Дамнат (СИ)
(За два года странствий с ним Лив привыкла к неприхотливой, можно сказать, к аскетичной пище).
— Я узнал, где искать дамната, — ответил он после краткого раздумья. А потом… улыбнулся и добавил: — И еще у меня сегодня день рождения. Выпьешь пива?
— А почему бы и нет? — весело ответила она, протягивая руку к кружке с пенным напитком.
Но после первой радости от того, что Адриан наконец-то, хоть чуточку, и так неожиданно приоткрыл дверь на пути к ней как к другу, а не просто как к тени рядом, пресловутому капкану, известие о том, что дамнат обнаружился, вмиг наполнило сердце смутной тревогой.
Лив нахмурилась и он, словно почувствовав ее беспокойство, сказал:
— Он в Вехании. В селении под названием Лесной Удел. Это у самой границы Вечных Гор. Неделя, может, больше. Возьмём лошадей, доберемся быстрей.
— Как ты узнал?
— Получил сигнал от самого.
— От… от камилла? Во сне?
— Во сне, Лив. Как же еще? Только старик на такое и способен. Мерзавец сам вскрылся.
— Как мы его узнаем?
— Узнаем, поверь.
Капканщик откинулся на спинку стула.
— Это будет главным делом моей жизни, — проговорил он, закрыв глаза и глубоко дыша, словно вдыхая некий неповторимый аромат. — Безусловно, главным. Поймать подлеца дамната. Из-за кого всё и произошло. О-о!.. Это непременно нужно отметить, Лив. Мне даже дышать стало как-то легче. Надо же…
Лив молча кивнула. От былой радости не осталось и следа. Не зная почему, но предстоящее дело всё больше и больше пугало.
Они остановились на ночлег в заброшенной лачуге, случайно обнаруженной в лесу, в стороне от тракта. Лачуга — покосившаяся, с прорехами в крыше, стены поросли мхом, — подвернулась очень даже кстати: небо нахмурилось, грозя разразиться ливнем.
Нет, подумала Лив, нахмурилось — не то слово. Небо затянулось тучами очень даже устрашающего вида, налилось до предела.
И вечером ливень грянул, с молнией и громом, от которого сотрясались стены ветхого домика. Лошадей пришлось завести внутрь, что мало помогло — крыша протекала как решето.
Тем не менее, было в этом ненастье что-то завораживающее, и в то же время угнетающее. Лив почему-то вспомнила, как бегала под таким вот дождем, громко шлепая босыми ногами по теснящейся в дорожной колее воде, по мокрой, тяжелой и колючей траве. Мать ругалась, мать грозилась отлупить ее, но Лив, охваченная каким-то неземным ликованием, неслась куда-то, а вслед ей тревожнолаяла, спрятавшись в будке ее любимаялохматая Неста.
Как предавалась мечтам, закопавшись в пряное сено. В раскрытые ворота сенницы врывался косой дождь. В неистовом водяном вихре гнулись деревья; бежали с полей, укрывшись чем попало, запоздавшие пахари; пастухи погоняли коров и овец, отчаянно сквернословя…
Как плакала у себя в комнате, уткнувшись лицом в подушку, отвергнутая… как же его звали-то? А дождь сочувственно бил в стекло.
Это было так давно. Кажется, в прошлой жизни ей пришлось распрощаться с мечтами о первом поцелуе, о семье, об огненно-рыжей дочке — непременно огненно-рыжей! — которая обязательно будет хохотушкой; о конопатом, может быть, сынишке — нескладным, неуклюжим, но серьезным, как всякий мальчишка, пытающийся выглядеть взрослее, чем он есть. Она будет готовить им горячие пшеничные лепешки и клубничный пирог и рассказывать сказки на ночь. О Принцессе-жабе, о Полуденной Деве и рыщущем в ночи призраке Печального Рыцаря. А дети будут смеяться, и визжать от страха. А потом она обнимет мужа. Муж будет пахнуть махоркой, потом, щетина будет колоться… Он поцелует ее и шепнет, своим глубоким бархатным голосом что-то бесконечно нежное. Он скажет ей, что любит ее…
Любит ее… Ах, опять этот воображаемый, но такой близкий Адриан… Где же ты, милый мой Адриан?
Невеселые мысли переполняли Лив весь вечер. Скудный ужин и шквальный поток воды, с гневом, как ей чудилось, трепавший этот всеми богами позабытый край, только усилил их.
