Аполлон на миллион

– Фу! – заорал Гарик. – Сидеть!
Ага, с таким же успехом можно попросить пагля спеть партию Ивана Сусанина из бессмертной оперы Михаила Глинки «Жизнь за царя».
Мафи присела, оттолкнулась задними лапами, как на пружинах взвилась вверх, и в эту секунду в столовую медленно и печально прошествовала Афина, на спине которой восседала парочка закадычных друзей: кот Фолодя и ворон Гектор. Умная птица и хитрый представитель семейства кошачьих давно сообразили: дом и сад велики, все лапы истопчешь и крылья устанут, пока из чулана или беседки до кухни доберешься, намного удобнее использовать в качестве трамвая безотказную Афину. Ворон (не путайте с вороной!) умеет разговаривать, а еще он мастер копировать чужие голоса. Например, Гектор, прикидываясь мной, зовет Афину, наивная собака думает, что ее зову я, и спешит к хозяйке. Птица садится псине на голову и приказывает идти, куда ему надо, а по дороге на «трамвай» вспрыгивает кот.
– Эй, ты куда? – крикнула Зоя Игнатьевна. – Блин! Дура! Дура! Блин!
Я вздрогнула. Но тут же поняла: это Гектор прикинулся ректором института проблем человеческого воспитания.
Высказавшись, ворон клюнул Афину в темечко. Псина шарахнулась в сторону и столкнулась с прыгающей вверх Мафи.
– Идиотка! – опять заорала птица голосом Зои Игнатьевны. – Казнить!
Мафуся упала на пол, толкнула Анфису, та пошатнулась, поднос выпал из рук горничной и полетел прямо на меня. Фиса с воплем рухнула на пол, а у меня в руках непонятным образом очутился фарфоровый чайник. Серебряный поднос шлепнулся на паркет и задребезжал, салфетка слетела, обнажилась металлическая ладья с кусочками кекса. Мафи взвизгнула и ринулась к лакомству, Роза с Кисой переглянулись и прогалопировали к месту крушения домработницы. Афина, у которой туго и с обонянием, и с соображением, замерла. Фолодя стек с ее спины и, демонстрируя полнейшую невозмутимость и презрение к окружающим, продефилировал к дивану. Наш Фолодя живет по принципу: люби меня, накорми меня, отстань от меня.
– Бедняжка ушиблась! – запричитала Лори, кидаясь к прислуге.
Я тоже поспешила к поверженной Фисе.
– Дура! Блин! – в том же духе и тем же голосом проорал Гектор. – Упала! Лежит! Казнить!
Потом ворон тюкнул Афину между ушей клювом и продолжил:
– Жрать иди! Вкусное!
Личный пони Гектора опешил, попытался понять, чего от него хочет водитель, и наконец сообразил: ба, на полу кекс, и от него уже мало что осталось. Громко залаяв, Афина ломанулась в стаю мопсов и пагля, но по дороге столкнулась с Глорией. Та вскрикнула и упала на руины кекса.
Роза, Киса и Мафи стали лапами откатывать мою будущую свекровь в сторону, пытаясь добраться до лакомства.
– Дуры! – заявил Гектор. – Все! Покоя нет!
Я подняла Фису, затем помогла встать на ноги Лори.
– Сейчас подмету пол, – простонала домработница.
– Не стоит беспокоиться, – сказала я, – Мафи последние крошки долизывает. Иди, умойся и больше не делай крендель, он слишком опасен, еще ногу сломаешь.
– Опять не смогла поступить как хорошая мадщен, – захныкала Анфиса, – стараюсь изо всех сил и ни фига не получается.
– Ты прекрасная домработница, – незаслуженно похвалила я Фису, – лучшей мне не надо.
– Зоя Игнатьевна так не считает, – заплакала Анфиса, – она меня только что сто раз дурой назвала и казнить хотела.
– Дура! – опять подал голос Гектор, сидевший на буфете.
Зоя Игнатьевна взяла чашку.
– Я не употребляю подобных слов.
– Это Гектор, – засмеялась Лори, – он так научился прикидываться мамой, что озноб пробирает.
– Сама коза! – на сей раз тоном Игоря произнес ворон.
– Во дает! – восхитился Петр Андреевич. – Помнится, мой дед, великий актер императорского театра…
Мне категорически не хотелось выслушивать очередную байку буйного фантазера, поэтому я без особых церемоний перебила актера:
– Зоя Игнатьевна, подтвердите, что Анфиса прекрасная горничная.
