Я тебя заберу (СИ)

— Выбора не было. Шаталов сам выступил в суде, дал показания против себя и Рогова. Благодаря сотрудничеству со следствием, Марка тут же отпустили. А Рогова отправили за решетку на пятнадцать лет.
Это больше, чем я могу выдержать. От напряжения немеют мышцы, в ушах слышится звон.
— Авария, которая случилась потом... Она связана с этим?
Я помню жуткий рассказ Анастасии и записи в медицинской карточке Марка. Именно тогда он стал бесплодным.
— Выдыхай! — Клим встает. — Шаталов живучий сукин сын. А вот у тебя не было ни одного шанса. Люди Рогова преследовали бы тебя годами, ни одна охрана не смогла бы защитить. Твой Ромео сделал все в лучшем виде.
— Я... я даже не догадывалась... — Опускаюсь на ближайшую лавку и до боли закусываю губу.
Все совсем не так, как я представляла себе долгие годы. Это не то, во что я верила. Не было никакого предательства. Не было равнодушия. Долбаный супермен Шаталов решил все за нас двоих и взял удар на себя.
— Марк неплохо сыграл роль бога, — усмехается Хаванский, протягивая рулон бумажных полотенец. — Продал мне свою бывшую жену. За те самые акции, о которых она мечтала с момента развода. Увел компанию из-под прицела Рогова. И спрятал тебя. Как получилось. Так, что сам потом искал и не смог найти.
  
Глава 57. Стадии отрицания
 
 
Счастье порой пугает.
 
Хаванскому не нужно доказывать свою правоту. Я знаю, что он не лжет, — чувствую это. Только мозг упрямо буксует. Отказаться от обиды сложнее, чем поверить в предательство.
За несколько лет уже смирилась, что Марк меня бросил. Он сам сделал все, чтобы не осталось сомнений. Когда мы начали заново, я приняла его таким, какой он есть. С ошибкой в прошлом. Без извинений и излюбленного женского валяния у ног. Сдалась, потому что устала быть одинокой. Гордость и не шевельнулась. Она не смогла бы тягаться с шаталовским бронебойным напором.
А теперь признание Хаванского рушит всю мою неприглядную теорию о прошлом. Растаптывает ее, как детский песочный куличик.
Наверное, нужно ощущать облегчение. Но мне больно.
Возможно, пора строчить Шаталову СМС или записывать видеосообщения о том, какой он героический подлец. Но не хочется даже прикасаться к телефону.
Мне плохо.
После разговора в тренажерном зале час хожу по дому как привидение. Не откликаюсь на просьбы сына. Лью горячую воду мимо чашки с чаем. Не замечая углов и поворотов, бьюсь коленями и плечами о мебель и косяки.
Не хочу верить, что Марк тогда не предавал меня, а спасал от скорой расправы Рогова. Прокручивая в голове слова Клима, цепляюсь за фразы о бывшей жене, единственном свидетеле и мести, которой не смогла бы избежать беззащитная молодая официантка.
Стадия отрицания очень медленно переходит в следующую — гнев. Однако именно с приходом злости хоть немного становится легче. После того как Глеб идет спать, я запираюсь в ванной комнате и под шум воды высказываю все, что думаю об этом непрошибаемом мужчине.
Ругаю Шаталова во всю мощь словарного запаса, не экономя на «комплиментах». Выплескиваю обиду за свою тяжелую беременность и бессонные ночи с новорожденным сыном, за литры слез и безнадежные попытки начать отношения с другими.
Ругаю и вою.
Вою и ругаю.
К сожалению, ярости хватает всего на час. Так и не дождавшись, когда совсем отпустит, я перехожу к торгу. Пытаюсь убедить себя, что все не так уж плохо, а девять лет порознь — нормальная цена за безопасность.
Звучит вроде бы правильно, вполне в стиле вменяемой, циничной Лизы. Впору праздновать победу над бесполезными эмоциями. Но вопреки здравомыслию к десяти я скатываюсь в депрессию.
— Кажется, кто-то решил, что в доме не хватает влажности, — замечает, увидев меня, Хаванский.
По ощущениям, этот тип вообще не отдыхает. Прошлую ночь провел перед телевизором, сейчас — продавливает своей упругой задницей диван, листая что-то в телефоне.
— Насколько я знаю, твоя задача — безопасность, а не климат-контроль. — Смахиваю со щеки соленую каплю.
 
