Генерал армии мертвых
— Не наша вина.
— Похоже, «молниеносная война» может быть, а «молниеносных поисков» не бывает.
— Чем «молниеноснее» война, тем дольше потом приходится искать могилы.
— Мы застряли у этого проклятого моста и не можем двинуться с места.
— Я не понимаю, почему партизанам так нужно было взорвать мост, — сказал священник. — Они использовали его как хорошую ловушку; если бы его не было, не было бы и автоколонн и партизаны не могли бы устраивать засады.
— Тогда могил здесь было бы вдвое больше и мы торчали бы здесь не две, а четыре недели. Слава богу, что этого не произошло. Мне осточертел этот пейзаж и эти крестьяне, которые во все суют свой нос.
— Да, много их тут вертится, — согласился священник. — Похоже, они испытывают удовольствие от всего этого.
— Они меня раздражают, — сказал генерал. — Особенно этот старик со своим допотопным револьвером на поясе.
Священник закашлялся.
— Знаете что, — сказал доверительно генерал, — я, честно говоря, опасаюсь этих психопатов. Взбредет ему что-нибудь в голову, он вытащит револьвер и пальнет в тебя среди бела дня.
— От этого сумасшедшего чего хочешь можно ждать, — сказал священник. — Нужно быть осторожнее.
Вдали, в горном ущелье, громыхнули раскаты грома.
Генерал закурил.
— Мне, в общем-то, понятен интерес этих крестьян к раскопкам, — сказал он, — солдат, служивший в свое время в охране этого моста, кое-что рассказал мне перед отъездом. Сейчас, когда я сидел здесь один, мне уже не в первый раз вспомнились его слова.
— Мы напомнили им о войне.
— Да, судьба этого маленького, забытого богом села во время войны оказалась связанной с мостом. Он принес им беду. После того как его взорвали, наши каратели устроили здесь резню. Если бы моста не было, бедствия войны миновали бы это село. Но мост построили, и случилось то, что случилось. А теперь вдруг появляемся мы и ищем здесь останки часовых, охранявших мост, и других солдат. Наверное, это всколыхнуло их воспоминания, вот им и не сидится дома. Вертятся вокруг рабочих, покупают сигареты в сарае, именно этот сарай больше, чем что бы то ни было, напоминает им о войне, спустя двадцать лет он снова открылся в связи с нашим появлением.
Приближалось уже время обеда, когда работа застопорилась. Эксперт обсудил что-то со старым рабочим, потом подошел к генералу и священнику.
— Две могилы завалены бетонными блоками, — сказал он.
— Что будем делать?
— Нужно взрывать динамитом.
— Хорошо, давайте динамитом. У нас есть с собой динамит?
— Нет. Завтра получим в районном центре.
Они пошли обедать.
После обеда заморосил мелкий дождь. Рабочие сидели в холодном прокуренном сарае и смотрели на дождь.
Глава восемнадцатая
Старый рабочий почувствовал себя неважно еще днем, но не придал этому значения. К вечеру он слег. Все решили, что он простудился. Его отвели в дом одного из крестьян, уложили возле самого очага, в котором развели сильный огонь. Но к ночи ему стало хуже.
Еще не рассвело, когда у входа в палатку, где спали генерал и священник, кто-то постучал. Генерал проснулся первым.
Священник встал и подошел к выходу. Это был эксперт.
— Доброе утро, — сказал он. — Простите, что побеспокоил вас.
— Ничего. В чем дело?
— Я хотел бы попросить у вас машину. Вы сегодня, по-моему, не собирались спускаться вниз, в город?
— Нет. А для чего она вам?
— Старый рабочий заболел. Нужно срочно доставить его в ближайший город.
Священник перевел его слова генералу.
— Пусть возьмут, — сказал генерал.
— А что с ним такое? — спросил священник. — Он уже вчера неважно себя чувствовал.
— Не знаю, — сказал эксперт.
— Может, простудился?
— Я подозреваю, что у него заражение крови, — сказал эксперт. — На левой руке у него небольшая царапина.
— Заражение? — генерал удивленно поднял голову.
Эксперт вышел.
— Боюсь, у него действительно заражение, — сказал священник. — Вчера вечером лицо у него было совершенно землистого цвета.
— Но как он мог заразиться?
— Может быть, оцарапался ржавой пуговицей или обломком кости. Вчера вскрывали много могил.
— Но он очень опытный рабочий. Это он учил всех, как следует вести раскопки.
— Он мог не заметить царапину, — сказал священник. — А возможно, руки у него были грязные.
— Нужно было отправить его вчера вечером.
