Главред: назад в СССР (СИ)
Я сплю и вижу сон, ничего страшного. Просто, как любой журналист, брежу своей работой, а вся эта советская обстановка навеяна нашими ветеранами-газетчиками, бесконечно ностальгирующими по временам юности. Кстати, та же Зоя тогда должна быть одной из этой компании. Но никакой Зои лет шестидесяти в редакции «Любгородских известий» я не припомню!
— Что за шум, а драки нет? — в кабинет весело ввалился паренек, похожий на молодого Троцкого, однако, увидев взволнованную Зою и мое растерянное лицо, быстро осекся. — Что случилось?
— Евгению Семеновичу плохо! Скорая уже выехала! — доложила девушка. — Леня, ты можешь их встретить?
— Думаешь, они редакцию не найдут? — развел руками парнишка, и я увидел, что у него на поясе висит кофр с фотоаппаратом. — То есть… конечно же, встречу, Зой.
И тут меня неожиданно осенило.
— Леня? — позвал я юного Троцкого. — Леонид Яковлевич Фельдман?
— Да, — растерянно протянул фотограф, даже забывший, что он уже рванулся встречать докторов скорой. — Евгений Семенович, вы меня не помните? Ай-яй-яй… Потерпите немного, эскулапы уже в пути.
Теперь я точно узнал его. Наш легендарный фотокорреспондент, который даже в свои семьдесят с хвостиком продолжал бегать со своим пленочным «Зенитом» и снимать не хуже мальчишек с цифровыми «Никонами» и «Кэнонами». Леонид Яковлевич Фельдман в моем сне предстал молодым, подающим надежды репортером… А я — получается, сам я вроде как Евгений Семенович Кашеваров, главный редактор «Андроповских известий» в восьмидесятые. Вот ведь занесло полетом фантазии!
С другой стороны, какой у меня сейчас выбор? Если я и впрямь лежу в нашей любгородской районной больнице под капельницей, с развлечениями у меня точно беда. А так хоть во сне хорошо время проведу. Тем более что сон уж очень реалистичный получается, красочный.
Как бы то ни было, нужно принять правила игры. Главный редактор я, говорите? Что ж, извольте! Но для начала подыграем фантазии и дождемся врачей. Леонид Яковлевич… то есть Леня уже побежал вниз, заслышав сирену подъезжающей скорой.
А у кабинета уже толпились сотрудники редакции. Едва фотограф прошмыгнул в приоткрытую дверь, как его чуть не снесло потоком взволнованных журналистов. И не только их, кстати — в высоком чернявом мужчине с восточной внешностью я опознал молодого Сергея Саныча Доброгубова, нынешнего завхоза. А тогда он кем был? Вспомнил, Сергей Саныч ведь часто рассказывал, как называлась его должность — завгар. На современном русском — заведующий гаражом. Интересно, какими автомобилями располагала редакция в восьмидесятых?
— Евгений Семенович, вы совсем себя не бережете! — властно отодвинув пишущую братию вместе с завгаром, в кабинет вошла высокая бойкая женщина в буром костюме. Совсем как у Людмилы Прокофьевны, героини советского фильма «Служебный роман».
Кстати, сама дамочка и впрямь была на нее похожа. Только уже после преображения, так что для своего возраста чуть за пятьдесят выглядела очень достойно. И последняя мысль меня, к слову, смутила, потому что голова вдруг услужливо подкинула чужие воспоминания. Звали женщину Кларой Викентьевной Громыхиной, и была она в редакции газеты парторгом. А еще, кажется, тайной поклонницей Кашеварова. То есть меня.
— Расступитесь! — тоном, не терпящим возражений, скомандовала она и подошла ко мне. — А вы — сядьте!
Я подчинился, тем более что присесть точно хотелось. Венский стул подо мной скрипнул, и я незаметно окинул себя подозрительным взглядом. Нет, до толстяка Арсения Степановича мне еще далеко, но вот спортом, пожалуй, надо бы заниматься почаще. И так постоянно тянусь к стадиону, однако что-то меня отвлекает. Работа, наверное. Кстати, это сейчас кто подумал — я сам, Евгений Сергеевич Кротов, или мое альтер эго Евгений Семенович Кашеваров? Впрочем, неважно.
— Улыбнитесь! — тем временем продолжала приказывать мне Клара Викентьевна. — Так, хорошо. Теперь расскажите скороговорку! Корабли лавировали…
— Лавировали, — подхватил я, — да не вылавировали.
