Долгая дорога домой
— Эй, ты! Стой! — крикнул ей бригадир, которого она раньше не заметила.
Он побежал ей наперехват, но на ее стороне было преимущество внезапности, и хотя его пальцы успели ухватить ее за платье, Элен сумела вырваться и, выскочив за ворота, побежала дальше, не сбавляя скорости. Она понятия не имела, где находится и куда надо бежать; просто сворачивала на перекрестках то налево, то направо, чтобы сбить с толку погоню, но погони не было, и, наконец добежав до площади, в центре которой был фонтан, Элен плюхнулась на каменный барьер и стала жадно пить, сложив ладони ковшиком.
На площадь вышла какая-то женщина, рядом с ней прыгала маленькая собачка. Женщина остановилась и с отвращением посмотрела на сидящую возле фонтана девочку. Уличная беспризорница — в приличном месте пачкает питьевой фонтан своими грязными руками. Куда катится мир?
Собачка, увидев Элен, залаяла.
— Правильно, Тото, — сказала хозяйка, подбирая юбки. — Скажи этой грязной девице, чтобы убиралась отсюда.
Тото тявкал, пока они не скрылись за углом.
Элен продолжала сидеть, слишком усталая, чтобы встать и идти. Склонившись над водой, она увидела свое отражение и едва себя узнала. Неужели эта бледная девчонка с растрепанными волосами вместо аккуратной косы и с грязными потеками от слез на лице — она?
«Неудивительно, что собака меня облаяла», — угрюмо подумала Элен.
Хотела смочить носовой платок и обтереть им лицо, но в кармане его не оказалось. Пришлось окунать в воду руки и тереть щеки пальцами, размазывая грязь. Внешний вид от этого только ухудшился.
Откуда ни возьмись, появился жандарм и, увидев, как она тут сидит — маленькая измазанная девочка в рваном платье, — злобно гаркнул:
— Эй, ты! Давай двигай отсюда! Бродягам тут не место. Пошла вон! И больше сюда не приходи.
Элен с трудом поднялась на усталые ноги. Встреть она, девочка из семьи верхнего сегмента среднего класса, этого жандарма в прошлой жизни, она бы подошла к нему и попросила помочь, и он отвел бы ее домой к родителям. Сейчас мысль просить о помощи не пришла ей на ум. После пережитого ужаса она не могла довериться ни одному незнакомому мужчине.
Элен опустила голову в знак послушания и захромала прочь, подальше от этой площади, по дороге, ведущей непонятно куда. Она проголодалась и замерзла. До вечера еще было далеко, но все равно надо постараться найти безопасное место, чтобы поспать, а завтра, когда ей станет лучше, узнать, в каком районе Парижа она находится и как отсюда добраться до дома.
Подумав о доме, Элен содрогнулась: Гастон знал, где она живет. Ведь именно из дома на авеню Сент-Анн он ее и украл. А теперь этот негодяй может устроить там засаду, предположив, что она обязательно вернется домой. Но куда же ей идти? Наверное, папа уже получил письмо, которое ее заставили написать, и сейчас он ищет деньги, чтобы ее выкупить. Как же все это ужасно!
К церкви, стоящей на краю какой-то другой площади, она подошла, еле волоча ноги. Толкнув дверь, проскользнула внутрь. Здесь было тепло и пахло ладаном. Предвечернее солнце лилось сквозь цветные стекла витража, оставляя радужные разводы на плитах пола. Перед высоким алтарем горели свечи, мерцанием пламени напоминая, что в этом святилище чтят Иисуса.
Элен тихонько села на скамью, и впервые за два дня с той самой минуты, как грабители взломали дверь, ее слегка отпустило. Раньше они каждое воскресенье ходили всей семьей к мессе, но никогда еще Элен не чувствовала такой близости к Богу или Его Сыну, как в данную минуту. Сидя в тишине маленькой церкви, она подумала, а не будет ли Бог против, если она здесь переночует?
Элен сама не заметила, как ее голова опустилась на грудь и навалился тяжелый, как забытье, сон. Тут же пришли кошмары предыдущей ночи: Гастон, в ухмылке обнаживший желтые зубы, приблизился и начал ощупывать ее тело руками, заросшими черными волосами. Дико закричав, Элен проснулась.