— Дороги заброшены еще с войны и сейчас просто в ужасном состоянии. И днем-то с трудом можно проехать.
— И тем не менее.
— Они и сегодня успеют. Я не думаю, что это очень опасно. Сейчас есть сильные средства против инфекции.
Когда они вышли, несколько рабочих уже сверлили отверстия для динамита в разбитых железобетонных блоках. Остальные пили кофе.
— Без эксперта работа застопорится, — сказал священник. — Рабочие не знают, где копать.
— Он, наверное, вернется сегодня вечером. Самое позднее — завтра утром.
— Может, им лучше не работать до возвращения эксперта? — сказал священник. — Я боюсь, как бы еще чего-нибудь не стряслось.
— Может, посыпать разрытые могилы известью? — сказал генерал.
— Нужно спросить эксперта. Он в этом разбирается.
Они подошли к сараю и попросили кофе.
— Двадцать лет микроб дремлет под землей и вдруг оживает. Странно, — сказал генерал.
— Именно так, — сказал священник. — Он оживает, как только вступает в контакт с воздухом и солнцем.
— Словно дикий зверь, проснувшийся после зимней спячки.
Священник маленькими глотками пил кофе.
До самого обеда рабочие ничего практически не сделали. После обеда снова пошел дождь.
— Если что-нибудь случится, мы должны будем платить его семье, — сказал генерал.
— Пожизненную пенсию?
— Да. Так записано в контракте.
Эксперт вернулся утром на следующий день. Водитель грузовика первым заметил защитного цвета машину, с трудом вползающую вверх по горной дороге.
— Едут, — закричал он, — вернулись.
Генерал, священник и рабочие тут же вышли из сарая, где прятались от дождя.
Вдали, на шоссе, объезжая валяющиеся посреди дороги камни, полз вверх автомобиль.
— Поправился, наверное, — сказал кто-то.
Когда машина подъехала ближе, они увидели, что она вся заляпана грязью, а одно крыло помято.
Эксперт вышел первым. Он был бледен, лицо его осунулось. Он обвел всех безразличным, усталым взглядом, словно мысли его были далеко.
— Ну? Что случилось? — не выдержал кто-то.
Эксперт медленно обернулся, словно вопрос удивил его.
— Умер, — с трудом проговорил он.
— Умер?
— Да, умер. Что? Не верите? — закричал вылезший вслед за экспертом шофер. Глаза у него покраснели от недосыпания, а руки и лицо были вымазаны в грязи.
— Когда? — спросил кто-то.
— Сегодня ночью.
— У него было страшное заражение, — сказал эксперт почти шепотом.
Все молча направились к сараю.
— Вы попали в аварию? — спросил водитель грузовика.
— Нет, — ответил шофер, — просто я врезался в камень на дороге. Целую ночь не спал.
— Понятно.
— Свари-ка им кофе, не видишь, что ли, в каком они состоянии? — крикнул кто-то продавцу.
— Может быть, выпьете коньяку? Вам не повредило бы.
— Давай и коньяк.
— Расскажи нам, как все это случилось.
Шофер выпил рюмку до дна.
— Налей-ка еще, — сказал он продавцу. — Ну и ночь нам выдалась. Пока мы туда ехали, он всю дорогу молчал. Его то бросало в жар, то бил озноб, несколько раз он терял сознание. Мы уложили его на заднем сиденье, но легче ему все равно не стало. Я гнал вовсю. Один бог знает, как нам удалось не свалиться в пропасть. Мы все спрашивали его: «Реиз, как ты себя чувствуешь», но он только молча смотрел на нас, словно хотел сказать: плохо, братцы, плохо. Наконец мы добрались до города. Его сразу положили в больницу. Мы приходили туда каждые полчаса и спрашивали, как он. Санитары были очень обеспокоены. Раньше нужно было его привезти, сказал один из них. Мы поняли, что дело плохо. Мы хотели повидать его, но нам не разрешили. Наступила ночь. Мы бродили из одного кафе в другое. В гостиницу нам идти не хотелось. Где-то около одиннадцати мы снова пошли в больницу, чтобы узнать, как он там. И очень удивились, потому что нам сразу разрешили зайти. «Как он?» — спросили мы санитара. «Плохо, — ответил тот. — До утра не дотянет». Тогда мы поняли, почему нас пустили внутрь. Он умирал. Его сводила судорога. Лицо у него стало совсем темным. Увидев нас, он кивнул. Потом долго смотрел на царапину, словно хотел сказать: это все из-за тебя, пакость этакая. Он очень мучился, бедняга… Вот так все и кончилось. Налей-ка еще, черт побери! Эх!