабки.
Митя наугад вытянул из кармана пучок зелени. Тусклые очи руссиянина дико сверкнули, правая клешня инстинктивно дернулась.
— Риск большой, добрый господин. Дай задаток.
Митя отшелушил два доллара, сунул в узловатую лапу.
— Сделка, сделка! — не удержался, завопил пацаненок и получил от Мити подзатыльник, перевернувший его с ног на голову.
Пока он вставал и отряхивался, мужик шепнул Мите:
— Купи Зинку Сковородку. Только что выставлялась. Сотый лот.
— Хорошо, куплю… — С мужиком, который назвался Петюней, сговорились, что ближе к вечеру встретятся в таком–то месте (у шашлычной «Манхэттен» на трех вокзалах), Петюня пообещал навести справки у каких–то авторитетных бомжей, якобы владеющих запретной информацией. Митя в сопровождении неугомонного пацаненка пошел искать Зинку. По дороге пацаненок обиженно бухтел: «Как же так, дяденька Митрий, отвалить за старую рухлядь такие бабки, да я бы его за трояк сделал не глядя…»
С Зинкой разговор сложился напряженно. Она только что повздорила с товаркой, схлопотала фингал под глаз и сидела на ящике из–под пива, удрученно разглядывая себя в осколок зеркала. Товарке досталось больше. Она получила пивной бутылкой по башке и в отключке, скрюченная, валялась на земле. Зинка поставила на нее ногу. Несколько других продажных девок возбужденно обсуждали подробности короткой схватки. Общее мнение сводилось к тому, что Скороводка поступила правильно, замочив Муню. Оказывается, та давно возомнила о себе невесть что. И на подиуме сбивала цену, повесила на себя плакатик с 50 центами. Кому это понравится? Вот Зинке и не понравилось.
— Дельце есть, — сказал Митя девице.
Зинка покосилась на него угрюмо, явно хотела послать куда подальше, но, вглядевшись, кокетливо улыбнулась. Мите она приглянулась еще на помосте: высокая, длинноногая, с круглыми, большими сиськами, и видно, что из хорошей семьи, судя по чистым, промытым волосам. У большинства московских шлюх кудри как пакля, приходится экономить на мыле.
— Отойдем в сторонку, — добавил Митя.
— Хоть отойдем, хоть не отойдем, пять баксов, и ни центом меньше, — жеманно пропела Зинка, строя блудливые глазки. — Иначе девочки не поймут.
— Хочу угостить пивком, — сказал Митя.
— Приглашаешь, что ли? — изумилась девушка, и все ее подруги разом притихли. '
— Ну да, что–то вроде того, — подтвердил Митя. Пацаненок у его ног скорбно загудел.
Зинка вскочила, уцепилась за Митин локоть и залилась диковатым смехом, напоминавшим скрежетание колес по рельсам.
Расположились в ближайшем бистро, где над дверями висела предупреждающая надпись: «Только для туземцев». Зинка сама привела их сюда, сказав, что здесь прикольно готовят конские отбивные. Конечно, это была метафора. Как и во всех подобных едальнях, предназначенных исключительно для руссиян, здесь не водилось ни официантов, ни кухни, со всем справлялась электроника: ленточный конвейер подавал дежурные блюда и напитки, стоило лишь нажать соответствующую кнопку, предварительно опустив в щель деньги. Удобство было в том, что все блюда, от брюквенного салата до упомянутой отбивной с привлекательным названием «Столичная котлета по–техасски», стоили одинаково, один доллар. За бутылку водки Митя тоже заплатил оптовую цену — 50 центов. Народу в бистро не было никого, кроме них. Москвичи избегали заходить в такие шикарные пункты питания по двум причинам: из экономии и оттого, что слишком на виду. Стеклянные окна делали посетителей легкой добычей для какого–нибудь вольного стрелка–миротворца, вообразившего себя на охоте в родных горах или джунглях.
Зинка осторожно закинула удочку, когда стояли у раздаточной ленты:
— Может, и рыбки возьмете, добрый кавалер?
Митя не поскупился, оплатил три порции «Белуги под лимонным соусом». Впрочем, мясо и рыба по виду мало отличались друг от друга: по шматку чего–то серого, похожего на обмылок, прикрытого пожелтевшими стрелками лука.
Выбрали столик почище и в стороне от линии огня. Зинка рукавом смахнула на пол остатки чьей–то трапезы: бумажные стаканчики, крошки, окурки, дососанные до фильтра. Бросала на Митю пылкие взгляды.
— Ешь, — сказал он. — После потолкуем.
Зинка управилась с угощением за пять минут, не отставал и беспризорный ребенок, норовя и с ее тарелки сцапать кусочек. Митя тоже поел, но-к водке не притронулся. Бутылку распили Зинка и пацаненок на двоих, тут уж девушке досталась львиная доля. Насыщаясь, она исподтишка наблюдала за Митей и к концу трапезы сделала какие–то свои выводы.
— Я готова, — объявила под конец, промокнув губы платочком, и, чтобы у него не осталось сомнений, к чему готова, откинулась на стуле, выпятила грудь и многозначительно подергала себя за соски. Беспризорник воспользовался случаем и хлебной коркой подчистил соус с ее тарелки. — К тебе пойдем или ко мне?
— Никуда не пойдем, — ответил Митя. — Мне нужна всего лишь информация.
— Так и знала, — горестно кивнула Зинка. — Сразу поняла, что малохольный. Учти, втянуть меня в аферу не удастся. Я законопослушная «давалка». Трижды зарегистрированная. Кто навел на меня?
— Какая разница… За информацию заплачу.
— Еще бы… И чего нужно?
— Я ищу Деверя…
— Че–его?! — Зинкины глаза подернулись фиолетовой дымкой. — Спятил, парниша? Протри зенки. Где я и где Деверь. Я вообще не знаю, кто это такой. Отстань, понял? Думаешь, купил жратвой? На–ко–ся! — Зинка сунула ему под нос синеватую дулю. Митя взял ее кулачок в ладонь и тихонько сжал. От боли Зинка побледнела, но не пикнула.
— Чего с ней базаришь, дядя Митрий! — вмешался пацаненок. — Дай доллар, расколется до пупка. Подстилка полицейская.
— Могу еще водки взять, — предложил Митя.
— Возьми. — Зинка обмякла, осела на стуле, будто пар из нее выпустили. Митя недоумевал, почему бородатый Петюня направил его именно к ней. Она ничем не отличалась от всех прочих жриц любви, которые жили, думали и священнодействовали только одним местом, круг желаний у них был еще уже, чем у мужского электората: жранина и кайф, больше ничего. Митя общался с ними в прежней бытности, до перевоплощения, и всегда относился к ночным бабочкам с пониманием. Простые и безобманные, как цветы луговые. И если пользоваться гигиенической пастой «Ландомет», безопаснее, чем резиновые куклы. Сливай им в уши любую говорильню, ничего не застревало в маленьких головках со стерильно промытыми мозгами. Все равно что лить воду в решето. Однако фраза Зинки — «Где я, а где