Доминион

– Моя жена – пацифистка, – сказал он. – Я привык соглашаться с ней. Она до сих пор считает, что мы, по крайней мере, остановили войну. Хотя знает, что Британия поддерживает происходящее в России – бесконечную кровавую бойню.
Джексон остановился и обвел взглядом Хайгейтские пруды.
– Немцы никогда не победят в России, – проговорил он все тем же спокойным тоном. – Одиннадцать лет они сражались, пытаясь достичь своей цели: построить государство из германских поселений, тянущихся от Архангельска до Астрахани, за которыми лежало бы капиталистическое полуколониальное государство русских, на Урале и дальше в Сибири. Но это им никогда не удастся. Каждое лето они захватывают небольшие территории на востоке, прорывая там и сям Волжскую линию, и каждую зиму русские отбрасывают их при помощи своих новых автоматов Калашникова, которые миллионами выпускают за Уралом, легких и эффективных. А за линией фронта половину страны контролируют партизаны. Кое-где в руках у немцев находятся только города и железные дороги. Вы знаете, что произошло после того, как десять лет назад они захватили Ленинград?
– Так ведь никто не знает. Нам говорят только, что немцы понемногу продвигаются.
– Знайте, что это не так. Что до Ленинграда, то немцы в него не вошли, а просто окружили город и оставили жителей умирать. Три с лишним миллиона человек. С сорок второго года в Ленинграде полное радиомолчание. Ничего, ни звука. Когда нацисты взяли Москву, то вывели из нее всех, поместили в лагеря и обрекли на голодную смерть. Так же поступают и с европейскими евреями. Предполагается, что для них созданы трудовые лагеря где-то на востоке. В телерепортажах мы видим милые бревенчатые домики посреди лужаек, с цветами в окошках. Вот только ни один английский еврей не получил от переселенных туда друзей и родственников ни единой весточки – ни письма, ни открытки. Ничего.
Дэвид воззрился на Джексона. «Ему известно обо мне?» – подумал он. Но никто не знал его тайны, за исключением отца. Просто с принятием новых законов люди стали чаще говорить про евреев.
– В трудовые лагеря отправили шесть-семь миллионов человек, не так ли? – сказал Дэвид.
Джексон угрюмо кивнул:
– Да. Из евреев остались только наши и сколько-то французских. Не допустить расправы с ними, вопреки немецкому давлению, – это вопрос нашей национальной гордости и независимости. Однако Мосли хочет выслать их, а влияние его растет с каждым месяцем. – Он вздохнул. – Как думаете, Фицджеральд, куда мы идем?
– Мне кажется, мы катимся в ад в ручной тачке.
Мимо проходила молодая пара, на женщине были солнечные очки в белой оправе и розовое платье в цветочек. Между родителями шла маленькая девочка; держа за руки, они поднимали ее в воздух, и она радостно взвизгивала. Вокруг них бегала колли, виляя хвостом. Семья прошла дальше, направляясь к воде.
– И в Индии все становится хуже, – сказал Джефф, когда они удалились на достаточное расстояние. – С тех пор, как Ганди умер в тюрьме в сорок седьмом году. Не имеет значения, скольких лидеров посадили под замок вместе с Неру. Процесс продолжается: бунты против высокой квартирной платы, бойкот английских товаров, забастовки на предприятиях, экспортирующих изделия в Британию. А мятежи индийских полков против офицеров способны обрушить вообще все. По иронии судьбы, Берлинский договор ограничил нашу торговлю с континентом – посмотрите на пошлину, которую мы платим за ввоз и вывоз товаров только ради того, чтобы Гитлер мог использовать Европу как рынок сбыта для собственной промышленности. А ведь именно за это ратовали Бивербрук и его сторонники. – Джефф помолчал немного. – Свободная торговля внутри империи и пошлины на торговлю с другими странами. Мечта всей его жизни. Ну вот она и сбылась. – Джефф безрадостно хохотнул в свойственной ему лающей манере. – А мы получили депрессию, растянувшуюся на двадцать с лишним лет.
– Мне доводилось слышать на работе, – робко заговорил Дэвид, – что Энох Пауэлл намерен навербовать пару новых английских дивизий для отправки в Индию. Тогда численность нашей армии превысит предел, установленный договором.
