Это пройдет? (СИ)

  
Это пройдет?
   
1
 
— Нет, дорогая, зря надеешься, друзьями мы с тобой не останемся. — он скалится. — Я предлагал тебе свою любовь, но она тебе на хрен не сдалась. Так что теперь не обессудь. У тебя получилось вытоптать мне всю душу. До тебя ни у кого не выходило. 
Внутри все обрывается. Господи, ну что я за дура. Делаю шаг к нему на встречу. Он смотрит не в глаза, а прямо в душу. Я знаю, что за злостью скрывается боль и отчаяние.
— Прости. — пытаюсь дотронуться до его щеки.
— Пошла на хрен отсюда. — выговаривает по слогам, как будто я умственно отсталая.
Меня накрывает паника. Сердце подпрыгивает к горлу, срывается и летит вниз. Я понимаю его и сожалею. Меньше всего я хотела сделать ему больно.
По иронии судьбы чёрная полоса началась в канун Нового года. На носу зимняя сессия. В воздухе парит предвкушение чуда. Кажется, что именно в этом году сбудутся самые заветные желания
Я благополучно прогуливаю философию, слоняясь по центру. Кончик носа покалывает от холода. В наушниках щебечет Александрова:
— Не, ну ты представляешь, он попросил меня за него заплатить. На первом свидании! Нормально вообще? ­­— голос звенит отвозмущения. — Я чуть челюсть на стол не уронила. Я заказала только кофе, а он – половину меню. Если бы там поросенка на вертеле подавали, то он бы и его заточил. Сам такой симпатичный, темненький, как я люблю. — грустно вздыхает Вика.
— Он хоть жив после такого предложения? — смеюсь, представляя, как она забавно раздувала ноздри.
Впереди вижу зеленую вывеску с кофейными зернами. Стягиваю на ходу шерстяной шарф. Прикидываю, стоит ли взять кофе на обычном молоке или кокосовом. И вдруг, что-то заставляет меня повернуть голову. Свербящее ощущение, которому невозможно противиться. Наверное, это и называют предчувствием.
Улыбка сползает с лица. Я больше не слышу, что говорит мне Вика.
В ресторане через дорогу, прямо у окна, сидит отец в обществе какой-то блондинки. Мозг судорожно ищет оправдания их посиделкам. Сидят и сидят, тебе то что?
— Александрова, прости. Я перезвоню. — резко обрываю ее на середине фразы и щелкаю по наушнику. Наплевав на светофор и оживленное движение, я бешенным зайцем петляю через дорогу.
Они так увлечены друг другом, что не замечают ничего вокруг.
Отец в черной рубашке, волосы красиво уложены назад. Женщина на вид ровесница мамы: довольно пышная, ухоженная, с крупными локонами. Я никогда не видела ее в родительском окружении.
Да, возможно, это деловая встреча. Они ведь просто разговаривают, ничего предосудительного. Но уже я знаю, что это не так. Она слишком сексуально отбрасывает волосы назад. Отец слишком поддался вперед. Гораздо ближе, чем позволяет социальная дистанция. Колени под столом слишком касаются друг друга. Все между ними – слишком.
Желая остаться незамеченной, несусь назад в кофейню. Выгляжу, наверняка, как идиотка.
Заказываю обычный кофе и занимаю высокий стул у окна.
Играет приятная музыка, посетителей всего несколько человек. Сейчас разгар рабочего дня. Мама, наверное, в офисе. Я не удивлюсь, если она даже не заметит отсутствия отца на месте. Когда они последний раз нормально разговаривали? Когда передвигались на одной машине?
Родители вместе учились на юридическом. Около десяти лет назад они открыли свою фирму. Дела быстро пошли в гору. Они даже вели дело какой-то известной спортсменки из нашего города. Что-то связанное с допингом. Оно вышло громким и резонансным.
К нашей семье больше нельзя употребить слово родные, но факт наличия у отца любовницы стал для меня полной неожиданностью. Как будто я открыла крышку зловонной ямы. Вроде всегда знала, что воняет, но не чувствовала. А сейчас меня ткнули в это мордой.
Делаю глоток кофе и ловлю себя на том, что щурюсь, как хищная птица.
Проходит минут двадцать, прежде чем они выходят на улицу. Вика успела закидать меня сообщениями из разряда – «Маслова, что за фигня?». Откладываю телефон. Сейчас все моё внимание приковано к происходящему на улице.
 