— Понял. Если женщина решила пореветь, лучше ей не мешать. — Клим снова утыкается в телефон.
— Ты просто кладезь мудрости!
От собственной слезливости уже противно. Как назло, ничего не могу с собой поделать.
— Скорее, жизненного опыта, — не отрываясь от экрана, произносит Клим.
— Для человека, который купил жену у бывшего мужа, это неудивительно.
— Не могу понять, ты завидуешь или это такая форма осуждения?
— Нет, просто в голове не укладывается.
Наверное, нужно прекращать эту беседу. Я еще не переварила откровения Хаванского, услышанные в тренажерном зале. Только переносицу уже ломит и риск увязнуть в невеселых мыслях с каждой секундой становится все выше.
— У всех своя цена. У кого-то дети, у кого-то акции.
— И как? Покупка принесла счастье?
— Хочешь услышать раскаяние? — Клим поднимает на меня глаза.
В них нет и тени сожаления. Сплошное равнодушие и холодная уверенность.
— Вы с Шаталовым идеальная пара. Один решил за нас двоих и выставил меня за дверь. Другой ради прихоти сломал жизнь женщине.
— Ну, если вытащить из дерьма, это сломать... — Хаванский хмыкает и переводит взгляд на дверь за нашими спинами.
Там спальня Марка, которая почему-то всегда закрыта.
— Ты про свингерский клуб? — Даже произносить это неприятно.
Я будто снова в роскошном особняке на окраине города, где в каждой комнате двигаются обнаженные парочки, а иногда и целые группы.
— Нет. — Клим все внимательнее смотрит на дверь, словно на ней какие-то надписи. — Я о том, что Шаталов вычеркнул тебя.
— А это не так? — Из-за отекшей слизистой мой смешок больше напоминает бульканье.
— Это... — Хаванский на миг задумывается, но больше ничего не добавляет.
Просто смотрит на меня. Спокойно, уверенно, с таким интересом, что, не выдержав, я срываюсь с места и лечу к проклятой двери.
— Ключ. Он закрыл ее на ключ. — Дергаю ручку. — У тебя есть чем открыть?
Никогда в жизни не подумала бы, что стану просить помощи у Хаванского. Он казался последним мужчиной во вселенной, от которого стоило ждать чего-то хорошего. Но сейчас до лампочки, кого звать в союзники.
Мне нужно в эту комнату. Три недели не думала о ней. Не оглядываясь, проходила мимо. А теперь... Нутром чувствую, что должна туда попасть. Ради себя. Ради Глеба. Ради Марка.
Пора разобраться со всеми скелетами, спрятанными Шаталовым.
— Подозреваю, ключ у Марка. В единственном экземпляре. — Клим нехотя поднимается с дивана и идет ко мне.
— Ты сможешь открыть ее без ключа?
Безумный вопрос. Хаванский, в своей дорогой рубашке и еще более дорогих брюках, меньше всего похож на взломщика.
— Уверена, что тебе это нужно? — Он не крутит пальцем у виска, не посылает меня.
— Да... — киваю.
— Ну ладно. — Мой надсмотрщик скользит взглядом по косяку и петлям, простукивает пальцами фасад возле замка. — Только, чур, с Шаталовым потом разберешься сама. Марк тот еще псих, я не хочу разгребать новые обвинения.
Клим отступает на один шаг и плечом резко выбивает дверь. Это не тот прием, на который я рассчитывала, но, стоит войти в комнату, все становится неважным.
  
Глава 58. Одинокий мужчина
 
 
Если ваш мужчина слишком терпеливый и стойкий, значит, он памятник.
 
Марк не лгал, когда говорил о пыли в своей спальне. Здесь она повсюду. Словно паутина укрывает широкую кровать, ковер рядом с ней, высокий шкаф, инвалидное кресло и массивный письменный стол.
Два последних предмета заставляют на миг отшатнуться. Я чуть не падаю на грудь Хаванского и лишь усилием воли удерживаюсь на своих двоих.
— Чулан Синей бороды, детка! Ты ожидала чего-то другого? — усмехается Клим и, оставив меня в одиночестве, идет на «боевой пост» перед телевизором.
Безумно хочется закрыть глаза и уйти за ним. Только поздно.