Я тебя заберу (СИ)
— Тебя и на сутки нельзя оставить. — Закрыв окно, Марк тут же сбрасывает свой пиджак.
— Не нравится, найди себе другую, — на нервах я несу полный бред.
Сердце болит от его усталого вида. Губы саднит от потребности перецеловать всего — от новой морщинки на лбу до сбитых костяшек.
— Здоровья не хватит на еще одну такую. — Сильные руки стекают по моей спине к талии и вжимают в каменный пресс.
Обычное движение. «Я соскучился» — на нашем собственном языке жестов. Следом всегда шел поцелуй, а после — омут из движений, стонов и хрипов. Невозможно было противостоять сумасшествию. Меня клинило от аромата этого мужчины, его роскошного тела и одержимости во взгляде.
Сейчас привычные алгоритмы не работают. Вспомнив кровавые снимки, отступаю и заставляю Марка выпустить меня из объятий.
— Как ты выжил? — Пуговицу за пуговицей расстегиваю на нем рубашку. — Не смей врать! Я видела фотографии на твоем столе. С такими ранами лишь одна дорога. В морг.
— Я тоже хотел в морг. Но перед этим нужно было закончить кое-какие дела.
Шаталов внимательно следит за моими пальцами. Не мешает и не помогает.
— Дела?!
— Очень важные!
— Настолько важные, что ты перезнакомился со всеми девушками рядом с домом моей мамы? Целую область осилил!
— Это было не так приятно, как ты могла подумать. — На губах Марка мелькает тень улыбки.
— А ведь я поверила, что ты меня бросил. До сегодняшнего дня в это верила! — На миг останавливаюсь, делаю вдох. И распахиваю рубашку. — Чертов герой! Не сказал мне ни слова. Даже не попрощался.
Хочу ударить, но ладони замирают в миллиметре от его груди. Это какой-то новый вид гравитации — меня одновременно притягивает и не дает приблизиться.
— Лиз... От правды не всегда легче.
— Знаешь, что было самым страшным? — Я прикасаюсь к груди с такой осторожностью, на какую только способна. — Чувствовать себя никем. Считать, что была для тебя развлечением, экспериментом на месяц.
— Это не так. Совсем. — Будто ему больно от такой догадки, Марк дергает шеей и вновь пытается притянуть меня к себе.
— А если бы мы не встретились? Если бы твоя жена выбрала другую клинику или Кравцов не захотел продавать акции? — Весь вечер гнала от себя эти вопросы, а теперь они сами срываются с языка.
— Забудь об этом. Не думай.
— Ты, я, Глеб... Ничего бы не было.
Мы никогда не признавались друг другу в любви. Никто не говорил, что ценит другого или не может без него жить. В нашем лексиконе не было категории «Романтическая чушь». И сейчас жутко от мысли, что я так и не узнала бы правды.
— Мы вместе.
— Но если... — Задираю голову, чтобы видеть глаза Марка. — Тебе не страшно?
Не представляю, что хочу услышать. Возможно, отражение моих собственных слов. Возможно, рассказ о том, что он искал бы меня и ни за что не остановился. Только Шаталов — это Шаталов.
— Я и не надеялся, — честно признается он.
Четыре слова. Не обещания, не клятвы, не тоска. Та самая обреченность, которой веяло от сегодняшних фотографий. Безысходность с таким мерзким привкусом одиночества, что внутри словно все ломается.
— Сволочь! — Встав на цыпочки, я целую этого ненормального мужчину. — Псих! — вспоминаю, как называл его Хаванский. — Люблю тебя! — произношу, наконец, слова, которые давно нужно было сказать.
От признания с души будто осыпается что-то. Целая гора камней, не меньше! Дышать становится легче. Вместо слез хочется улыбаться и целовать одного упрямого гада до звездочек перед глазами.
Не отшатнись Шаталов, я бы с этого и начала. Однако у моего чудовища, как всегда, свои планы.
— Давай еще раз, — вместо «И я тебя люблю» хрипит он, поедая меня взглядом.
— Сво-о-лочь! — цежу сквозь зубы и расстегиваю его ширинку.
— Дальше! — скалится во все тридцать два.
— Пси-и-их! — Тяну вниз белье и снимаю рубашку.
— Не то!
Марк обхватывает руками мою шею и, приблизившись, пробует на вкус губы. Невесомо. Словно это не поцелуй, а благодарность. Причем не мне, а именно губам.