На блондинке белое пальто. Отец – в черном нараспашку. Рядом с ними останавливается такси, и несколько минут они самозабвенно целуются, как подростки в подъезде. Он что-то говорит ей на прощание. Она смеется, запрокинув голову. Локоны мягко рассыпаются по спине. В этот момент я испытываю чистую, жгучую, ничем не разбавленную ярость.
Открыв дверь машины, отец помогает ей сесть. А потом еще какое-то время смотрит вслед удаляющемуся такси, сунув руки в карманы пальто.
Мне хочется материться и переворачивать столы.
Отец засунул меня на юрфак, который я ненавижу всем сердцем. Все мое окружение подвергалось ежедневной критике, а мои интересы и вкусы – сомнениям. Про парней я вообще молчу. Ночевки у Александровой я отвоевала два года назад таким скандалом, что вспоминать не хочется.
А мой отец, оказывается, ни в чем себе не отказывает, наслаждаясь жизнью.
И что мне теперь делать? Вмешаться или остаться стоять в стороне?
  
2
 
Еду домой и весь день жду отца.
Не могу заставить себя переключиться. Воспроизвожу в голове уведенное, а потом мысленно сотавляю уличительный монолог для отца. Убеждаю себя, что имею право на честность.
К вечеру выпал снег. Стою у окна, наблюдая за кружащимися снежинками.
Когда все стало вот так? В какой момент дом перестал быть местом любви и принятия? И был ли вообще? Почему я так упорно закрывала глаза. Почему нам лучше живется в болезненном неведении?
Во двор въежает черная ауди. Сердце, как по команде, начинает стучать быстрее. Закрываю штору и меряю шагами комнату. У меня уходит час, чтобы собраться с духом.
«Я имею право на честность», – снова твержу себе.
Когда я спускаюсь по лестнице, у меня пересыхает во рту и потеют ладони. Чем больше я себя убеждаю, тем больше мне хочется сбежать обратно к себе в комнату.
Отец сидит в столовой с ноутбуком. В комнате горит только нижний свет, создавая иллюзию уюта и доверия. Он уже успел переодеться в хлопковый костюм, волосы влажные.
— Кофе мне сделай. — бросает, не отрывая глаз от монитора, едва я сажусь напротив.
Сжав кулаки, я поднимаюсь и иду на кухню. Возвращаюсь с черной чашкой эспрессо. Этот небольшой сервиз мама купила на рынке в Марокко. Около двух часов она торговалась на ломанном французском, а потом с горящими глазами показывала нам изящные чашечки.
Осторожно ставлю чашку на стол и снова сажусь напротив. Вытираю влажные ладони о штаны.
— Где мама?
— Не знаю. Вера не мешай. У меня завтра слушание по делу Зайцева. Надо подготовиться. — отец делает глоток кофе и морщится. — Сахара мало положила.
— Если бы ты сегодня днем не сидел в «Лаборатории вкуса», то, возможно, успел бы подготовиться к делу Зайцева. — замерев лишь на пару секунд с чашкой в руке, он возвращает ее на место и смотрит мне в глаза.
Усилием воли заставляю себя выдержать его взгляд. Глядя на него, думаю, что у меня папины глаза. Мы похожи больше, чем мне хотелось бы.
— Что ты имеешь в виду? — закрывает ноутбук и складывает руки перед собой.
— Я вас видела. — не хочу ходить кругами.
— И что? — он откидывается на спинку стула и продолжает сверлить меня взглядом.
— Ты даже не будешь отрицать? — подаюсь вперед. — Пытаться что-то объяснить?
— Тебя это не касается.
Вот так, мне врезали по лицу одним предложением. Злые слезы сдавливают горло. Молчу пару секунд, чтобы успокоиться.
— Хорошо, меня – нет, а маму? Она знает про твою шлюху? — голос звенит от обиды.
Отец резко вскакивает, роняя стул. Он никогда не поднимал на меня руку, но в этот раз я уверена, что ударит. Сжимаю зубы в ожидании пощечины.
Он шарахает по столу кулаком. От неожиданности дергаюсь.
— Не смей ее так называть. — еще раз бьет по столу.