Глиссандо (СИ)

— …Их четверо, да?
Лили слегка кивает, туша сигарету безжалостно и бескомпромиссно.
— Да. Я уже говорила, что Ирис сбежала из дома, когда ей было шестнадцать. Первый год в России она потратила на то, чтобы осесть. За это время она действительно участвовала в конкурсе красоты, потому что иначе оплатить учебу было нереально. Там как раз давали грант, и она часто шутила, что это была ее судьба. Она ведь работала в какой-то забегаловке официанткой, снимала комнатушку, и однажды, после долгой и муторной смены шла домой почти в отчаянии.
— Готова была все бросить и вернуться?
— Именно. Ирис смелая, но она всегда была принцессой. Их так воспитали. Пусть у них и были финансовые проблемы, но аристократы, даже если бедны, как церковные мыши, все равно аристократы.
— И что же ее остановило?
— Судьба, — усмехается, а потом зажигает новую сигарету.
Я за этим слежу неусыпно. Зачем-то. Лили никогда так много не курила, а теперь да. То ли от нервов, то ли от привычки — мне это было неизвестно, но я все таки надеялся, что первый вариант. Тем временем, пока я лелеял свои надежды, Лили сделала затяжку и вместе с ней выдохнула продолжение, которое, если честно, было достаточно увлекательно. Я, даже не смотря на все свои связи и умения добывать информацию, мало что смог узнать о ее семье. Она и сама редко о них говорила. Наверно я до сих пор здесь сижу исключительно потому что единственный источник информации цедит второй бокал вина и курит третью подряд сигарету…
— …У нее порвался браслет, — задумчиво протягивает моя бывшая, хмуря брови, — Семейная реликвия ну или типа того. В общем у нее отскочил камень, за которым естественно побежала и наткнулась глазами на рекламную вывеску конкурса, который давал ей все, что она хотела: возможность учиться, общагу и стипендию. В последствии, конечно, этот конкурс дал ей еще больше…
— О чем ты?
— Именно на этом конкурсе она познакомилась со своим мужем.
Драматичная пауза и не менее драматичный взгляд, но какой реакции она ожидала? То, что конкурсы красоты всегда были и будут одним из любимых развлечений богатых мужиков — аксиома. Это же очень удобно, ну правда: приходишь, как в магазин, а на витрине уже выставлены лучшие образцы. На любой вкус. У меня есть друг, с которым мы учились в школе, так он только на конкурсах красоты себе любовниц и подбирает, как бы это не звучало. Говорит, что у него слишком мало времени искать кого-то, а так и искать не надо, все зависит лишь от твоих возможностей и предпочтений, точнее в нашем случае от настроения. У таких, как мы, в действительности нет определенного типажа, вокруг нас слишком много людей, женщин в частности. Даже не так: у нас слишком много возможностей, чтобы ограничиваться одним типажом. Да, вот это уже ближе к истине.
Не получив реакции, Лили слегка закатывает глаза и коротко смеется, но делает глоток вина и продолжает.
— В общем там они познакомились. Ей было семнадцать, когда они начали встречаться, ему около двадцать пяти. Знакомая ситуация, да?
Она колет меня намеренно. Снова — зачем то. Я не знаю зачем, поэтому решаю пока попридержать все свои реакции. Вообще все. Сижу, как статуя, лишь моргаю и смотрю на огонь, покручивая стакан о подлокотник. Но Лили все никак не угомонится! Она опирается на свой подлокотник и двигается ближе ко мне, щурится, а потом тихо-тихо выбивает и без того шаткую табуретку под моими ногами.
— Наверно правду говорят, что дети идут по стопам своих родителей.
— Зачем ты это делаешь?! — рычу, она же гневно, зло усмехается.
— Не понимаю о чем речь!
Понимает. И я вдруг понимаю: Лили ревнует. Она подпила, плохо себя контролирует, и правда начинает сочиться из каждой ее поры. Лили ревнует меня к своей сестре, вон как пляшут дьяволы на дне ее таких же пьяных глаз. Это снова не огонь, это именно ревность, которая лично меня вводит в ступор. Как она может делать это в данной ситуации?! Мне действительно хочется об этом спросить, но я не успеваю. Наверно хорошо, что она сейчас берет себя в руки, потому что боюсь, разговор наш зайдет не туда. Я сам под впечатлением, и если обычно смог бы сыграть с ней в любые, дурные игры, сейчас мне сложно собраться и сконцентрироваться. Меня преследует запах чего-то сладкого…карамели или кокоса.
