Кривое зеркало (СИ)
Понимание случившегося обрушилось лавиной, а после накатила оглушающая тишина. Сколько он так просидел, окутанный безмолвием, вряд ли кто скажет. В тот момент что-то безвозвратно перестраивалось, менялось в его душе. Истлевал один пожар и загорался другой. Уходило безвозвратно детство, уходили мечты и грезы. На их пепелище появлялось четкое осознание причин и следствий. А еще появилась цель. Помочь той, которой некогда хотел подарить весь мир.
- Я ничего не поняла, - прервала его размышления женщина, - какой статьи, какого кодекса, ты о чем? Эта балагурка учудила что?
- Вероника обвиняется в попытке убить своего новорожденного ребенка, она уже дала признательные показания. Сейчас дело на экспертизе о вменяемости. Мне необходимо собрать информацию для характеристики.
Мария Филипповна всплеснула руками и рухнула на стул.
- Хосподи, боже мой! – завыла она. - Позор-то какой! Что соседи теперь скажут?! Моя дочь – убийца. Это же не отмоешься никогда. Это ж надо какой дрянью неблагодарной быть! Мы с отцом только ради нее и жили, всю молодость угробили. На последние деньги ее в город учиться отправили, а она вместо учебы ноги раздвигала, так еще и ублюдка родила! Мало ее Рома порол, ой, мало, надо было до синих пятен драть…
- Хватит! – Станислав от души зарядил кулаком по столу. Вся его злость сконцентрировалась в одной точке. Руку пронзила боль. – Теперь ясно, почему Вероника испугалась признаться, – прошипел он. - Да приедь она сюда беременной, то мне бы пришлось ее тело из петли вытаскивать, а вам, сволочам, на поминки тратиться. Живо пошла и принесла все ее награды и медали, а я пока показания твои запишу. И только попробуй подпись свою не поставить на бланке, я вам такую веселую жизнь устрою, за ворота будете бояться выйти. Мне стоит только намекнуть местным, кто с кладбища оградки снял да на металлолом сдал.
Мать Вероники побледнела, покрылась красными пятнами и прошипела:
- Не докажешь.
- Легко, - спокойно встретил ее взгляд лейтенант, - вот домашнее насилие в отношении несовершеннолетней не докажу, а тут стоит «нечаянно» оставить на столе показания кладбищенского сторожа, и все, Мария Филипповна, придется вам искать новое место жительства. Жители деревни этого не простят.
- И чего это ты ради никому не нужной подстилки суетишься? – Женщина сузила глаза и подошла неприятно близко. - Что тебе от нее нужно? Вьешься за ней хвостом и вьешься. А ведь теперь тебе нельзя с уголовницей общаться, карьере хана.
- Марш за документами! – рявкнул в ответ участковый, теряя остатки терпения. В его голове не укладывалось, как можно так относиться к собственному ребенку. Зато теперь поступок Вероники выглядел понятным. Нет, он ни в коей мере не оправдывал ее. То, что совершила девушка, было чудовищно, но вот почему она это сделала, становилось ясно.
Станислав в детстве неоднократно слышал фразу в адрес Вероники: «Да лучше б я аборт сделала, чем всю жизнь с тобой, неблагодарной, маяться». Но только сейчас понял ее изуверскую суть. С пониманием пришла мысль, как сделать характеристику, чтобы на нее обратили внимание.
Забрав награды, он, не задерживаясь, покинул дом, где некогда был частым гостем. Потом посетил классного руководителя и тренера по сканболу. Те несильно удивились вопросам и ответили максимально подробно. Информации собралось предостаточно, и на здоровой злости участковый настрочил характеристику. К десяти часам вечера она была подписана, заверена, отсканирована и вместе с другими документами отправлена по электронной почте. Некоторое время Станислав сидел бездвижно, сцепив руки в замок, и думал. Потом взял телефон, выбрал номер и позвонил. Включились гудки: первый, второй, третий, четвертый, пятый, шестой… И когда он решил, что уже никто ответит, раздалось короткое:
- Да.
Участковый выпрямился, впился пальцами в телефон.
- Привет, это Стас.
На том конце молчание, потом осторожное:
- Знаю, ты у меня занесен.
- Как дела?
Снова тишина, и неуверенное:
- Хорошо.
- Я сегодня характеристику твою писал.