— Сколько у тебя времени? — Не хочется никаких игр.
В прошлой жизни мы расстались без разговоров и без близости. Обоим грозила опасность, и Шаталов просто вычеркнул меня из всех уравнений. Теперь у нас есть возможность поговорить. Он рядом. Открытый и без тайн. Только разговоры сейчас кажутся еще большей роскошью, чем тогда.
— Два часа. — Марк тоже становится серьезным.
— Мало, — чуть не хныкаю.
— Для одного «люблю» не так уж мало.
Он целует второй раз. Жадно. Влажно. С напором, от которого сносит крышу и отключается мозг.
— Лишь после тебя, — все, на что хватает моей гордости.
К счастью, Шаталова не нужно уговаривать.
— Люблю! — Он рывком снимает с меня верх пижамы. — Тебя! — Опустившись на колени, стягивает низ. И тут же подхватывает на руки.
Глава 60. Моя
Для одного мужчины женщина — источник удовольствия и статья расходов.
Для другого — целый мир.
Марк
Я не должен был приезжать. Парни сутками рыли землю в поисках похищенной девчонки. Искали подходы к гаражам и складам Рогова, опрашивали свидетелей и пересматривали записи с видеокамер.
Счет до встречи шел на часы. Нельзя было срываться. Не сейчас. Но эти три СМС...
Говорят, невозможно почувствовать другого на расстоянии. Услышав голос — да, увидев по видео — тоже. Но так, после нескольких слов на экране телефона, — бред сивой кобылы.
До Лизы я сам готов был защищать эту теорию. А с ней — по одному «пожалуйста» понял, какого размера у нас задница и насколько сильно нужно прижимать мою женщину к груди.
Сегодня это гребаный king size. Ростом с одного белобрысого подонка и в возрасте моих шрамов.
— Повторишь потом еще раз, что любишь? — Лиза целует меня в шею и смотрит снизу вверх так жарко, что еле сдерживаюсь.
Час назад я был уверен, что затрахался с работой до состояния конченого импотента, даже кофе не спасал. Сейчас — кроет от плавных изгибов и блестящих глаз. За грудиной пожар, а член ломит как после годового целибата.
— Только раз... — Кладу свое сокровище на кровать. На минуту замираю над ней.
Безумно красивая. Давно не та дикая девочка, которую я привел в свой дом. Женщина с совершенной грудью, узкой талией и роскошными бедрами. Уверенная в себе, раскрепощенная. Единственная такая на этом протухшем шарике.
— Шаталов, я знаю, что ты жмот. — Наблюдая за мной из-под полуопущенных ресниц, Лиза сама раздвигает ноги и гладит себя по нежным складкам. — Но хотя бы однажды... — Мажет языком по губам. — Хочу снова услышать.
Выгибаясь в пояснице, она проталкивает палец внутрь. Знает, что я уже на грани, и издевается самым жестоким образом.
— Повторю! — Перехватываю ее за запястья и завожу обе руки вверх. — Если будешь хорошо себя вести.
Беру ладони в замок над головой и, не разрывая взгляда, направляю член во влажное лоно. Толкаюсь резко, до упора. Не первый раз в нашей жизни, даже не сотый. Оба ни хрена не девственники. А все равно слетаю с катушек, словно не испытывал раньше ничего подобного.
— Боже... Потрясающе... — закатывая глаза, хрипит Лиза. — Я когда-нибудь умру под тобой.
— Сдохнем вместе. — Склонившись над грудью, я обхватываю губами тугой сосок и тяну в рот.
Никогда не получал удовольствия от такой ласки. Заставляя женщин кончать, гладил руками и губами. Исполнял самые порочные желания. Но не загорался от этого! Не ловил чужие эмоции и не сходил с ума.
Просто трахал! Без брезгливости, ханжества и запретов. Брал и отдавал.
До одной вредной девчонки секс был просто сексом. Дикой смесью физики, химии и механики. А с ней — как сломалось что-то. Захотелось выкорчевать из её умненькой головы дурацкую уверенность в том, что все знает и все умеет.
Ночами напролет заставлял доверять и срывать голос от криков. Языком выучил наизусть каждый миллиметр молодого тела. Распробовал ванильный вкус ее желания. Разложил по нотам вздохи и стоны.