— Фух! — выдохнула Громыхина. — Значит, все-таки не инсульт. И все-таки не бережете вы себя, Евгений Семенович. Шабанова, принесите воды немедленно!
Ага, это она к Зое так обратилась. Теперь будем знать, какая у нее фамилия. А то, понимаешь, главный редактор не помнит, кто у него сотрудники. Нехорошо.
Не прошло и пары минут, как девушка вернулась с граненым стаканом, наполненным слегка теплой водой. Видимо, налила из остывшего чайника. Я сделал пару глотков, с удивлением осознав, что чувствую знакомый с детства вкус воды с накипью. Это сейчас в бутылки разливают какой-то дистиллят, который пьешь и не замечаешь. А тут… Я даже зажмурился, выпив целый стакан одним махом и причмокнув в конце. За мной наблюдали с растерянным любопытством, видимо, не понимая, как можно получать такое удовольствие от простой воды. А я, между тем, не только вкус, но и аромат почуял, хотя во сне человек ничего такого различать не должен. Впрочем, после ковида я уже ничему не удивляюсь.
— Спасибо, Зоя, — я поблагодарил девушку и вернул ей стакан.
В этот момент в кабинете стало еще теснее — зашел Леня Фельдман, а за ним довольно молодая докторша в белом халате и колпаке в сопровождении лысого медбрата.
— Где больной? — деловито осведомилась она и, понимающе кивнув, направилась ко мне, цокая каблуками. — Выйдите все из кабинета!
Последнюю фразу докторша произнесла спокойным, но таким требовательным тоном, что все, даже Клара Викентьевна, убрались вон.
— Спасибо, — я улыбнулся. — А то что-то совсем шумно стало…
— Помолчите, — приказала она. — И раздевайтесь.
— Штаны тоже? — зачем-то уточнил я, чем заслужил разочарованный взгляд молодой докторши.
Нет, все же люди тогда на работе выглядели по-другому. Не помятые и не потасканные жизнью, как в наше время, а так, будто находятся на параде. В честь Первомая, к примеру. Для начала, сосредоточенно слушающая меня стетоскопом приятная женщина была в ослепительно белом халате и до хруста накрахмаленной высокой шапочке, из-под которой выбивались роскошные каштановые волосы. А еще она, работая врачом скорой помощи, умудрялась носить высокие для СССР каблуки. Да и на лицо была очень и очень приятная…
— На молоточек смотрите, — докторша отвлекла меня от нескромных мыслей. — Сюда. Теперь сюда. Так, ноги на ширине плеч, руки вперед, глаза закрыть. Правым указательным пальцем дотроньтесь до кончика носа. Теперь левым. Открывайте глаза, можете одеваться. Во время приступа что почувствовали?
— Шел, упал, закрытый перелом, очнулся — гипс… — меня снова потянуло на неудачные шутки, и я тут же поправился. — Голова закружилась, потерял сознание. Пришел в себя — и вот. В целом все отлично, чувствую себя на все сто. Процентов, если что, а не лет.
— Раньше так падали? — сосредоточенно уточнила она, пропустив мимо ушей мою очередную попытку поюморить.
— Нет, в первый раз. И, надеюсь, в последний. Хотя, конечно, если на вызов будете приезжать вы…
— Прекратите паясничать! — докторша гневно сверкнула глазами. — Бюллетень нужен?
— Что? — удивился я. — А, больничный? Нет, спасибо, я лучше поработаю.
— Хорошо, — сухо кивнула она. — Тогда наблюдаете за своим самочувствием, а послезавтра ко мне на прием. Вам бы обследоваться. Городская поликлиника, подойдете в регистратуру к восьми утра, я предупрежу. Потом сразу на прием.
— А в какую поликлинику? — спросил я, разом вспоминая все любгородские медучреждения и кабинеты врачей общей практики.
— Городская поликлиника одна, — красавица-доктор вздохнула, посмотрев на меня как на умственно отсталого. — Врач Ямпольская Аглая Тарасовна.
— Спасибо, — с чувством сказал я. — Обязательно приду. Извините.
— До свидания.
Докторша развернулась, кивнула молчаливому медбрату и покинула мой кабинет. А я, тщетно пытаясь вспомнить, как мог выглядеть главред Кашеваров, подошел к зеркалу, закрепленному на слегка приоткрытой дверце платяного шкафа.
Твою ж дивизию! А я еще думаю, почему эта красотка Ямпольская на меня так смотрела?