Магия, хаос и убийство (ЛП)

Гордость и очень, очень сильную сонливость.
Подождите, значит ли это, что она тоже ведьма? Ее мозг пытался бороться с быстро наступающей темнотой. У нее было еще столько вопросов, и ей нужно было получить еще столько ответов. Но разум проиграл битву с магией, и ее накрыл глубокий и спокойный сон.
Глава 2
Мэллори медленно просыпалась, моргая от резкого солнечного света, проникающего сквозь занавески, и снова моргая, пытаясь понять, где она находится. Это место с кружевными занавесками и обшитыми деревянными панелями стенами определенно не было ее квартирой в городе. Затем, как будто эта мысль послужила толчком, она рывком поднялась на ноги, и воспоминания о прошедшем дне нахлынули на нее.
У нее больше не было квартиры в городе, потому что она застала Гленна в постели с их соседкой. У нее не было работы в городе, потому что ее уволили. И самое ужасное, что вчера она провела почти весь день в самолетах и автобусах, впервые за пятнадцать лет возвращаясь домой в Темпест, потому что Хоуп позвонила и сообщила, что их бабушку убили.
Убили! Бабушка была мертва. Бабушка умерла, а Мэллори вернулась в Темпест, или то, что могло бы быть параллельной вселенной.
Это была квартира над гаражом в доме бабушки. Когда-то, давным-давно, она рассердилась на Нану и сказала, что переезжает сюда. Это продолжалось недолго, потому что она тогда не умела готовить сама, но, судя по тому, как выглядела эта маленькая квартирка сейчас, она могла предположить, что здесь жила ее сестра.
Перед глазами поплыли воспоминания, которые она никак не могла ухватить, и она подавила накатившее чувство тошноты, когда ее взгляд остановился на сестре. Хоуп сидела на краю журнального столика, прямо перед ней, и выглядела свежей, как ромашка, что раздражало Мэллори по разным сестринским причинам, которые она никак не могла определить, в то время как ее мозг словно бросили в блендер и кто-то нажал кнопку «взболтать».
Платиновые светлые волосы Хоуп были заплетены в косу, перекинутую через плечо. У нее был легкий макияж, немного помады и туши для ресниц, но ее кожа с естественной россыпью веснушек на переносице была такой же безупречной, как и в день, когда Мэллори уезжала из города. Почти тридцать лет, а на лице ее красавицы-сестры нет ни единой морщинки.
Буквально.
Хоуп достались все хорошие гены, которые обошли стороной Мэллори. У нее были светлые волосы, а у Мэллори — натуральный невзрачный светло-коричневый оттенок, когда она не делала профессиональное осветление. Хоуп была худой, как ива, в то время как Мэллори была вся в изгибах. Хоуп также унаследовала прекрасные ярко-голубые глаза матери и бабушки, в то время как глаза Мэллори были нефритово-зелеными, непонятно в кого. Она была высокой и фигуристой, в то время как все остальные женщины в ее семье были миниатюрными и изящными, и ей потребовалось много времени, чтобы смириться с этим и научиться любить свое тело.
И все же она сидела напротив своей младшей сестры и сравнивала себя с ней, как будто не прошло и дня с тех пор, когда они были подростками.
На Хоуп была длинная бордовая юбка с коротким черным топом, который Мэллори никогда бы не смогла надеть, и не менее дюжины ожерелий. В ушах у нее были золотые кольца, и Мэллори была потрясена, заметив в носу подходящий бриллиантовый гвоздик. Мэллори с восхищением смотрела на татуировки, которыми была покрыта обнаженная тонкая рука ее младшей сестры, начинаясь у запястья и заканчиваясь у ключицы.
— У тебя татуировки? — Она потянулась, чтобы взять Хоуп за запястье: — Не могу поверить, что бабушка разрешила тебе сделать татуировки!
— Мэл. — Хоуп добродушно рассмеялась, вытаскивая руку из настойчивых пальцев Мэллори, — Мне почти тридцать. Мне не нужно было разрешение Наны.
— Тем не менее, я удивлена, что ее пришлось убить. От одного их вида у нее давно должен был случиться удар.
Хоуп поморщилась от грубости моих слов.