 
– А вы в курсе, – начал Джексон, – что Гитлер однажды предлагал нам отправить в Индию пару дивизий СС?
«Насколько хорошо осведомлен этот человек? – подумал Дэвид. – Кто он такой?»
Джексон посмотрел на него:
– Джефф сообщил, что вы служите в Министерстве доминионов.
– Да. – «Слишком быстро все разворачивается», – мелькнула мысль. Он и так уже сказал Джеффу чересчур много.
– Ведущий специалист политического отдела, главная задача – подготовка еженедельных совещаний министра с верховными комиссарами доминионов.
Тон Джексона снова изменился, став сухим и деловитым.
– Да.
Еженедельные совещания с участием министра и верховных комиссаров доминионов – Канады, Австралии, Новой Зеландии, Южной Африки и, с прошлого года, Родезии – организовывал и протоколировал начальник Дэвида. При этом Дэвид выполнял основную часть черновой работы.
– Присутствуете на большинстве совещаний?
Дэвид не ответил. Повисла пауза.
– Насколько мне известно, вы бывали за океаном. – Джексон снова заговорил обычным тоном. – В Новой Зеландии?
– Да. Я там служил с сорок четвертого по сорок шестой. У моего отца семья в Окленде. По сути, он перебрался туда. Ему тоже кажется, что мы катимся в ад на ручной тачке.
– А ваша мать?
– Умерла, когда я ходил в школу.
– Судя по фамилии, в вас течет ирландская кровь.
– Мой отец происходит из семейства дублинских адвокатов. Он перевез нас с матерью сюда, когда мне было три года, во время Войны за независимость.
Джексон улыбнулся:
– Не обижайтесь, но у вас ирландская внешность.
– Очень многие считают так же.
– Преданность Ирландии?
Дэвид покачал головой:
– Республике Де Валеры? Нет. Мой отец на дух не переносил весь этот фанатичный католический национализм.
– Не думали поселиться в стране Киви, вместе с отцом?
– Думал. Но потом мы решили вернуться. Все-таки здесь наша родина.
Тогда не действовали антисемитские законы, а репрессии были весьма умеренными.
Джексон обвел взглядом Лондон, раскинувшийся внизу, под голубым небом.
– Британия становится опасным местом. Если выбиваешься из общего ряда, конечно. Однако, – добавил он тихо, – оппозиция крепнет.
Дэвид посмотрел на Джеффа. Нос друга покраснел от солнца. Любопытно, как он, со своей белой кожей, прожил в Африке столько лет?
– Да, – согласился Дэвид. – Так и есть.
– Крепнет, и притом быстро.
– Много людей гибнет с обеих сторон, – сказал Дэвид. – Забастовщики, солдаты, полицейские. Становится все хуже.
– Черчилль сказал, что «подожжет Британию», когда стало ясно, что последние выборы сфальсифицированы.
– Он еще жив? – спросил Дэвид. – Мне известно, что ходили подпольные записи с его призывами к сопротивлению, но какое-то время о них никто не слышал. Ему уже под восемьдесят. Его жены Клементины больше нет – умерла от пневмонии в прошлом году в их ланкаширском имении. Жить в бегах – каково это для престарелого человека? – Он покачал головой. – Его сын Рэндольф – коллаборационист, выступает по телевидению в поддержку правительства. А если Черчилль мертв, то кто возглавляет теперь Сопротивление? Коммунисты?
Джексон вперил в Дэвида долгий, одобрительный взгляд.
– Черчилль жив, – сказал он тихо. – И Сопротивление включает в себя самые разные силы, не только коммунистическую партию. – Он медленно кивнул, посмотрел на часы и вдруг заявил: – Ладно, не пора ли нам двигаться обратно к станции? Меня ждет жена. Решила устроить семейные посиделки.
И Дэвид понял, что, если Джексон намеревается куда-то отвести его, это произойдет в другой день.
По дороге на станцию Джексон оживленно разглагольствовал про крикет и регби – он состоял в итонской команде «школа XV». При расставании он пожал Дэвиду руку, одарил его щедрой улыбкой и ушел прочь. Джефф сдавил Дэвиду плечо, что случалось с ним очень редко.