 
Тру глаза, она же отгибается на спинку кресла, давя в себе любые зачатки сорвавшегося с рельс поезда, выдыхает и снова кивает, будто самой себе.
— Ирис родила своего первого ребенка, когда ей исполнилось восемнадцать. Его зовут Арнольд.
— Арн.
— Да, — мягко отвечает, улыбается вторя и смотрит, как я секунду назад, лишь на языки пламени, словно меня и нет тут вовсе, — Знаешь, мы же не жили в России. Папа работал в Норвегии. В Осло у него была своя лаборатория, красивый, шикарный дом. Я любила этот дом. Он был действительно царским, примерно, как дом Насти, только вместо дерьмового сада — огромное поле с лошадьми. Каждое утро, когда я просыпалась, выглядывала в окно и здоровалась с ними…
Стыдно признаться, но я этого никогда не слышал. Ни ее такого голоса, ни ее взгляда, которым она сейчас пожирает то, что пожирает все остальное, если теряет контроль, ни ее такой в принципе. В этот момент я понимаю, что сейчас передо мной не та женщина, которую я знал. Точнее думал, что знаю. Нет, я ее совсем не знаю на самом то деле. Лили для меня, бывшая когда-то настолько родной и близкой, оказалась по факту далеким островом в холодном океане…На самом деле в ней столько сожалений. Тонна и еще одна, сверху прижатая бесконечностью.
— Мама их очень любила. Они с Ирис занимались конным спортом, как бы забавно это не звучало. Налет клише и все дела…
— Ты с ней не общаешься? — тихо спрашиваю, Лили наконец пару раз моргает, потом опускает взгляд на свою сигарету и слегка мотает головой с натянутой улыбкой.
— Нет.
— Почему?
— Не могу ее простить.
— За то что бросила?
— За то что убила меня.
Я хмурюсь, а она поднимает глаза и врезается ими в меня. Вижу, как зачатки слез собираются в их уголках, но молчу. Стараюсь не показать жалости к этой глупой, так сильно заплутавшейся девчонке, но мне ее жаль. По-человечески и очень сильно, я ведь прекрасно понимаю, что она хочет и скажет дальше.
— Если бы она нас не бросила, возможно, Роза была бы жива.
— А если бы вчера где-то не раздавили цветок, сегодня мы бы здесь, возможно, не сидели.
— Это не одно и тоже, что эффект бабочки, Макс.
— Ты этого не можешь знать, Лили, — тихо говорю, делая свой глоток, а потом еще тише добавляю, глядя в янтарную жидкость, что сжигает меня изнутри, — «Тут сожаление так же уместно, как перо в заду у свиньи.»
Первую секунду Лили просто молчит, но потом разгорается таким заразительным и звонким смехом, который я невольно поддерживаю. Так давно это было, что я даже не вспомню, когда конкретно, но мы смеемся вместе. Не друг над другом или неуместной, чьей-то шуткой, а вместе.
«Никогда не думал, что это снова будет возможным…»
— Обожаю, когда ты что-то цитируешь, — протягивает, откинувшись на спинку кресла с улыбкой, — Кто это сказал?
— Виктор Гюго в Соборе Парижской Богоматери.
— Ты очень умный.
— А ты не потеряла чувство юмора. Продолжим?
— Конечно… — она соглашается мягко и тихо, смотрит на меня еще долгих пару секунд, только после которых и еще одной затяжки, кивает, — Арн хороший. Когда мы приехали, а нам было очень сложно, уж поверь, он нам очень помогал. Мы сблизились. Арн старше нас, даже постарше Миши будет, но он никогда не задирал нос. Он, знаешь, напоминал мне всегда австралийскую овчарку, которая носится вокруг, сбивая малышню в кучу, следит за ней ястребом, оберегает…Арн очень любит Ирис. Логично, конечно, она неплохая мать для своих детей, но он ее просто боготворит, поэтому всегда вызывается ей помогать. И как я не догадалась тогда…
Хмурюсь, Лили в ответ бросает на меня короткий взгляд и пожимает плечами.