Темные ангелы нашей природы. Опровержение пинкерской теории истории и насилия

Предполагается, что это произошло в XVIII веке, когда якобы изменилось отношение к боли, смерти, насилию и страданиям. По крайней мере, таково было общепринятое мнение, в значительной степени сформировавшееся под влиянием книги Фуко "Дисциплина и наказание" 1975 г., в которой утверждалось, что суверенная власть использует тело как сцену для совершения насилия, например эффектных публичных казней, с целью укрепления своей легитимности. Это насилие привело к появлению другого вида дисциплинарной власти - тюрем, казарм, школ и фабрик. Я упрощаю сложный аргумент, который вдохновил не одно поколение ученых, но сейчас мы считаем, что Фуко не совсем правильно его понял. Действительно, в период с 1750 по 1850 год тюремное заключение вытеснило большинство других видов наказания, но существует спор о том, было ли это следствием эпохи Просвещения или более ранними изменениями в самой системе уголовного правосудия, вызванными реформами законодательства. Безусловно, и пытки, и количество казней в Европе снижались уже в XVII веке, когда целесообразность телесных наказаний стала ставиться под сомнение, а государства разрабатывали другие, более эффективные формы социального контроля. Но приписывать это снижение Просвещению - это, как заметил Джон Лангбейн, "сказка".
Лангбейн и другие утверждают, что европейский уголовный процесс развивался гораздо раньше, в XVI-XVII веках, и был связан с изменением отношения к праву доказывания, юридической историей позора и разработкой новых уголовных наказаний, включая лишение свободы, которые уже не требовали получения признания силой. Правда, официально пытки были отменены в большинстве западноевропейских стран в период с 1754 по 1788 год, но, за редким исключением, это было в значительной степени символическим. На практике пытки практически перестали применяться многих европейских странах к XVII веку. Например, последний раз судебные пытки применялись в Англии в 1640 году. Исключением, по-видимому, стала Франция, где, хотя пытки в основном перестали применяться, они все еще использовались в отдельных случаях, пока не были официально отменены монархией в 1788 году. Французские революционеры сочли необходимым вновь отменить ее в 1791 году, но не потому, что она считалась зверством, а потому, что была неразрывно связана с "социальными предпосылками абсолютизма".
Конечно, нет разницы, законна пытка или нет; если государство сочтет ее необходимой, оно ее применит. В Швеции пытки никогда не были законными, но, вероятно, практиковались в XVI и начале XVII веков. Поэтому наивно думать, как это делает Пинкер, что, поскольку пытки были отменены, они больше не являются проблемой. Несмотря на Конвенцию ООН против пыток 1987 года, ратифицированную 130 странами, пытки или, по крайней мере, "жестокое, бесчеловечное или унижающее достоинство обращение", предусмотренное Конвенцией, по-прежнему применяются в 141 стране мира, включая США, Великобританию и Израиль. Иными словами, пытки почти повсеместно осуждаются и почти повсеместно практикуются. Некоторые даже пытаются оправдать ее применение с помощью теории "справедливой пытки".
Что касается публичных и порой зрелищных смертных казней, которые историки любят описывать в мельчайших подробностях, то право государства применять насилие, а в некоторых случаях и такие крайние формы насилия, как колесование и сожжение на костре, никогда не подвергалось сомнению ни мыслителями эпохи Просвещения, ни тем более широкой общественностью. Знаменитый "Трактат о терпимости" Вольтера, написанный после смерти замученного и разбитого на колесе Жана Каласа, протестовал не столько против жестокости наказания, сколько против религиозного фанатизма, который привел к осуждению Каласа (Калас был протестантом в стране, где большинство населения составляли католики). Конечно, вкус к публичным казням и выставленным на всеобщее обозрение трупам, похоже, не ослабевал на протяжении XVIII-XIX веков. Напротив, существует множество свидетельств того, что казни были популярны или, по крайней мере, могли привлекать большие толпы представителей всех социальных слоев вплоть до XIX века. Например, в Бреслау в 1811 году тысячи местных жителей стекались посмотреть на публично выставленные трупы недавно казненных жертв.