И опять ни звука, на этот раз так долго, что показалось, будто связь прервалась.
- Вероника?
- Они теперь знают?
Станиславу показалась, что девушка сжалась.
- Да... Ника, скажи мне, ты как? Тебе что-то нужно?
В трубке раздался вздох.
- Нет, Стас, спасибо. Не стоит. У меня адвокат. Он говорит, я делаю. Явку с повинной написала, показания на месте дала. К августу экспертиза будет готова, и он подаст заявление на прекращение уголовного дела в связи с деятельным раскаянием. Я на работу устроилась. Теперь, раз родители узнали, квартиру перестанут оплачивать. А заявление на общежитие пока рано писать. Вдруг, - тут голос ее дрогнул, она кашлянула и быстро закончила, - вдруг у адвоката ничего не выйдет.
- Вероник, - Станислав вдохнул побольше воздуха, - скажи, тебя изнасиловали? Только правду скажи, пожалуйста.
- Нет! – Возглас получился слишком эмоциональный, чтобы быть ложью или игрой. - Нет, Стас. Все было по обоюдному согласию, по пьяни и даже с защитой. Просто вышло все вот так, погано. Не ищи мне оправданий. Права моя мать: я чудовище.
Вновь повисло молчание. На этот раз слов не находил Станислав. Если перед звонком он и готовил какие-то фразы, то сейчас все они вылетели из головы. Да, он считал ее виновной, но не осуждал ее. Вот такой парадокс.
Однако одеть чувства в слова не выходило.
- Вероника, - наконец выдавил он, - мне плевать на твою маму с ее авторитетным мнением. Меня интересуют только ты и твое состояние. Я приеду завтра. Посмотрю на тебя, поговорю с адвокатом и решу, чем можно помочь.
- Нет.
- Что - нет?
- Ты не приедешь, не полезешь в это дело, не будешь за меня вступаться и мне помогать. Я не хочу твоей жалости, Стас, мне и так тошно. Хватит строить из себя благородного рыцаря, я не твоя принцесса. Написал характеристику, донес моим старикам, узнал, что я жива, здорова и сама влезла в неприятности, и хватит. Не смей приезжать! – последние слова она буквально прокричала в трубку, нажала отбой и завыла в подушку. Слышать уверенного и спокойного Стаса, его вопросы и заверения было невыносимо.
Несколько дней спустя пришла экспертиза. Заключение гласило, что во время совершения преступления «обвиняемая находилась в состоянии психического расстройства, не исключающего вменяемости, в силу психического кратковременного расстройства, возникшего в условиях психотравмирующей ситуации. В результате чего обвиняемая не могла в полной мере осознавать фактический характер и общественную опасность своих действий и руководить ими. На момент проведения экспертизы психическое состояние обвиняемой находилось в рамках нормы, в связи с чем основания для назначения принудительных мер медицинского характера отсутствуют».
Вероника прочитала заключение без особого интереса. Подписала в нужных местах. Адвокат, как и обещал, подготовил ходатайство о прекращении дела. Следователь его молча приняла, а через три дня выдала отказ. Защитник тут же вынул из папки обжалование для прокуратуры и протянул Веронике на подпись.
- У меня такое чувство, что вы со следователем разыгрываете передо мной давно разученный танец, - отметила девушка, ставя подпись на бумаге.
- Интересное сравнение, - Мамонтов криво усмехнулся. – И какое место вы отводите себе в нем?
- Реквизита.
Адвокат приподнял в удивлении брови и убрал документ в портфель.
- Любопытно. Впрочем, не важно. Что бы вы ни думали, я исхожу в первую очередь из ваших интересов. Тем не менее, если желаете, могу рассказать, как дальше будет развиваться наше танго втроем. Прокуратура в удовлетворении жалобы, естественно, откажет. Дней через десять нас пригласят на ознакомление с материалами уголовного дела, а еще через две недели оно окажется в суде. К середине сентября мы с вами сядем в процесс и там повторно подадим ходатайство о прекращении дела. Выгорит - выйдете сухой из воды и забудете все, как страшный сон, нет – будет судимость. Тут все от судьи зависит, никто из правоохранителей на себя ответственность за закрытие дела брать не станет. Но судья сразу поймет, что мы хотим. Поэтому ходатайство и жалоба - это больше для него послание.