Клан Одержимого (СИ)

Но тут же ощутил, как чьи-то сильные ладони легли мне сзади на плечи и пригвоздили меня обратно к скамье.
— Сядь. — Бартель Тиельманс равнодушно посмотрел на меня и не ответил на рукопожатие, — братья побудут с тобой до полночи, они проводят тебя к трактиру.
Я посмотрел назад и увидел двух крепких монахов стоящих справа и слева от меня.
Я не слышал, когда они вошли в трактир и как подкрались ко мне со спины.
Их стальные взгляды и суровые выражения лиц, говорили о том, что они не задумываясь свернут шею любому по приказу Бартеля.
Если им одеть черные плащи и макси, то можно запросто спутать этих инквизиторов со вчерашними убийцами.
Один из них вытащил мой нож и передал его Бартелю.
— Будем считать, что это трофей. Плата за твою дерзость. Он убрал нож за пазуху.
Монахи подобрали полы, перешагнули через лавку и уселись у меня по бокам.
Бартель Тиельманс встал из-за стола подозвал трактирщика, приказал ему закрыть заведение и никого не пускать пока наша троица — я и двое монахов, не уйдем. Он вознаградил его серебряной монетой.
Хозяин кабака остался доволен не задавал лишних вопросов.
Так мы просидели несколько часов. Я пытался разговаривать с монахами, но они соблюдали гробовое молчание.
В конце концов мне это надоело, и я умолк.
Предыдущая ночь выдалась бессонной, я сложил руки на столе, и спрятав в них лицо сидя уснул.
Один из монахов растолкал меня затемно. Второй стоял рядом. Он сунул мне в руки монашеский балахон с капюшоном.
Дождавшись, когда я натянул на себя одеяние, он безразлично указал пальцем на капюшон.
Я накинул капюшон на голову и теперь мы все выглядели как монахи.
Чтобы меня узнать прохожему пришлось бы подойти и заглянуть мне в лицо с близкого расстояния.
Пока я облачался первый подошел к двери, выглянул чтобы понять безопасна ли дорога. Он посмотрел на нас и кивнул.
Второй из монахов легонько подоткнул меня к выходу.
Я молча кивнул в ответ и направился за первым к двери.
На улице было немноголюдно. Редкие прохожие уступали нам дорогу, не испытывая нам ни малейшего интереса.
Мы быстро миновали крепостные ворота и за стенами после моста, я увидел человека с факелом в руках.
К коновязи были привязаны три осёдланные лошади.
Один из монахов так же молча подошел к одной и лихо вскочил в седло. Второй кивнул мне в сторону лошадей.
Я заволновался от того, что никогда не ездил верхом, но напрасно. Тело все сделало само за меня. Я так же ловко оказался в седле, как и первый монах.
Мне было невыносимо тоскливо от мысли, что через некоторое время я вернусь в свое неуклюжее тело калеки в Москву.
Но я отогнал от себя грусть и огляделся по сторонам.
В свете луны я видел великолепный ночной пейзаж. Мне хотелось его оставить в памяти, и я жадно впитывал окружающую красоту.
Маленькие каменные домики со светящимися окнами и дымом идущем из труб, напоминали новогоднюю сказку.
Стены и башни замка выглядели, как из рыцарского романа, а окружающая природа выглядела загадочно и торжественно словно собиралась меня провожать.
Человек с факелом отвязал лошадей и пошел в сторону ворот.
Мы тронулись в путь. Проезжая по Розенлаарю, я увидел дом Ван Дейков. В окошках горел свет.
Значит дом не сгорел полностью и его смогли потушить. Меня это подбодрило.
Мы ехали шагом и примерно за полчаса добрались до подножия холма, где вчера я собирался держать оборону от своры собак, в итоге пронесшихся мимо меня.
На вершине холма находился трактир «У Оленя»
Монахи остановили лошадей.
— Слезай, — впервые за день обратился ко мне один из них. Я спешился.
— Дальше пойдешь сам, нам туда нельзя. В полночь пробьет колокол — дальше ты знаешь. Но давай без глупостей, не вздумай бежать, мы тебя тут же к праотцам отправим. Да и некуда тебе бежать дальше лес, а внизу мы. Тебе понятно?