 
Во Франции казни часто проводились в так называемые "дни правосудия", которые совпадали с рыночными днями, чтобы обеспечить хорошую явку людей. Гильотина, введенная в 1792 г. как гораздо более рациональная, эффективная и гуманная форма убийства, должна была продемонстрировать, насколько просвещенными были французские революционеры. Казни собирали во Франции огромные толпы людей до тех пор, пока они не были практически скрыты от посторонних глаз примерно с 1870 г., а официально - с 1939 г. Например, в 1909 г. в городе Бетюн на севере Франции собралось до 30 тыс. человек, чтобы посмотреть на казнь банды Полле, которая в течение многих лет терроризировала сельскую местность. Люди съезжались из окрестностей, в том числе из Парижа, а также из Бельгии и Германии. Французская кинокомпания Pathé Actualités снимала и показывала казни, в том числе и банды Полле, вплоть до 1909 года, когда они были окончательно запрещены властями.
В Лондоне вплоть до 1868 г., когда публичные казни были окончательно запрещены (а не в 1783 г., как ошибочно пишет Пинкер), большие толпы в десятки тысяч человек также регулярно собирались, чтобы посмотреть на виселицы. И поводов для этого было немало. В то самое время, когда ценности Просвещения вступали в свои права, английский парламент увеличил число преступлений, караемых смертной казнью, в пять раз - с примерно 50 в 1688 г. до примерно 240 в 1820 г. Конечно, многим удавалось избежать казни, так что число казней в период с 1770 по 1830 г. сократилось до "относительно скромных" 7000. В Лондоне уровень казней, по-видимому, был связан с моральной паникой по поводу преступности. В первые несколько десятилетий XIX века казни происходили чаще, чем когда-либо со времен Стюартов. Вряд ли это можно согласовать с "просвещенным" отношением , которое якобы стимулировало судебные и правовые реформы в XVIII и XIX веках.
Но вот в чем загвоздка. К 1830-м годам система смертной казни в Англии более или менее разрушилась, а количество казней и публичных повешений резко сократилось. Почему это произошло, остается одним из главных вопросов английской уголовной истории. Историки предполагают, что это произошло во многом благодаря движению за гуманитарные реформы, вызванному, в частности, изменением настроений. Вполне возможно, что изменение взглядов сыграло свою роль, но не последнюю роль сыграла и обеспокоенность правящей элиты поведением и отношением населения, а также убежденность в том, что осужденные больше не соблюдают предписанные христианские ритуалы. Английские наблюдатели считали толпу, собравшуюся посмотреть на повешение, слишком буйной и слишком гомосексуальной. Особое беспокойство вызывало поведение толпы на пути процессии в Лондоне от тюрьмы Ньюгейт до Тайберна - традиционного места публичных казней, где гражданские власти опасались, что потеряли контроль над процессом. Это стало одной из причин, по которой в 1783 году публичные повешения были перенесены из Тайберна в переднюю часть Ньюгейтской тюрьмы. Предполагалось, что, ограничив численность толпы, удастся восстановить общественный порядок. Однако этого не произошло: периодически возникали случаи беспорядков в толпе. В 1849 году Чарльз Диккенс, наблюдавший за повешением Фредерика и Марии Мэннинг, написал в газету "Таймс" письмо, в котором выступал не против смертной казни, а против "порочности и легкомыслия огромной толпы".
Дело в том, что перемены были вызваны сложным сочетанием элементов: изменениями в судопроизводстве, страхом перед толпой в период, когда революционный потенциал толпы был еще очень жив, а также изменением культурных ценностей - толпа стала равнодушна к зрелищу насилия, или, говоря иначе, насилие в "прогрессивных" обществах уже не приводило к требуемому педагогическому результату. Это не значит, что к XIX веку толпа потеряла интерес к зримым актам жестокости. Напротив, если судить по численности толпы, то очевидно, что она по-прежнему была увлечена зрелищем смерти.