Бабушка Феликса прочистила горло.
– В связи с создавшейся ситуацией у меня есть одно замечание. При подаче кекса следовало использовать салфетку не белого цвета, а экрю. В остальном претензий нет. Изучая мой гениальный учебник, Анфиса делает прогресс в своем развитии. Слава богу, сейчас у нас все стало как у правильно воспитанных людей.
Я окинула взглядом разорванный подол платья, купленного Фисой в секс-шопе, осколки чашки на полу, радостно улыбающихся мопсов, облизывающуюся Мафи, Афину, которая от волнения устроилась писать у буфета, посмотрела на эрзац-папеньку, решившего жениться на бабушке моего жениха, вспомнила, что мне предстоит участвовать в парном бракосочетании, и кивнула. Да, да, у нас все, как у всех! Именно так и никак иначе воспитанные люди проводят тихие семейные вечера.
 
Глава 26
В столовой на мгновение воцарилась тишина, потом послышались шаги. В комнату вошел Феликс и сразу испугался.
– Что-то случилось?
Петр Андреевич встал.
– Пользуясь случаем, что семья в полом сборе, разрешите попросить руки Зои Игнатьевны.
Бабушка Маневина картинно прижала к груди ладони и изобразила изумление.
– Ах! Как неожиданно! Я сконфужена! Хо-хо-хо!
– Дорогая, ответьте «да», – попросил «папенька».
– Боже, я вся в волнении, – кривлялась Зоя Игнатьевна, – не знаю, как реагировать, смущена.
Бухтин молча смотрел на невесту.
– Дорогой, ты ничего не забыл? – свистящим шепотом спросила его престарелая возлюбленная.
– Вроде нет, – озадачился жених, – сделал все, как ты, моя любовь, велела.
– Кольцо, – подсказала невеста.
Петр Андреевич хлопнул себя ладонью по лбу.
– Старый идиот!
– Альфгеймер, – хихикнула я.
Зоя Игнатьевна величаво повернулась в мою сторону.
– Кто?
– Не обращайте внимания, – пробормотала я, – не отвлекайтесь.
«Папенька» вынул из кармана пиджака бархатную коробочку и откинул крышку.
– Даиний, чистый, как слюна младенца…
– Слеза, – поправила Зоя, – слюни тут при чем.
– Как слеза младенца камень, – покорно повторил жених, – олицетворяет мою бескорыстную вечную любовь. Дорогая, умоляю, ответь согласием.
Петр Андреевич обошел стол и опустился на колено перед бабушкой Феликса. Зоя Игнатьевна медленно поднялась и вытянула вперед правую руку. Бухтин замер перед ней с открытой коробочкой в руке.
Интересно, сколько времени они репетировали «неожиданное» предложение руки и сердца? Одним днем точно не обошлось.
– Жду, как решится моя судьба, – тоном престарелого провинциального актера, исполняющего на сцене заштатного театра в девятьсот сороковой раз роль деда трепетного Ромео, произнес мой эрзац-папенька [8].
Зоя Игнатьевна кокетливо улыбнулась, склонила голову, откашлялась…
И тут Афина, решившая, что Петр Андреевич предлагает даме нечто невероятно вкусное, выпала из привычного состояния черепашки в летаргическом сне, одним прыжком очутилась около актера и… проглотила перстень.
– Дура! – голосом Зои Игнатьевны завопил Гектор. – Дура!
– Немедленно выплюнь! – заорал Бухтин и схватил Афину за ухо.
– Не обижайте собачку! – возмутилась я. – Она ни в чем не виновата, вы слишком долго стояли на колене, следовало ускорить процесс обручения.
Афина издала громкий глотательный звук.
– Дрянь съела кольцо! – завопила Зоя Игнатьевна, разом забыв о безупречном поведении. – Петр! Как ты допустил сей пердюмонокль?!
Я начала отступать в сторону лестницы. Обожаю тихие семейные вечера! Сейчас невеста сделает из жениха телячью котлету. Хотя нет, учитывая возраст, характер и вес Петра Андреевича, из него получится фаршированный филей матерого кабана.
– Ее надо потрясти, – пискнула Лори, – тогда колечко из ротика Афиночки вывалится.
Я, никем не замеченная, весьма удачно достигла подножья лестницы и тут услышала голос Феликса:
– Нет, Лори. Даже если нам, в чем лично я здорово сомневаюсь, удастся перевернуть эту пони, то перстень через передние ворота не получить. Украшение вернется к бабушке завтра.