Я смотрел на их капюшоны, которые скрывали лица.
— Понятно. Ну давайте, мужики, счастливо оставаться! Спасибо за прогулку. С вами было приятно поболтать.
Монахи не отреагировали на мои слова.
 
Я похлопал свою лошадь по шее, ощутив ее гладкую теплую шерсть и зашагал сторону трактира.
Было свежо и уже тянуло дымком. Видимо, трактирщик наверху уже разжигал костер.
Скинув капюшон с головы на плечи, я разглядывал ночное небо.
Я поднимался по тропе без особых усилий, думая о предстоящем возвращении в Москву.
Когда я взошел на холм, то увидел трактирщика и его жену, суетящихся у уличной коптильни.
Рядом с коптильней стояли мешки с опилками для копчения, и разделанная полутуша.
Они не удивились моему появлению и поздоровались со мной.
— Привет Девитт, почему не спишь?
Я посмотрел на этих бедолаг, вспомнив, что говорил об их судьбе Бартель Тиельманс.
— Доброй ночи. Мне не спиться я решил прогуляться.
— Желаешь поесть или пива? — трактирщик был поглощён занимающимся огнем и не смотрел на меня.
Его жена сновала между уличной коптильней и трактиром, вынося снедь и нужную посуду.
— Сегодня за счет заведения.
— Пожалуй нет, я сыт, спасибо… — я смотрел на этих добродушных людей и мне стало не по себе от того, что мое отбытие должно было стать причиной пожара, в котором они сгорят.
Костер разгорелся и уже давал много света и тепла. Тайком глянув на башенные часы, я увидел, что до полночи осталось пять минут.
И тут я вспомнил, что Себастиан дал мне записку Элайны.
Я на автомате стал искать карманы, но вспомнив, что в этом мире они еще не придуманы, полез в кошелек.
Среди монет я нащупал свернутую в трубочку записку.
Я уселся поудобнее на снег недалеко от костра и развернул её, чтобы прочесть.
В следующее мгновение я подскочил, как ужаленный. Мне было трудно сдержать свой гнев. Я скомкал записку со злостью и швырнул ее в огонь.
Трактирщик уставился на меня удивленно спросил:
— Девитт, у тебя все в порядке?
Отблески огня играли на его лице в точной прохладе.
— Если хочешь остаться жив, затуши костер и не копти сегодня тушу. Сделай это завра, когда я снова приду в полночь.
— Что с тобой ты болен? Ты бредишь, Девитт?
Я ничего не ответил, развернулся и зашагал обратно в Розенлаарь вниз по склону холма. Мои планы резко поменялись.
Трактирщик с женой молча провожали меня взглядом смотря мне вслед.
Часы пробили полночь.
******
Мне было не по себе от того, что я прочитал в записке
Элайна писала, чтобы я не верил ни единому слову Бартеля Тиельманса.
Ее силой принуждали перейти в монашество, принять монашеский сам в женском монастыре.
Это была та часть владений Аббата, о которой ходили самые отвратительный слухи.
Католические священники явились к ужину в дом лавочника Ван Дейка и сообщили, что его дочь ждет или монашество, или экзорцизм.
Они утверждали, что в нее вселился еще один бес. Родной брат моего беса. Контролировал процесс сам Бартель Тиельманс.
Мне стало понятно, что это именно он подстроил все таким образом, чтобы отлучить Элайну от дома и переселить ее поближе к себе.
Та, которую я любил, очень боялась наказания за записку и умоляла уничтожить ее после прочтения. Мне даже показалось что я увидел засохшие капли ее слез на фактуре бумаги.
«Вот тварь! Обезьяна говорящая!», — думал я про Бартеля, решительно спускаясь по склону.
С одной стороны, он действительно обладал информацией о моем перемещении в чужое тело. Никто кроме меня не мог знать подробности из моей московской жизни.
Списки в Католической Церкви говорили о том, что все что со мной происходило — не сон.
Мне явно передали эту информацию через Барта для того, чтобы я понял, что все серьезно.
Он воспользовался положением в своих целях, превысил свои полномочия.
Бартель Тиельманс был не глупым. Он быстро сообразил, как ему заполучить двух зайцев.