В этот момент из резной исповедальни в боковом проходе вышел отец Тома, молодой курат прихода. Затуманенным со сна взором Элен увидела, что к ней идет мужчина, одетый в черное, с копной черных курчавых волос на голове. Мучительно вскрикнув, девочка без чувств сползла со скамьи на пол.
Священник бросился на крик, еще не зная, кто там и почему кричит. К своему удивлению, он увидел лежащего на полу ребенка, девочку лет десяти или чуть старше в грязной рваной одежде.
Отец Тома замер, не зная, что предпринять. Попытаться ее разбудить? Оставить лежать и пойти за помощью? Принести воды? Или лучше вина? И тут же сам пришел в ужас от этой мысли: неосвященное вино для причастия? Нет! Как вообще такое могло прийти на ум.
Так что же все-таки делать? Как назло, отец Ленуар, старший священник прихода, был в отлучке. Курат еще постоял, озадаченный, а потом решил, что надо привести мадам Соз, домоправительницу отца Ленуара. Она подскажет, как поступить.
Он оказался прав. Через несколько минут Агата Соз поспешно пришла в церковь.
Элен только начала приходить в себя. Перед глазами все расплывалось, голова шла кругом. Молодой курат стоял в проходе, нервно потирая руки. Мадам Соз протиснулась вдоль скамьи и присела возле лежащего на полу ребенка.
— Бедное дитя! — заворковала она, беря девочку на руки и поднимая с пола. — Не бойся, детка. Мы с отцом Тома тебе поможем.
При звуках этого ласкового голоса у Элен потекли слезы.
— Я хочу к маме, — заплакала она.
— Конечно, детка, конечно, — отозвалась мадам Соз. — И мы ее найдем. Но сперва пойдем в дом, вымоем тебе лицо и руки, и я дам тебе хлеба и молока. А когда тебе станет лучше, ты нам расскажешь, как тебя зовут и что с тобой случилось.
Она повернулась к отцу Тома, который растерянно стоял в проходе, ожидая, пока ему скажут, что делать.
— Идите сюда, отец мой, — позвала мадам Соз. — Бедная девочка совершенно обессилена. Вам придется отнести ее в дом.
Отец Тома посмотрел на грязную фигурку, сидящую рядом с домоправительницей, и неохотно шагнул вперед. Ему совершенно не хотелось брать на руки и нести уличную беспризорницу, даже на вид грязную и наверняка завшивевшую. Что скажет отец Ленуар, когда вернется и увидит у себя в доме подобное дитя? Одно дело — подать нищему кусок хлеба с сыром через черный ход, и совсем другое — посадить его за стол на своей кухне.
Почувствовав, что к ней кто-то приближается, Элен подняла голову, увидела мужчину — и вопрос решился сам собой. Вся сжавшись, она закричала, отпрянула и зарылась лицом в пышный бюст мадам Соз. Отец Тома отступил назад, не сумев скрыть гримасу отвращения на лице.
— Я не могу ее отнести, — сказал он. — Она этого не хочет.
Мадам Соз была вынуждена согласиться — страх девочки был слишком очевидным.
— Ничего, мы пойдем сами. — И, приобняв Элен за талию, произнесла: — Теперь, деточка, вставай и пойдем со мной. Я отведу тебя в дом притча, где ты получишь хлеб и молоко.
Ласково, но твердо мадам Соз поставила Элен на ноги и, поддерживая, повела к выходу из церкви. На безопасной дистанции за ними шел отец Тома. Все вместе они пересекли площадь и вошли в большой и старый дом причта. Домоправительница провела Элен в просторную теплую кухню, расположенную в глубине дома, и посадила в кресло-качалку возле печи.
— Ну вот, моя милая, — проворковала она, — посиди тут, пока я согрею молоко.
С полки в кладовой она взяла кувшин с молоком, налила в кастрюльку и поставила на плиту.
В этот момент на пороге кухни появился отец Тома.
— Когда отец Ленуар вернется, я его проинформирую, — сухо произнес он.
— Спасибо, отец мой, — не отрывая глаз от кастрюльки с молоком, откликнулась мадам Соз. — Но я и сама могу с ним поговорить.
Взяв кружку с подогретым молоком, Элен осушила ее залпом, а потом впилась в хлеб, который домоправительница поставила перед ней на тарелке. Видя, как проголодался ребенок, мадам Соз отрезала ей щедрый кусок сыра, исчезнувший так же быстро.
— А теперь, дитя мое, — сказала женщина, — ты должна сказать, как тебя зовут и что с тобой случилось.