Капканщик стоял под дырявым козырьком на пороге, и молча, угрюмо (всё как всегда, пропади он пропадом) взирал на завесу дождя, поливавшую раскачивающиеся деревья и жалобно гнущуюся траву. Капли стекали с лица, словно высеченного из камня.
Она нашла место более-менее сухое, расстелила плащ и предалась размышлениям.
Лив никогда так не боялась, как в последние дни. Всё из-за человека, которого им предстояло «сковать», или «взнуздать», как любил выражаться Рогволод.
О дамнате она знала крайне мало. В Батхосе вообще люди предпочитали больше помалкивать. Поговаривали, что дамнат был (и есть — иначе, зачем они здесь?) необыкновенно могущественным магом. Единственным в своем роде.
Но от бдительного ока Лив не ускользнуло, что некоторые обитатели Батхоса, — старые служки Предвечного, бывшие правоверные маги, променявшие свою религию на служение Рогволоду и помогавшие ему в его дьявольских делах, — лишь усмехались в ответ на эти слова. Или ей померещилось? Может, за усмешкой таился страх? Может и так, она ведь такая фантазерка.
Еще она слышала, что мать дамната была убийцей. Настоящим исчадием ада. Но самое главное — что послужило причиной Проклятой Ночи, что же там случилось, — всегда находилось под жесточайшим запретом. Вроде как всё произошло по вине Рогволода, или тех, кому он служил до своего возвышения. С другой стороны, вот Капканщик уже обмолвился однажды, что именно дамнат нёс вину… или как он там сказал?
Лив вздохнула. Если она начнет думать об этом, то наверняка забредет в мыслях в далекие дали.
Деревня Лесной Удел — всего-то десяток домов — примостилась на узком участке земли, между порожистой речкой и горами, густо поросшими хвойным лесом. С гор спускался клочковатый туман, окутывая речку призрачной дымкой. Двускатные крыши срубов выглядывали из тумана, словно спины диковинных зверей.
— Нужно переправится на ту сторону, — озвучила Лив в общем-то очевидную истину. Капканщик бросил на нее равнодушный взгляд, в котором всё же проглядывалась толика раздражения.
Они стояли подле хлипкой сторожки. Рядом находился паром — простой плот с бортами. На нем лежали скатанный в бухту трос и четыре длиннющих шеста. Ни слова не говоря, Капканщик вошел внутрь.
Паромщик — взлохмаченный парнишка — вылетел из сторожки с жалобным криком. Так же мрачно и отрешенно Капканщик схватил несчастного за шиворот, будто какого-нибудь котенка, потащил к реке и окунул в воду.
Кажется, он держал его под водой нескончаемо долго. Лив шагнула было в их сторону, но заставила себя смириться. Лучше не злить спутника понапрасну. Да и потом, сама тоже взвинчена. Нескончаемо долго — это ведь по ее понятиям. А на самом-то деле, может прошло всего несколько секунд.
— Чё вам надо?! — захлебываясь, заорал паромщик. Вода струилась по плоскому лицу. — Вы ж чё? Вам же ж за это…
Капканщик захотел вновь искупать бедолагу, но Лив не выдержала:
— Оставь его.
На какое-то мгновение Адриан задумался и отпустил парня. Паромщик отбежал, отплевываясь и высмаркиваясь.
— Нам нужно переправиться на тот берег, — обратилась к нему Лив. — Позарез нужно, понимаешь?
— Да кто ж против? — ответил паромщик. — Да я… я ж вот он. Надо, так скажите. Только сейчас нельзя. Туман, ёж твою мать. Бестия ж коварная. С ней шутки плохи.
— Бестия?
— Ну вот… речка. Бестия.
— Ладно, — изрек, наконец, Капканщик. — Подождем.
— Ну, а я о чем! Щас туман рассеется. Пара часов, господа.
На этом разговор закончился. Паромщик, которого Лив про себя нарекла Подсолнухом, удалился в сторожку, где устроился с обиженным видом, изредка громко и совершенно неожиданно чертыхаясь.
Спустя час туман рассеялся и заморосил дождик. Подсолнух вышел и, стараясь не глядеть на Капканщика, так и простоявшего на берегу в полной неподвижности, стащил паром на воду, обнаружив недюжинную силу и ловкость.
— Хватайте, — сказал он, бросив им шесты. — Будете помогать.