— Извини. — Мэллори зажмурила глаза и схватилась за голову: — Это было очень некрасиво. Я просто удивлена, и все это выбило меня из колеи, и я чувствую себя ужасно.
 
— Знаю. Вот, выпей это. — Хоуп взяла со стола кружку, из которой шел пар, и протянула ей: — Это поможет от головной боли.
Она сделала глоток, как было приказано, и зашипела:
— Горячо.
— Да, поэтому и пар.
Мэллори дернула головой, услышав сарказм, и усмехнулась, увидев свою самую давнюю подругу в мире, сидящую на подлокотнике кресла в нескольких футах от нее. Она не заметила Руби, когда проснулась, но, как и в случае с сестрой, почувствовала вспышку раздражения от того, что, хотя она, вероятно, выглядела так же плохо, как и чувствовала себя, ее подруга выглядела совершенно свежей и такой же великолепной в свои тридцать два года, какой Мэллори помнила ее в семнадцать.
Хотя, задумчиво подумала она, возможно, на Руби надета та же одежда, что и в подростковом возрасте.
Она была одета в футболку больших размеров, которая неуверенно болталась на одном плече, а спереди на ней красовалась выцветшая надпись в виде черепа и скрещенных костей. Она прекрасно гармонировала с обтягивающими черными кожаными штанами с прорехами в нужных местах и высокими черными ботинками с опасными серебряными шипами, торчащими из носков. Ее карие глаза были подведены черным, что делало их еще ярче, губы были такими же красными, как ее имя, а темно-каштановые волосы были подстрижены в виде боба, настолько острого, что казалось, его можно классифицировать как смертельное оружие.
На футболке было написано «Прикоснись ко мне и пожалеешь», а взгляд был настолько похож на Руби Фостер, которую она помнила со школьных времен, что сердце защемило от воспоминаний. Она так отвлеклась на подругу, что чуть не пропустила слова сестры. Медленно повернувшись лицом к Хоуп, она подозрительно сузила глаза.
— Подожди, откуда ты знаешь, что у меня болит голова?
Сестра обменялась с Руби взглядом, от которого волосы на затылке Мэллори встали дыбом. Ей это не нравилось. Ей это совсем не нравилось. Руби всегда была ее подругой, ее лучшей подругой. А Хоуп была просто надоедливой младшей сестрой, которую бабушка заставляла иногда брать с собой. Но теперь они обменивались молчаливыми взглядами, которые передавали целые разговоры, и от этого у нее болело сердце совсем по другой причине.
Она так много пропустила. Пятнадцать лет их жизни. Она ушла и ни разу, ни разу не подумала о возвращении. До тех пор, пока не раздался звонок от Хоуп. Теперь, когда была здесь, она не могла вспомнить, почему уехала.
— Мэл. — Хоуп заговорила первой: — Нам нужно поговорить.
Она подняла бровь:
— О том, что случилось с Наной?
— Да, конечно, об этом тоже, но… — Хоуп снова посмотрела на Руби и покачала головой, как будто не хотела говорить больше, но знала, что должна. — На самом деле есть кое-что более важное, что мы должны обсудить в первую очередь.
— Более срочное, чем убийство нашей бабушки?
Хоуп неловко поежилась:
— Вообще-то, да. Потому что я не могу говорить с тобой о бабушке, пока не расскажу тебе правду о нас.
— О нас? — Мэллори потерла глаза: — Ты имеешь в виду, ты и Руби? Вы как… вместе?
Руби рассмеялась так сильно, что фыркнула:
— Ради луны, Мэл, не говори глупостей. Я, может, и сексуально раскрепощена, но на твою сестру не запала.
— Эй! — надулась Хоуп. — Ты могла бы увлечься мной. Это ведь не самая безумная вещь в мире, правда?
— Ну вот, опять. Сколько раз я должна повторять тебе, что ты просто не в моем вкусе? Ты даже не любишь женщин, так какая разница? — Руби указала пальцем на Мэллори: — Это твоя вина.
— Моя вина? Это вы ведете себя странно и устраиваете засаду, как только я просыпаюсь, говоря, что вам нужно поговорить со мной о чем-то важном.
— Да, о колдовстве, а не о каком-то тайном романе, который завязался между мной и твоей сестрой.
— Руби! — Хоуп взвизгнула, глаза ее расширились, а Мэллори фыркнула.