Дамнат (СИ)
— Кто это был?
— Без понятия, Лив. Я его уже давно приметил. Потому-то и решил, что впереди село. Это ты дальше носа не видишь. Поехали.
Двинулись дальше. К счастью, изматывавший их все последние дни моросящий дождь — мга, как говорил Капканщик, — прекратился. Поднялся холодный ветер, подсушивший землю и путники наконец-то оседлали коней.
Они миновали несколько брошенных деревень. От некоторых остались лишь напоминания в виде брошенных тут и там бревен и вросших в землю и опутанных растительностью плугов, телег, колес. В каждом из них они замечали чумазого мальчишку. Вскоре путь вывел на торфяное болото.
Дорога петляла между темных озер и одиноких деревьев. Ветер гнал серые тучи. Иногда на обочине, наполовину в воде, меж стеблей камыша и болотницы торчали кости и ребра животных. Так прошло часа два, пока впереди не показались какие-то хибары. Из труб вился дымок.
Поселение представляло собой кучку лачуг, ветшающих под напором безжалостного времени и неприветливой Ткемы. Посередине находилась, будто спящее чудище, уродливая, полуразвалившаяся печь для обжига. Рядом сваленные в кучу битые кирпичи, куски торфа, сгнившее сено, черепки от посуды. Из лачуг выглянули такие же чумазые люди, как и встретившийся им по пути мальчишка. Большей частью женщины, старики и дети. Все с ярко-синими глазами.
«Магия!»
В виски кольнуло острой болью, в глазах на мгновение помутнело. Видящая привычно глубоко вдохнула, адаптируясь к натиску чужеродной энергии. Но нет, ей не полегчало. Напор был слишком силен.
Здесь жил мощный архаит. Шаман или ведун. Дамнат? Уже обосновался? Нет, тут же отвергла мысль девушка. «Колдунья, ведьма», — почему-то показалось ей. Отчего-то в этой стихии, накатывающей беспорядочной хаотичной массой, почудилась женская природа.
У печи стоял, опираясь на посох, дед с благообразной седой бородой и кустистыми бровями, в черном до пят балахоне. За ним прятался, держась за штанину, тот самый пацан, следивший за ними.
Лив остановилась, спешилась.
— Что такое, Лив? — нахмурился Капканщик и по привычке потянулся за мечом.
— Тут очень много магии, — прошептала, кривясь от боли, Лив. — У меня аж висках застучало.
— Значит, он здесь… Он ведь здесь, Лив? Нет? Так и знал…
— Не сейчас, Капканщик. Дай мне собраться. Поговори с ними. И будь повежливей.
Дед — несмотря на плохое самочувствие, она успела назвать его Боровиком, — подошел, важно опираясь о посох.
— Кто такие? — поинтересовался он скрипучим голосом. — Зачем пожаловали? Живорь сказал, что вы убили крепчей Обатуры. Можно спросить: за что? С тем ли к нам пришли? Мы люди мирные…
Живорь все так же цеплялся за штанину Боровика и пускал сопли. По его выражению невозможно было понять, боится он или нет. Пустое, безэмоциональное лицо.
Капканщик осмотрелся, сплюнул, отхлебнул из фляги.
— Живорь — это вот этот прыщ, я правильно понял? — Капканщик кивнул на мальчишку.
— Да, уважаемый, правильно. Мой внук.
— Вот же проныра… А вас как зовут, почтенный?
— Мирту. В общине нашей меня все более Твердом кличут.
Капканщик взглянул на Лив. Девушка вынула из сумки флягу с самогоном из запасов Индро-трактирщика, выпила, поморщилась и прислонилась лбом к крупу коня.
— Так, Тверд, — протянул Капканщик. — Еще вопрос, с твоего позволения. Обатур — это одноглазый головорез из ближайшей крепости на северо-восток отсюда?
— Потому я и Тверд.
— Чего? Я не понял, ты о чем?
— Да то Твердь, крепостишка, кою вы упомянули только что. Когда-то я был ее комендантом.
— Так ты из полуденников… Вот оно что. Старик, ты понимаешь, кто мы?
— Уже понял. Вы из собирателей.
— Собиратели, надо же… — Капканщик опять посмотрел на Лив. Она понемногу приходила в себя. Незаметно их обступили селяне. Все смотрели так же как и Живорь — как безмозглые животные. — Не очень оригинально. Итак, Мирту, или Тверд, расскажи мне о — как их? — крепчах! И Обатуре.
Дед, казалось смутился.
— Разбойники оне, как же иначе.
— Вы как-то связаны?
— О нет! Вы что ж?
— Врешь, старый прохиндей! Я, конечно, не видящий, как моя спутница, но…
Мирту внезапно перекосило от ужаса.
— Оне… Оне — всевидящая? — пролепетал он.
Лив краем глаза успела заметить, как одна из баб стремглав помчалась прочь.
— Капканщик, не дай ей убежать! — крикнула она. Охотник не заставил себя ждать, пришпорил коня. Засвистел аркан и несчастная баба плюхнулась лицом в грязную жижу. Лив дрожащей рукой нашарила в сумке шкатулку. Мирту, выкрикнув что-то неразборчивое, взмахнул посохом. Селяне, словно марионетки, повинующиеся кукловоду, нехотя двинулись на нее.
Она, наконец, сдернула заевшую застежку на шкатулке, чувствуя прикосновения множества холодных рук. Укротитель сверкнул на вытянутой над толпой руке. Мирту выронил посох и, падая, сжал голову.
— Не надо! — запричитал он. — Не надо!
У Лив мутилось в глазах. К горлу подступила тошнота. Толпа, так же нехотя, сонно, отступила. Капканщик волоча бабу, словно куль с зерном, подъехал к девушке. Отпустил беглянку. У нее задралась юбка, обнажив багровые пятна, как после побоев. Селянка с поразительным безразличием встала, стянула с себя петлю, отряхнулась и побрела к своим. Капканщик приставил меч к горлу корчащегося в муках старика.
— Только попробуй выкинуть еще что-то подобное, паршивец, и ты умрешь.
— Да, да! Только уберите погань! Уберите тотем-погань, прошу! Смилуйтесь, прошу!
Лив с облегчением вернула вещицу на место.
— Так, старый, — сказал Капканщик не сулящим ничего хорошего тоном. — Мы должны поговорить.
В избе Мирту пахло плесенью или даже гнилью. На изъеденном червями столе стояла плошка с лучиной. Огонек, подобно пойманному мотыльку, жалобно трепыхался. В печи начали потрескивать дрова, тут же напустив внутрь дым, отчего у девушки заслезились глаза и запершило в горле. На деревянных тарелках — холодные вареные корнеплоды, похожие на репу, засохший хлеб и пучки зелени. В глиняном кувшине — пахнувшее рвотой питьё, которое хозяин называл «добрым хмелем». То что это был хмель, Лив не сомневалась, но насчет доброты можно было поспорить. Тем не менее, Капканщик, после Боровика, конечно, опрокинул кружку даже не поморщившись.
— Приоткрой дверь, что ли, Мирту, — попросил Капканщик. Он выпил еще кружку и уже слегка опьянел. — Трубу давно не прочищал?
— Та всё некогда, гости добрые. — Мирту сих пор косился на нее.
— А рабы твои на что?
— Та какие ж оне рабы? Оне свободные…
— Что-то мне так не показалось.
— Та не, не… Оне уставшие. Непростая жизнь у нас здесь. Глухомань!
— И разбойники.
Капканщик, прищурившись, смотрел на Мирту. Хозяин замялся.
— Вы имели с Обатуром связь, не так ли?
— Какую связь с лиходеями? Мы-то люди мирные… С лиходеями не знаемся…
— Не заговаривай нам зубы! — вдруг выпалила Лив. — Скажи нам, где она?
— Кто? — Захлопав глазами, спросил Мирту.
— Ты о ком, Лив? — в свою очередь поинтересовался Капканщик.
— Куда побежала та женщина? Кого хотела предупредить?
— Откуда ж я знаю? Бабы, оне дурные же, известное дело… простите. Здешние бабы умом не отличаются. Может, испугалась…
Мирту подобострастно улыбнулся и налил Капканщику еще пойла.
— Вы выпейте, мил человек. За добрую беседу нашу…
— Не пей, Капканщик! — попросила Лив. — Боровик что-то скрывает…
У Лив опять помутилось в глазах. Здешняя диковатая магическая аура — чем-то похожая на архаическую, как у вехан — путала мысли. Не переставая болела голова.
— Знаешь что, Лив. — Капканщик очень часто превращался в умника спьяну. — Ты лучше иди, поспи, что ли. У тебя скверный вид. За меня не бойся. Я расколю дедка, не сомневайся.
Заскрипела дверь, внутрь зашел Живорь. Встал сзади Капканщика, все такой же… неживой.
— Я таких, как этот жулик… — Лицо Капканщика начало расплываться. Она хотела крикнуть ему: «осторожней!», но слова застряли в горле… — Знаю таких, как облупленных… Не-е, меня не проведешь…